Размышлений Брайону хватило до конца дня. Думать было тяжело. Усталость, действие транквилизаторов и других лекарств туманили голову. Мысли блуждали бесцельно, и он не мог вырваться из их бесконечного круговорота. О чем говорил Айхьель? Что за чушь он нес об Анвхаре? Анвхар был таким, потому что… потому что он был таким, вот и все! Планета пришла к этому естественным путем. Или — нет?..
История была чрезвычайно проста. С самого начала на Анвхаре не было ничего, представлявшего сколь-нибудь значимый интерес для торговли. Мир этот находился в отдалении от межзвездных торговых путей, на нем не было залежей минералов, которые стоили бы того, чтобы их разрабатывать и отправлять в другие обитаемые миры на чудовищные расстояния. Конечно, можно было охотиться на пушных зверей и продавать меха — предприятие это было выгодным, но слишком мелким. А потому никогда не предпринималось организованных попыток колонизовать эту планету. В конце концов все произошло по воле случая. Несколько научных групп обосновались здесь, построили исследовательские станции и станции наблюдения: необычный годичный цикл Анвхара давал в этом отношении массу интереснейшей информации. Поскольку наблюдения велись долго, научные работники решили перевезти на Анвхар свои семьи. Так, медленно, но верно, возникали первые небольшие поселки. Многие из охотников также осели здесь, увеличив тем самым численность населения.
Это было начало.
От давних времен осталось не слишком много летописей, поэтому о событиях, происходивших в первые шесть сотен лет истории Анвхара, можно только догадываться: фактов на этот счет чрезвычайно мало. Примерно в это время произошел Раскол, и в этой общегалактической катастрофе Анвхар вел свою собственную войну. Когда пала Земная Империя, кончилась не просто эпоха. Многие станции наблюдения оказались в довольно странном положении — они представляли уже не существующие учреждения. Профессиональные охотники лишились рынка сбыта своих мехов, поскольку у Анвхара не было собственных космических кораблей. Правда, никаких глобальных изменений на Анвхаре во времена Раскола не произошло, поскольку планета была совершенно самодостаточной. Как только ее жители привыкли к мысли о том, что теперь Анвхар является независимым миром, а не сборищем людей различных профессий с различными убеждениями, жизнь снова пошла своим чередом. Не то чтобы она стала труднее — на Анвхаре жизнь никогда не бывает легкой, — но, по крайней мере, внешне она почти не отличалась от прежней.
Хотя мысли и отношения людей подверглись огромным изменениям. Предпринимался ряд попыток создать некоторую стабильную форму социального устройства и общественных отношений. Они не оставили значимого следа в истории — по крайней мере, в летописях Анвхара, — за исключением того, что увенчались наконец Двадцатыми.
Чтобы понять, что такое Двадцатые, нужно знать, что Анвхар движется вокруг своего солнца, Семидесятой Змееносца, по необычной орбите. В этой системе есть и другие планеты, с более-менее нормальной эклиптикой. Анвхар, возможно, является «бродягой», планетой иного солнца, попавшей в поле притяжения Семидесятой. Большую часть своего года, длящегося 780 дней, Анвхар находится на значительном удалении от нее; потом наступает короткое жаркое лето, длящееся около восьмидесяти дней, после чего вновь наступает долгая зима. Жизнь на планете приспособилась к таким сезонным изменениям климата. На зиму большинство животных впадают в спячку, растительность же дремлет в спорах и семенах. Некоторые теплокровные растительноядные в тропической зоне, также утопающей в снегах, продолжают вести активную жизнь, а ими, в свою очередь, питаются хищники. В сравнении с летом, зима, несмотря на свои страшные холода, является сезоном мира.
Лето — время безумного стремительного роста. Трава и деревья пробуждаются к жизни и растут с такой скоростью, что крушат скалы и поднимаются к небу буквально на глазах. Снежные равнины превращаются в болота грязи, на которых в течение нескольких дней вырастают настоящие джунгли. Все развивается и размножается. Растения душат друг друга, стремясь поглотить как можно больше живительной энергии, даруемой солнцем. В этот сезон все насыщает и насыщается, потому что с того момента, как выпадает первый снег, девяносто процентов года пройдет в спячке в ожидании возвращения тепла.
Чтобы выжить, людям пришлось приспособиться к анвхарианскому циклу. За лето нужно было собрать в закрома достаточно пищи, чтобы ее хватило на всю долгую зиму. Поколение за поколением адаптировались к этому, пока сезонные изменения не стали восприниматься ими как нечто совершенно естественное. Первая оттепель весны, стремительно переходящей в лето, вызывала у «коренных» анвхарцев изменения метаболизма. Слой подкожного жира уменьшался, начинали действовать потовые железы; прочие изменения были менее заметны, чем приспособления к смене температурного режима, но не менее важны. Подавлялся центр сна в мозгу: человеку оказывалось достаточно немного подремать раз в три-четыре дня. Жизнь становилась почти истерической, лихорадочной — то есть полностью соответствующей жизни окружающего мира. К первым морозам люди успевали снять урожай стремительно созревающих зерновых и запастись мясом, консервируя или замораживая последнее в огромных холодильных камерах. Невероятно удачно приспособившись к годичному ритму жизни, человечество стало частью экологической системы планеты и обеспечило себе выживание во время долгой зимы.
Да, физически люди нормально переживали зиму. Но что касается выживания духовного — здесь дело было сложнее. Примитивные эскимосы на Земле могут впадать в долгую дрему, напоминающую спячку. Возможно, цивилизованным людям такой способ тоже доступен — по крайней мере, на несколько самых холодных месяцев земной зимы. Но это невозможно, когда зима длится дольше земного года. И главным врагом любого анвхарца, если только он не охотник, становилась скука; и даже охотники не могли всю зиму бродить среди снегов, выслеживая зверей. Выпивка была одним из способов разрешения проблемы, другим было насилие. Алкоголизм и убийства стали настоящим зимним кошмаром, в особенности после Раскола.
Но конец этому положили Двадцатые. Когда они стали частью жизни населения планеты, лето превратилось в перерыв между играми. Двадцатые были большим, чем просто соревнования: они превратились в образ жизни, удовлетворявший физические и интеллектуальные потребности человечества на этой необычной планете. Игры эти являлись декатлоном — вернее сказать, двойным декатлоном, в котором шахматные матчи и поэтические состязания занимали не меньшее место, чем прыжки на лыжах с трамплина или стрельба из лука. Каждый год проводилось два всепланетных соревнования — для мужчин и для женщин. И дело здесь было не в сексуальной дискриминации, а в реальной оценке возможностей. Различия, присущие мужчинам и женщинам, не позволяли им соревноваться на равных во многих областях: например, женщина не может выиграть большой шахматный турнир. Это принималось во внимание. Любой на планете мог принимать участие в Двадцатых столько раз, сколько ему хотелось: ограничений на это не было.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});