Читать интересную книгу "Фантастика 2025-64 - Сергей Александрович Богдашов"

Ой, ну какая я тебе тётя! Прекращай уже, ты ведь императрица Изумрудного архипелага!

— За две сотни лет даже Повелитель не смог заставить меня говорить ему «ты». Так что…

Асэми и Лаппи рассмеялись и крепко обнялись. У обеих по щекам бежали слёзы.

К алтарю подошёл Лич, он обратился к Тайхарту:

— Владыка, я обещаю сохранить мир до вашего возращения. Можете на меня положиться!

— Знаю, старый друг! — ответил Тайхарт и протянул руку.

Лич со всей почтительностью принял рукопожатие и печально захлопал своей челюстью. В пустых глазницах некроманта почти потухли зелёные огни. Его проклятая душа скорбела.

Последней провожающей была матушка Ини. Жрица подошла к Тайхарту и протянула небольшой свёрток.

— Держи, сын Тьмы.

— Что это? — спросил Тайхарт, принимая подарок.

— Внутри путеводный камень, — пояснила матушка Ини. — Он поможет вернуться назад.

— Хм…

— Это прощальный подарок. Я уверена, что у тебя и наследницы всё получится. Тэнашай мёртв, его проклятье больше не властвует над мёртвым миром. Асэми станет Богиней Трёх Лун! Она возродит свой дом, вот увидишь…

— В ней я не сомневаюсь, — вздохнул Тайхарт. — И всё же меня что-то гложет…

— Всё будет хорошо! — заверила матушка Ини.

— Об этом вам сказало ещё одно пророчество?

— Ох! Ты ведь знаешь, что я давно утратила способность заглядывать в будущее…

Матушка Ини хитро улыбнулась, приложила свой лоб ко лбу Тайхарта и прочитала благословение. Из ниоткуда послышался звон колокольчиков, словно маленькие ложечки стучали по хрустальным бокалам.

— А теперь ступай, сын Тьмы! И спасибо тебе за всё! — произнесла жрица и отвернулась, чтобы скрыть печаль.

Тайхарт вернулся к Асэми и спросил:

— Попрощалась с драконом?

— Да, Повелитель! Жаль, что мы не можем взять Зубастика с собой…

— Запечатанные в нём силы могут помешать нашему плану.

— Знаю… — печально ответила Асэми и посмотрела вперёд.

Алтарь был переполнен Лунной магией. От обилия энергии обелиски гудели и заставляли землю дрожать. Магические камни ярко светились и порождали редкие молнии. Круг из символов переливался и искрился, словно был заполнен расплавленным металлом.

Тайхарт протянул Асэми руку и спросил:

— Ты готова, Огонёк?

— Да, Повелитель! Но мне немножко страшно…

— Матушка Ини сказала, что нас ждёт успех.

— Ох! Теперь мне стало ещё страшнее!

Асэми хихикнула и прижалась к Тайхарту. Они сделали шаг вперёд и растворились в луче белого света.

Роман Артемьев

Наследство Ушедших

Часть 1

Глава 1

В городах отражаются эпохи и люди.

Пусть смутно, но я помню Питер. Санкт-Петербург, Петроград, Ленинград и, что приняли далеко не все жители, снова Санкт-Петербург. Столица империи, со всеми её блеском и грязью, навсегда оставшаяся таковой. Очень разные люди, гордившиеся местом, в котором живут. Холодный, равнодушный, надменный город, не любящий чужаков.

Берёзов иной. Тоже столица, только не империи, а княжества, самого восточного из славянских княжеств. Жителей намного меньше, постоянных всего тысяч тридцать, не более, и почти четверть взрослых мужчин носят воинский пояс. За последние пять сотен лет город уничтожался дважды — один раз орда пришла, во второй, сто лет назад, тогдашний князь в многовекторность доигрался. С тех пор не всех соседей у нас любят, да… Каменных строений почти нет, даже опоясывающие кромник стены деревянные, даже Обители выращены из деревьев. Дома в лучшем случае двухэтажные и позволить себе этакую роскошь могут только бояре. Живет народ подворьями, одно подворье — одна семья, причем не «папа, мама, два ребенка», а не менее десяти человек, три-четыре поколения под властью матерого патриарха.

У нашего рода в городе своего подворья нет, поэтому во время наездов останавливаемся на принадлежащем сотне. Таких, можно сказать, общественных, здесь тоже немало. Они относительно небольшие и больше похожи на постоялые дворы, но с отдельными комнатами на два-три человека, что по местным меркам — бешеный уровень комфорта.

— Тиша!

Кричал дядя Милорад, и я поторопился закончить расставлять мешочки с зельями на полке. Да, именно кожаные мешочки с деревянным кольцом у горла. Стеклянные флаконы здесь есть, и много, только они дороги и ради хранения обычных простеньких стимуляторов их никто использовать не станет.

— Держи, — едва я вышел из пристройки, дядя сунул мне в руки берестяной короб. — Убери подальше.

Выглядел он потрепанным, со слегка надорванным рукавом рубашки, и я рискнул спросить:

— Что-то случилось?

— Напали на меня, хотели это, — он взглядом указал на короб, — отнять. Так что по улицам ходи осторожнее.

Нелишнее предупреждение. Из-за готовящегося похода у нас внезапно появилось множество врагов, причем некоторые из них очень влиятельны. С другой стороны, персон, заинтересованных в успехе, всё-таки больше.

В принесенном коробе оказались флаконы с клеймом Обители Исцеляющей, и я спрятал их в местечко потемнее. Зелья, подстегивающие регенерацию, стоят не меньше серебрушки за дозу, будет обидно, если они испортятся из-за неправильного хранения. Не говоря уже о том, что накажут меня старшие без жалости. Так-то они к излишней жестокости не склонны, просто считают, что отроку лишняя розга не повредит, особенно если порют за дело.

Дверь скрипнула, в проем просунулась голова Завида:

— Молчун, ты к Синеокому идешь? — я кивнул. — Пошли вместе, мне тоже туда.

Молчун — это я. Вообще-то говоря, моё внешнее имя, известное всем, звучит как Тихомир, близкие зовут Тишей. Просто в раннем детстве, когда память начала просыпаться, я старательно держал язык за зубами, чтобы чего случайно не ляпнуть, и привык больше помалкивать, чем говорить. Так прозвище и возникло.

Стоило мне выйти во двор, Завид пристроился рядом и принялся болтать:

— Представляешь, Заяц, сын Мещери, с Истомой-кожевенником подрался, да крепко так, мало до ножей дело не дошло. Никак Горицу, ту, что племянница Ждана-кузнеца, поделить не могут. Еле растащили.

Два парня чуть ли не насмерть бьются ради девушки, беременной от третьего, причем родня их дружно поддерживает. В нашем мире крутили бы пальцем у виска, но местные считают иначе. Раз в шестнадцать лет дите понесла, значит, не пустоцвет, ещё нарожает, брать в семью такую не просто можно — нужно. Если до конца доносит без выкидыша, то и без приданого возьмут. А то, что у ребенка кровь другая, никого не волнует. Муж младенца на руки возьмет, идолу предков покажет, губы своей кровью помажет, и всё — в род принял, теперь родной сын.

— Ты к Ждану ходил?

— Ага, там про