Адриен обернулся. И как раз вовремя. Бородатый воин, которого он только что опрокинул навзничь, поднялся на ноги и атаковал. Язычник издал пронзительный боевой клич.
Удар мечом он нанес скорее с яростью, чем с ловкостью. Рыцарь даже не стал утруждаться и парировать его. Он увернулся и позволил мужчине пройти мимо; увидел, как его белый жеребец затоптал до смерти еще одного друснийца. Иногда собственный конь внушал ему страх!
Противник взял себя в руки и снова пошел на рыцаря. На молодого человека обрушился град ударов. При этом варвару хватало дыхания на то, чтобы выкрикивать в лицо врага оскорбления, касавшиеся личной жизни матери Адриена.
— Ты тоже молишься богу синих священнослужителей?
Юноша отступил на шаг.
— А что?
— Все говорят, что белый рыцарь служит Тьюреду. Забудь этого бога. Это бог для слабаков и беззубых старых женщин.
Не бог воинов. Вчера мы поймали одного из синих священнослужителей. После того как отрезали ему два пальца, он, повизгивая, лизал всем ноги. Никакой священнослужитель из наших рощ мертвецов не сделал бы подобного, хоть сколько его бей. А твой даже поцеловал лошадь в зад, только чтобы мы отпустили его.
— Что вы с ним сделали? — холодно поинтересовался Адриен.
— То же самое, что я Сделаю с тобой. Мы отрезали ему член и бросили охотничьим собакам. Ты бы видел, как…
Клинок Адриена устремился вперед. С быстротой стрелы.
От прямого удара зубы друснийца разлетелись на куски, прежде чем сталь вонзилась в горло.
Адриен рывком высвободил оружие.
За спиной он услышал шлепанье сапог по грязи. Они близко! Юный рыцарь опустился на колено, а его меч устремился под левую руку. Сопротивления он не почувствовал. Не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, что клинок вошел примерно на ладонь ниже пупка мальчика.
Молодой человек слегка провернул оружие и выдернул его.
Захрипев, противник рухнул Адриену на спину. Воин Тьюреда оттолкнул его.
Однажды твое проклятое рыцарство все же погубит тебя.
Нельзя поворачиваться к врагу спиной, когда есть возможность убить его!
— Вот в этом и заключается разница между нами.
Нет, это было просто глупо!
— Должна же быть разница. — Юноша посмотрел на мертвых и умирающих. — Должна быть разница! Нельзя, чтобы все были одинаковыми! Иначе все происходящее здесь было бы безумием!
Белый жеребец засопел.
Шум битвы впереди, в лесу, стал стихать.
Ты опоздал.
Адриен взлетел в седло. Этого не может быть. Где-то там, впереди, был человек, которого все называли Толстяком. Последний из стражников города Нантура, переведенный в Друсну и оставшийся в живых. Последний человек, который мог рассказать, что сталось с Элодией.
Без руководства
Балдан ничего не понимал. Они отказались отступать! Вместо этого они собирались прислать подкрепление. Шесть тысяч кобольдов-арбалетчиков. Они не позволили ему второй раз говорить перед Советом Короны.
— Не нужно принимать это на свой счет, — спокойно произнес отец. — За всем этим кроется больше, чем ты можешь предположить. Они опасаются, что, если отойдут в степь, это станет сигналом для недовольных в Альвенмарке. Экспроприация крупных состояний, упразднение денег и кодекс троллей превратили многих могущественных мужчин и женщин в заклятых врагов Совета Короны. Если хочешь создать справедливый мир, то конфликт с правящей элитой неизбежен. Простым крестьянам и ремесленникам стало легче. Радостно смотреть, как расцветает их жизнь, понимать, что толстосумам приходится туже затягивать пояса, потому что теперь сложнее богатеть за счет других.
У Балдана возникло чувство, что с ним говорит незнакомец, настолько сильно изменился отец за последние годы. Они в буквальном смысле говорили на разных языках. Слова Андерана звучали как один из памфлетов Элийи Глопса.
— В степи каждый день умирают за твои идеи, отец. Оно того стоит?
— Если хочешь изменить мир, приходится приносить жертвы… — Ответ прозвучал так быстро, Балдан почувствовал, что он заучен. Похоже, это понял даже отец. Он замолчал — смутился. — Мне жаль, что дети альвов гибнут… Весь этот ужас, с которым ты там сталкиваешься… Но караваны в Снайвамарк важны. Груз должен достичь севера в целости и сохранности!
Нам нужно продержаться десять лет, затем все изменится настолько, что старому уже не вернуться. Каждое изменение означает боль и недовольство. Но мы не имеем права забывать о цели. А цель наша очень почетна. Она оправдывает все жертвы.
Наше общество подобно бабочке! Жадная, разрушающая все на своем пути гусеница, бич крестьян, вот чем было общество эльфов. Но скоро окукливание закончится. И то, что выйдет из сброшенной кожи прежней жизни, будет чудесной бабочкой!
Наверное, Балдан слишком сильно привязан к старому миру, чтобы извлечь что-то из этой фразы. Он будет выполнять приказы. Он выбрал путь воина. То, что происходит здесь, в замке Эльфийский Свет, ему чуждо. Он не знает даже, что находится в тяжелых грузовых ящиках каравана в Снайвамарк, за который идет такое ожесточенное сражение.
— Ты проводишь меня к звезде?
Андеран кивнул.
— Рад был видеть тебя, сын. У нас было слишком мало времени. Хотелось бы мне иметь возможность рассказать тебе больше о чудесах нового мира, который мы создаем. Я чувствую твое неодобрение. — Он приветливо улыбнулся Балдану. — Я твой отец. Не думай, что можешь скрыть от меня свои чувства. У тебя такое же замкнутое выражение лица, как бывало в детстве, когда я отказывал тебе в разрешении пойти на рыбалку в мангровые заросли.
Они прошли через просторное помещение, ведущее к тронному залу. Несмотря на грязь, изорванные шелковые полотна, закопченные потолки и мозаичный пол, на котором вплотную друг к другу расположились коровьи лепешки и прочий мусор, былое величие замка Эльфийский Свет все еще не померкло. То был мир, который повергла победа троллей. А теперь… Неужели это их будущее? Грязь и беспорядок! Или это переходный период, в котором из пепла погибшего мира должен подняться новый? Балдан ухмыльнулся. Ну вот, теперь он употребляет фразы, похожие на те, что придумывает Элийя Глопс. Или вот его отец, Андеран, Повелитель Вод, который стал важным человеком. Одним из приближенных Элийи.
Тронный зал был не столь переполнен, как во время прибытия посланника. Почти все тролли-стражники спали. Какаято кобольдесса уложила своего малыша на шкуру снежного льва, лежавшую на троне, и устало опустилась рядом. Никто им не мешал. Балдан решил сохранить это в своем сердце как образ нового мира, который хотел создать отец.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});