как сельдей в бочке, — признал Шэффер.
Глава 4
Может быть, сельдь в бочку набивают и поплотнее, но в «Диком олене» тоже яблоку было некуда упасть. Смиту еще не доводилось видеть такой тесноты. Тут было не меньше четырех сотен человек. С удобством разместить такую прорву народа можно было бы разве что в помещении величиной со средних размеров вокзал, но никак не в деревенском кабачке. Хотя он был и не маленький. Зато очень ветхий.
Пол из сосновых досок заметно подгнил, стены покосились, а массивные закопченные потолочные балки, казалось, вот-вот рухнут. В центре зала стояла громадная черная печь, которую топили дровами с такой щедростью, что железная крышка раскалилась докрана. Прямо из-под нее торчали двухдюймовые трубы, тянувшиеся вдоль стен — примитивный, но очень эффективный вариант центрального отопления. Зал был уставлен темными дубовыми скамьями с высокими спинками, так что он как бы разделялся на отсеки.
Там же разместилось десятка два столов с резными деревянными столешницами толщиной дюйма в три. Стулья были им под стать. Заднюю стену занимал массивный дубовый бар с кофеваркой. За ним виднелась дверь, которая, очевидно, вела на кухню. Скудное освещение обеспечивалось подвешенными к потолку закопченными масляными лампами.
Смит переключил внимание с интерьера на гостей. Как и следовало ожидать, клиентура состояла из обитателей казарм, расположившихся поблизости. В одном углу сидели несколько местных жителей, мужчин со спокойными, худыми, обветренными лицами типичных горцев. Почти все они были одеты в затейливо вышитые кожаные куртки и тирольские шляпы. Они мало разговаривали и тихо пили, как и еще одна группка цивильных граждан (их было около дюжины), явно не местного вида, которые тянули шнапс из маленьких стаканчиков. Но 90 процентов посетителей были солдатами немецкого Альпийского корпуса. Кто-то из них стоял, кто-то сидел, но все с воодушевлением орали «Лили Марлен». В припадке романтической ностальгии в такт они размахивали литровыми пивными кружками, и количество пива, пролитого на мундиры товарищей и просто на пол, сравнимо было со средних размеров ливнем.
За стойкой бара возвышался хозяин-гигант за сотню килограммов весом с круглым, как луна, лицом. Под его началом несколько девушек проворно наполняли кружки, заставляя ими подносы. Еще несколько бегали по залу, подавая полные и собирая пустые кружки. Одна из них остановила на себе взгляд Смита.
И неудивительно. Удивительно было бы если кто-нибудь из присутствующих не обратил на нее внимания. Но такого не случалось. Будь у нее другое личико, не такое простодушное, она наверняка стала бы победительницей конкурса на звание «Мисс Европа». Пусть даже она не была безупречно красива, а всего лишь мила и обаятельна лицом, зато ее фигура восполняла все несовершенства. Одетая в клетчатую юбочку и тирольскую блузку с низким вырезом, она, должно быть, приносила своему хозяину по местным меркам целое состояние. Всеобщее внимание, которое она к себе привлекала, не всегда выливалось в одни только бросаемые на нее восхищенные взгляды. «Не будь на ней корсета, ходить бы ей в синяках», — подумал Смит. Приблизившись к нему, она тряхнула своей белокуро головкой и приветливо улыбнулась.
— Чем могу служить, мой господин?
— Темного пива, пожалуйста, — вежливо ответил Смит. — Шесть.
— С удовольствием, мой господин, — она вновь обворожительно улыбнулась, одарив его впридачу долгим оценивающим взглядом васильковых глаз, и величественно удалилась. Шэффер, с ошарашенным видом глядя ей вслед, тронул Смита за плечо.
— Теперь наконец-то я понял, зачем оставил родную Монтану, босс, — в его голосе звучало то же удивление, что было написано на его лице. — Совсем не из-за лошадей.
— Не отвлекайтесь, лейтенант, — Смит задумчиво посмотрел вслед девушке, потер подбородок и медленно проговорил: — Кельнерши лучше осведомлены о том, что происходит в округе, чем любой шеф полиции, а эта штучка, похоже, знает об этом лучше всех. Да, надо, пожалуй, попробовать.
— Что попробовать? — подозрительно переспросил Шэффер.
— Закинуть удочку.
— Я первый ее приметил, — обиделся Шэффер.
— Будешь вторым, — пообещал Смит. Игривый смысл его слов не вязался с холодным взглядом глаз, шаривших по залу. — Когда получишь пиво, погуляй, послушай, не упомянет ли кто-нибудь Карнаби или рейхсмаршала Роземейера.
Приметив свободный стул, он направился к нему и сел, вежливо кивнув мутноглазому капитану, что-то втолковывавшему двум лейтенантам. Капитан почти никак не среагировал на присутствие Смита. Впрочем, как заметил Смит, вообще никто не обратил внимания ни на него самого, ни на его спутников. Аккордеонисты более-менее дружно закончили игру примерно на одной ноте, и пение умолкло. Несколько секунд четыре сотни солдат в ностальгическом молчании пребывали наедине с Лили Марлен, притулившейся к фонарю у казармы, а потом, как по команде, тишину разорвал гул голосов. Четыре сотни солдат с недопитыми кружками в руках не в силах предаваться сентиментальному порыву слишком долго.
Смит увидел направляющуюся в их сторону девушку с шестью кружками на подносе. Она ловко лавировала в толпе, привычным жестом отражая поползновения восхищенной солдатни. Она разнесла пиво спутникам Смита, и те сразу же рассеялись по залу. Девушка огляделась, нашла Смита, задорно улыбнулась, подошла и поставила перед ним пиво. Прежде чем она успела отстраниться, он обхватил ее за талию, привлек к себе и усадил на колени. Сидевший напротив капитан прервал беседу, негодующе уставился на Смита, открыл было рот, чтобы высказаться, но, встретив упреждающий взгляд Смита, решил, что лучше не вмешиваться, и разговор потек своим чередом. Смит же, переведя взгляд на девушку, ущипнул ее за талию, похлопал по колену и улыбнулся насколько мог самодовольно.
— Как же зовут мою альпийскую розочку? — проговорил он.
— Хайди, — она попыталась освободиться от объятий, но не особенно настойчиво. — Пожалуйста, герр майор. Мне надо работать.
— Самая важная работа — развлекать солдат фатерлянда, — громко заявил Смит. Не выпуская Хайди, он сделал большой глоток из кружки и продолжал уже потише, не отводя кружку от лица. — Хочешь, спою тебе песенку?
— Какую еще песенку? — вяло спросила Хайди. — Я тут всякого наслушалась.
— У меня лучше получается свистеть. Слушай, — и он стал тихонько насвистывать «Лорелею». Нравится? Хайди было напряглась, но сразу же расслабилась и кокетливо улыбнулась.
— Очень мило, герр майор. Уверена, вы и поете замечательно.
Смит со стуком поставил кружку, вызвав явное неудовольствие на другом конце стола, и поднес руку к губам, чтобы вытереть пену. Хайди по-прежнему улыбалась ему, но глаза ее были серьезны.
Прикрыв рот рукой, Смит спросил:
— Кто эти люди у стойки? Гражданские? Не оборачивайся.
— Гестапо, — она сделала демонстративную попытку освободиться от объятий. — Из замка.
— Один из них читает по губам, — Смит опять поднес кружку ко рту. — Они следят. У