Новый год, старейшина Сюаньцзи может и разозлиться.
Мо Жань засмеялся и сказал:
— И то правда.
Заходящее солнце освещало Павильон Алого Лотоса.
Чу Ваньнин внимательно смотрел на таблетку, зажатую между пальцев. Сюэ Чжэнъюн сидел напротив него. Чу Ваньнин не угостил его чаем, поэтому он сам налил себе чашечку и бесцеремонно съел хрустящее сдобное печенье из рисовой муки[56.3].
Чу Ваньнин поднял глаза от таблетки и осуждающе посмотрел на главу, жующего его пирожное. Сюэ Чжэнъюн сделал вид, что не понял смысла взгляда, и сказал:
— Юйхэн, да не смотри ты так на таблетку. Язык Таньлана, конечно, ядовит, но в сердце своем этот парень не так уж и плох. Как он может причинить тебе вред?
— Уважаемый глава, как вы могли меня так неправильно понять? Я просто подумал, старейшина Таньлан разработал это удивительное лекарство, которое позволит мне на один день вернуть себе прежний облик, но почему он не сделал несколько таких таблеток? При необходимости я бы просто мог принимать их.
— О, кто сказал, что это просто? — ответил Сюэ Чжэнъюн. — Чтобы приготовить такую таблетку, требуются очень редкие травы. Он уже израсходовал большую часть из тех, что у него были. Так что это только временное решение.
— Понимаю… — Чу Ваньнин на миг задумался. — Так вот в чем дело. Тогда большое спасибо ему.
— Ха-ха.. — Сюэ Чжэнъюн махнул рукой. — Вы двое на самом деле очень похожи. Ядовитые языки у обоих, но ваши сердца не такие уж злые.
Чу Ваньнин ничего не ответил, просто налил себе чашку чая и проглотил таблетку, которая могла вернуть его в прежнее состояние.
Сюэ Чжэнъюн собирался взять с тарелки цветочный бисквит, но Чу Ваньнин перехватил его руку.
— Но почему? — недовольно спросил глава.
— Он мой.
Сюэ Чжэнъюн: — …
Когда наступила ночь, ученики Пика Сышэн начали прибывать один за другим в Зал Мэнпо. Каждый из старейшин сидел вместе со своими учениками за одним столом, и вместе с ними лепил пельмени. Повсюду сновали снеговики и пылающие крысы, доставляющие к столам баночки с солью, истолченный острый красный перец, тарелки с луком и другие мелочи.
За каждым столом было очень оживленно, все смеялись и веселились. Только за столом старейшины Юйхэна ученики остались без своего наставника.
Сюэ Мэн оглядел зал и вздохнул:
— Я скучаю по Учителю.
Ши Мэй мягко отозвался:
— Но ведь несколько дней назад Учитель прислал письмо, в котором просил нас хорошенько отпраздновать Новый год и усердно практиковаться в Персиковом Источнике. Как только он сможет выйти из затворничества, то сразу присоединится к нам.
— Ты все верно говоришь, но когда же он выйдет?
Сюэ печально вздохнул, его взгляд вяло скользнул по залу. Внезапно он замер на мгновение, прежде чем встрепенулся и расширившимися, как у кошки, глазами уставился на вход в Зал Мэнпо.
Кровь сошла с его лица, а потом с удвоенной силой прилила к щекам, глаза вспыхнули восторгом. Он был так взволнован, что не мог внятно говорить:
— Это же… это же… это же…
Мо Жань в это время наблюдал за смешными фокусами, которые исполнял редкий магический зверь, вызванный старейшиной Сюаньцзи. Решив, что Сюэ Мэн так сильно впечатлен зверушкой, он не удержался от смеха:
— Да что с тобой? Посмотри на себя! Стонешь, будто богиня спустилась с небес. Что ты там увидел такое уд...
Он повернул голову, небрежно мазнул взглядом по входу в Зал и так и не смог договорить слово «удивительное»...
В распахнутые двери из снежной мглы на свет шагнул Чу Ваньнин. На нем были снежно-белые одежды, сверху задрапированные ярко-красной мантией. Чтобы стряхнуть снег, он изящно наклонил зонтик из промасленной бумаги, открывая взору окружающих пару блестящих красивых глаз. Когда Мо Жань поймал мимолетный взгляд этих глаз, его ладони вспотели, сердце забилось быстрее, и даже дыхание невольно замедлилось.
В Зале Мэнпо мгновенно воцарилась тишина. И в обычные дни ученики не осмеливались громко разговаривать в присутствии Чу Ваньнина. А теперь, после долгого затворничества, он внезапно появился в канун Нового года. На зимнем морозе его красивое лицо стало еще более бледным и красивым, его иссиня-черные брови были сурово сведены.
Мо Жань поднялся с места и пробормотал:
— Учитель…
Сюэ Мэн с грохотом вскочил на ноги и, подпрыгивая как маленький котенок при виде мамы-кошки, бросился к Чу Ваньнину с криком:
— Учитель! — и без стеснения бросился ему в объятия.
Одежда Чу Ваньнина промокла от снега, но глядя на выражение лица Сюэ Мэна, казалось, что он не чувствует холода и обнимает цветок персика. Он излучал тепло, как огонь в камине, и продолжал кричать:
— Учитель, вы, наконец, вышли! Я думал, что не увижу вас до отъезда, но вы, правда, болеете за нас душой, Учитель…
Ши Мэй тоже подошел и, поклонившись, сказал, не скрывая радости на лице:
— Почтительно приветствую учителя. С возвращением.
Чу Ваньнин погладил Сюэ Мэна по голове, затем кивнул Ши Мэю:
— Ваш учитель немного опоздал. Пойдемте, вместе будем бодрствовать в эту новогоднюю ночь.
Он сел рядом с Сюэ Мэном, напротив Мо Жаня.
После первоначального возбуждения люди в зале вернулись к своим делам, а за столом воцарилась неловкая тишина.
На столе были разложены различные ингредиенты, такие как мука, мясо, яйца и даже совершенно новая медная монета.
Мо Жань был лучшим поваром среди них, поэтому решил взять на себя руководство процессом готовки.
— Отсутствие инициативы хуже наглости, — сказал он, улыбнувшись. — Кто знает, как раскатывать тесто?
Никто не ответил ему.
— Хорошо, я приготовлю тесто, — сказал Мо Жань. — Ши Мэй, ты делаешь очень вкусную начинку для пельменей. Так что начинка на тебе.
Ши Мэй замялся и, запинаясь, сказал:
— Это... разница все же будет.. Боюсь, я не смогу сделать ее достаточно хорошо.
Чу Ваньнин спокойно возразил:
— Ничего, мы все съедим, не стоит быть слишком строгим к себе.
Ши Мэй улыбнулся:
— Хорошо.
Мо Жань принялся за работу.
— Сюэ Мэн, ты можешь передать воду, закатать рукава или еще что-нибудь. Не надо мне слишком сильно помогать.
Сюэ Мэн : — …
— Что касается вас, Учитель… — Мо Жань рассмеялся. — Может быть, хотите выпить чаю?
Чу Ваньнин холодно ответил:
— Я буду лепить пельмени.
— А? — Мо Жань был потрясен. Он даже подумал, что оглох. — Что вы хотите