В том, что он преодолеет препятствие, Лерран не сомневался. Перед глазами всплыло странное поведение меданы, рваные пятна румянца на скулах, запинка в рассказе про сад, словно сболтнула лишнее, и невольный взгляд в сторону деревунов.
Лерран постоял, сложив руки на груди. Солнце, прорвавшись сквозь взбитые сливки облаков, заигрывало с золотыми вкраплениями на зелёном камне и нежно согревало макушку. Обернулся. Муйба стояла в трёх шагах от него – глаза опущены, руки аккуратно сложены на переднике. Почтительная поза, но вряд ли уважение там, за прикрытыми веками.
– Думаю, пора завтракать, – сказал он спокойно и улыбнулся той самой улыбкой, которая вышибает дух.
Медана метнула в него взгляд и застыла, не в силах оторваться от его лица. О да, он знает, как легко ломаются шаблоны. Слегка наклонил голову и махнул ресницами, пряча блеск глаз, и не спеша пошёл в направлении к замку. Бирмуна, очнувшись, шагала сзади, не решаясь поравняться.
Вот так, проиграв, он давал понять: не всё так просто; давал почувствовать: его не просчитать и не разложить на фрагменты, не прочитать, как книгу; в нём – шифр без ключей, сломаешь голову, пока найдёшь правильное решение. Если найдёшь. Потому как у него в карманах есть десяток-другой масок, которые собьют с толку и поведут по ложному следу.
Глава 10 И был день пятый
Дара
Мы двигались по горной дороге – казалось, ни вверх, ни вниз, а на одном уровне. Вокруг камни да скалы, кое-где облезлые кустики, курчавая трава, слегка прибитая морозом. Дорога, скрученная в длинную спираль, ровную и унылую, довольно сносная: фургоны да возы едут спокойно, лошади идут резво, тянут нас и поклажу вперёд.
Иранна сказала, что мы объезжаем Зоуинмархаг стороной. Через город путь короче, но нам там не рады. Раграсс, стоило кому-нибудь заикнуться о Зоуинмархаге, нехорошо сверкал глазами и показывал клыки. У него это вообще фишка. Такое впечатление, что строптивый малыш, которого без конца одёргивали и унижали, наконец-то вырвался на волю и безобразничает всласть. Например, демонстрирует клыки по поводу и без.
– Пусть наслаждается, – жизнерадостно улыбнулась Росса, когда я попыталась заикнуться об этом. – Мохнатки – рабы, и дело не в том, что им приходится тяжело работать. Человек подавил их сущность. Им запрещено прилюдно менять ипостась, носить кожаную одежду, поднимать глаза и много ещё чего по мелочи, в каждом городишке – свои дополнительные ограничения. Но это всё равно что котёл поставить на огонь и плотной крышкой закрыть: в какой-то момент обязательно рванёт.
– Ну да, помню, – передёрнула плечами, вспоминая знакомство с Раграссом на ярмарке.
– Он упивается безнаказанностью. А ещё свободой, – понизила голос Росса. – не суди его за это. Думаю, в более людных местах, он будет благоразумнее.
– Хотелось бы верить. Интересно, что у него в этом городишке не срослось? Там, на рынке, он был такой деловой, и вдруг, неожиданно, – опа! И уже с нами.
Лендра смеётся одними глазами и перебрасывает карты с ладони на ладонь. Удивительное зрелище. Можно смотреть часами, но я ни за что ей в этом не признаюсь. И никогда не попрошу подержать карты в руках, хотя очень хочется.
После переполоха с Жерелью прошло три дня. Офа очухалась, но неизменно шарахается от кровочмака: она совсем лицо потеряла, когда ей в подробностях рассказали, кто её к жизни вернул.
Айболит следует за нами на расстоянии.
– Так будет лучше, и для людей спокойнее, – сказал, пристально глядя мне в глаза. Я и сама немного тушуюсь, когда он так смотрит. У него не прямой, открытый взгляд, а сверкающий омут из-под ресниц и полуопущенных век.
Я не боялась его от слова «совсем». Верите: Геллана иногда больше страшилась, чем этого лохматого кровососища. Несуразная обезьяна-паук, длиннорукий уродец. Но стоило поколыхать ему за ширмой век тёмно-вишнёвым взглядом, я видела нечто другое.
Никому не признавалась, чтобы не подумали: Дашка совсем рехнулась. А только виделся мне Айболит чем-то таким красивым и притягательным, когда хочется расшибиться ради него в лепёшку, совершить подвиг, коня на скаку остановить, отыскать священный грааль и победить великана.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Не смотри ему в глаза долго, – на второй день безразличным голосом, словно промежду прочим сказал Геллан.
Я встала в позу свиньи-копилки – сделала стойку:
– Почему это?
– Он сорванный. – и замолчал. Обожаю его манеру говорить кратко, не объясняя ничего!
– Многоуважаемый властитель! Безусловно, все на Зеоссе умные, красивые и мысли читать умеют, но мы нездешние, тупые, может, снизойдёте со своих высот до нашего нижайшего уровня?
Тихо прыснула Алеста, что с отрешённым видом ошивалась рядом – видать облаками любовалась и воздухом дышала, а как по мне – подслушивала слегка, совсем чуть-чуть. Но я её не осуждала: сама б, наверное, сделала то же самое.
– Дара. – бездна строгости в четырёх звуках. А ещё… раздражение? Недовольство?
– Я попрошу Айболита, и он тебя укусит, – душевно, доверительно изрекла я. Геллан моргнул. И выражение лица сразу такое… словно проснулся и не поймёт, где он. Йесс! Разморозился!
Алеста сжимает губы так, что они в зубы вдавились. Представляю, сколько энергии она потратила, чтобы не хихикать.
– Он сорванный, Дара, – повторился чурбан властительный, – а это значит, что у него постепенно возвратятся все инстинкты и возможности. Притягивать взглядом потенциальных жертв – часть его силы.
А, ну ясно. Переживает, как бы Айболит не затянул меня волшебными глазищами и не съел на обед.
– Ты в этом уверен?
Геллан дёрнул плечом и уставился вдаль.
– Никто не может быть уверенным в этом. – мягко сказала Алеста. – лет шестьсот кровочмаки запечатаны, а мы столько не живём. Никто из нас не видел настоящего, незапечатанного кровочмака, и лишь по легендам знаем, на что они были способны. А так это или нет, где вымысел, где ложь – не разберешь.
– Как же трудно с вами, – вздохнула я, – ничего толком не знаете о своей земле. Только догадки да предположения, сказки неправдоподобные. У нас рядом живой кровочмак, а мы гадаем да судим.
– Ну, живой – это ты очень оптимистично заявила.
Ещё одна заноза – Росса нарисовалась.
– В чём сыр-бор, собственно? – огрызнулась резко. – Хорошо, Айболит неживой, в глаза ему буду смотреть осторожно. Не зря он от вас по кустам ныкается. Злые вы.
Геллан шутки через раз понимает. Челюсти сжал, кивнул и ушёл – у него и без бесед дел хватало.
– Зачем ты его дразнишь? – тихо спросила лендра. – Ему и так тяжело.
– Знаю, – вздохнула я, – но вот в такие моменты он становится дубина дубиной деревянной. И ещё вопрос, кто из них неживой – Геллан или Айболит.
– Не всем дано жить чувствами, Дара. Для тебя это просто, как дышать. А кому-то сложно, почти невозможно, особенно если…
Росса запнулась, закусила губу и бесцельно потасовала карты в руках.
– Что если?.. Договаривай!
– Это не моя тайна. – лендра отвела взгляд. – Может, поймёшь когда-нибудь. Или почувствуешь. А может, он сам расскажет однажды. Но я бы на это не надеялась.
Мне перехотелось спорить. Что толку? Тут хоть в глубоком реверансе раскорячься – не поможет. Не думать об этом – и всё. Так проще и спокойнее.
Тихо завибрировал и нагрелся мой кинжальчик. И хотя я уже научилась немного «понимать» его, всё равно напрягалась. Кинжал «чувствовал» приближение Айбингумилергерза.
– Наши вампиры боятся света, – сказала я не оборачиваясь. – а ты шастаешь и днём, и ночью. И ничего тебе не делается.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Довольный смешок:
– А у вас есть вампиры?
Я обернулась и посмотрела на лохматое чудище:
– Ни разу не встречала, – ответила честно, – считала, что это байки. У нас вообще много всяких сказок, страшилок про ведьм, разную нечисть. И о вампирах в том числе. Но это не значит, что они существуют.
– Легенды не появляются из ниоткуда.
Он изрёк слова весомо, с подтекстом, будто хотел подтолкнуть меня под колёса грузовика.