На следующий день гонец из Лох-Свэн доставил письмо магистра де Клифтона прецептору Безье. Прочитав его, граф пришел в крайнее раздражение и незамедлительно собрал рыцарей на Иннис Шилд:
– Братья-тамплиеры! Я пригласил вас, чтобы поставить в известность – нашего ордена более нет. Его упразднил магистр Лимасола, Джон Марк Лармениус, коего монсеньор де Молэ наделил некоторыми полномочиями. Но в них явно не входило право упразднения ордена.
– Как! Зачем? Монсеньор де Молэ не умер, он – в тюрьме! А значит, по-прежнему является великим магистром ордена! – шумели рыцари. – С какой стати мы должны подчиняться Лармениусу?!
– Новый магистр организовал свой орден «Древний и Суверенный Военный орден иерусалимского Храма», – раздраженно продолжал де Безье, – и предлагает, вернее настойчиво нам указывает вступить в него. Я хорошо помню этого Лармениуса. Увы, его всегда интересовало лишь продвижение по иерархической лестнице. И вот этот выскочка Лармениус достиг желаемого: монсеньор поручил ему временно возглавить прецепторию Лимасола, наделив лишь хозяйственными и финансовыми полномочиями. Но после ареста монсеньора де Молэ, новоиспеченный магистр видимо решил, что получил всю полноту власти не только над Лимасолом, но и другими прецепториями. То есть над всем орденом!
– Лармениус не вправе указывать нам, как поступать! – с жаром высказался виконт Каркасонский. – Капитул ордена не избирал его великим магистром! Да и с какой стати? Монсеньор жив! Я не сомневаюсь, что вскоре он окажется на свободе! Мы не знаем никаких суверенных военных орденов! И не желаем знать!
– Слова виконта Каркасонского весьма разумны! Пусть Лимасол сам состоит в этом новоявленном ордене, но без нас! – поддержал виконта де Монпелье.
– Может Лармениусу еще и казну отдать? – поинтересовался граф де Мюррей.
Все зашумели, возмущенные полученным посланием.
– Кстати, по поводу казны! – продолжил граф де Безье. – Насколько я понял из послания, Лармениус точно не знает о ее местонахождении, но предполагает, что она в Шотландии.
– Ваше светлость, пусть Лармениус докажет, что казна у нас! – предложил виконт Каркасонский. – Мы найдем для нее надежное место на Иннис Шилд, да такое, что никто и через сто лет не найдет!
* * *
Привратник замка Инвернесс выглянул в маленькое смотровое окошко на уровне глаз.
– Я – шевалье Огюст де Кавальон. Сделайте одолжение, передайте этот медальон отцу Леопольду, – шевалье снял с шеи медальон и протянул привратнику.
Ему тот час же открыли.
– Проходите.
Привратник, еще не старый, седой подтянутый монах, одетый в рясу темно-синего цвета, жестом пригласил шевалье следовать за ним. Крошку-пони принял на попечение конюх, также облаченный в темно-синие одежды.
Затем появился еще один монах. Привратник передал ему медальон гостя. Тот покрутил его в руках, а затем перевел взор на шевалье. Огюсту не понравился его холодный проницательный взгляд, и он невольно ощутил холод в груди…
Монах вернул медальон шевалье, резко повернулся и бросил через плечо:
– Следуйте за мной!
Огюста вели по бесконечным замковым коридорам. Преодолев винтовую лестницу, он подумал: «Да, одному по замку лучше не ходить, заблудишься…» Мимо него, быстро по-военному, прошла группа монахов, облаченных в синие и зеленые рясы. На шеях монахов, что в зеленых одеяниях, шевалье успел заметить серебряные медальоны.
Наконец Огюст и сопровождающий его монах достигли цели. Монах открыл дверь и исчез за ней.
Огюст осмотрелся по сторонам. В какой-то момент замок казался ему пустым…
Но вот дверь снова отворилась, появился монах.
– Отец Леопольд примет вас, – произнес он.
Огюст вошел в небольшой кабинет. За столом сидел мужчина в летах. Огюст с неподдельным интересом про себя отметил, что ряса его была терракотового цвета. А на шее высокопоставленного монаха виднелся золотой медальон. Хозяин кабинета оторвался от документов, лежащих на столе, и устремил взор на гостя. Монах, сопровождавший Огюста, плотно закрыл дверь и встал подле нее, скрестив руки на груди.
Отец Леопольд, а это был именно он, и Огюст воззрились друг на друга с нескрываемым взаимным интересом. Все монахи, которых успел увидеть Огюст, здесь в Инвернесс, включая и самого отца Леопольда, были как братья-близнецы похожи друг на друга: седые, потянутые, с военной выправкой.
Отец Леопольд улыбнулся.
– Покажите мне ваш медальон.
Огюст положил медальон на стол перед «терракотовым» монахом. Тот внимательно рассмотрел его и утвердительно кивнул.
– Вне всяких сомнений, именно этот медальон я подарил монсеньору Жаку де Молэ более двадцати лет назад, в бытность его магистрата в Англии.
Шевалье мысленно удивился: «Как можно определить принадлежность медальона великому магистру де Молэ? На нем же изображен только тамплиерский крест и больше ничего! Может быть, отец Леопольд видит то, что не видят другие?»
Отец Леопольд опять улыбнулся. У Огюста возникло чувство, что он читает его мысли.
«Терракотовый» монах не задавал лишних вопросов. Медальон де Молэ, был своего рода паролем. Если человек предъявил его, значит, нуждался в помощи и убежище.
Огюста разместили в небольшой комнате с окном, выходящим на озеро Лох-Несс, из которого открывался живописный вид. Шевалье разложил свои нехитрые пожитки. Статуэтку, сумку с золотом и чашей он убрал в сундук, прикрыв их сверху плащом. Обстановка комнаты в замке Инвернесс в точности напоминала ему обстановку в замке Лимасол, с одной лишь разницей, что там внизу у стен замка плескалось море, а здесь – озеро.
Шевалье с наслаждением освежился из чаши водой, после чего надел темно-синюю рясу. Отец Леопольд позволил новоиспеченному монаху оставить золотой медальон, но предупредил, что на его уровне обучения медальон носить не положено. Из чего Огюст сделал вывод: монахи в синем одеянии занимают низшую ступень иерархии в Инвернессе.
…Распорядок в замке был простым. Подъем на рассвете, утренняя молитва, затем завтрак. После чего каждый обитатель Инвернесса занимался своими обязанностями, положенными по статусу. Колокола замковой часовни отзванивали сексту[83], призывая к обеду. После обеда монахи снова приступали к своим обязанностям.
Монахи, носившие сини одежды, вроде шевалье, занимались перепиской и переводом старинных фолиантов с разных языков в скриптории[84]. Многие старинные труды находились в плачевном состоянии, поэтому и нуждались в обновлении. Фолиантов было множество: по медицине на арабском языке, по истории на латыни и иврите, по астрологии на фарси, по литературе на греческом. Познания же Огюста, увы, ограничивались латынью и греческим.