По всей видимости, они ее ждали. Граф был немного бледен, но успел уже прийти в себя; ничего в его внешности и осанке не выдавало позора, только что пережитого этим элегантным дворянином. Что касается сыщика, он остался таким же, как всегда; его нисколько не печалило, что их бесчестные поступки получили огласку. Совершая подлости, он чувствовал себя как рыба в воде. Всего важнее для него было, что люди, узнавшие его подноготную, не воспользовались этим ему во вред. Да, Николя сохранял спокойствие. Мало того, он выглядел довольным, как изобретатель, сделавший открытие, которое должно осчастливить человечество. С развязным жестом, непринужденно улыбаясь, он подошел к м-ль де Мериа.
— Прелестная, но злополучная сообщница, — промолвил он, пристально глядя на нее, — по-прежнему ли вам хочется унаследовать одно из самых больших состояний во Франции?
Бланш промолчала, презрительно взглянув на сыщика. Кража тысячефранкового билета казалась ей отвратительной, в то время как приобретение миллионов Сен-Сирга путем самого бесстыдного обмана ни капли не тяготило ее совести. Есть разные способы завладеть чужим добром… Недаром м-ль де Мериа была ученицей и возлюбленной дщерью отцов-иезуи-тов. Она отвергла средства, могущие привести на скамью подсудимых; все прочие, по ее мнению, были вполне допустимы. Она стыдилась лишь того, что задуманная ими афера с наследством не удалась. К тому же у нее была еще одна причина оправдывать самый наглый обман: ведь они с братом действительно были с миллионером в родстве, хоть и дальнем. Помешать старому безумцу употребить свои богатства на общественные нужды, поправить с помощью его капиталов дела их пришедшей в упадок знатной семьи — поступок богоугодный, вполне соответствующий священным традициям аристократии. Разве увековеченный в библии закон, освятив право старшинства, не предопределил, что один из сыновей наследует все, а другие — ничего? Словом, Бланш не испытывала никаких угрызений совести, а только досаду на своих сообщников, в особенности на Николя.
— Моя королева! — фамильярно продолжал мошенник, как будто угадав причину столь холодного приема. — Очаровательная моя королева, не отталкивайте вашего покорнейшего слугу, соблаговолите его выслушать!
Бланш жестом попросила сыщика замолчать.
— Понимаю, понимаю! Место для такого разговора выбрано неудачно. Но, поверьте, я не виноват, так же не виноват, как и вы. Я же объяснил графу, чем было вызвано это происшествие, навлекшее на меня вашу немилость.
— Перестаньте! — прервала она повелительным тоном. — Мне незачем снова выслушивать вашу исповедь; хватит с меня одного раза!
— Не сердитесь, любезная сподвижница! Повторяю: граф, мой друг, — он подчеркнул это слово, — знает истинные мотивы моего поведения. Когда наш милый Гектор расскажет вам об этих мотивах, то вы, я уверен, поймете меня, одобрите и вернете мне свою благосклонность в ожидании…
— В ожидании чего?
— В ожидании лучшего…
Бланш с пренебрежительной гримасой прошла мимо, собираясь постучать к Девис-Роту.
— Нет, нет, — с живостью возразил Николя, — нет, не теперь! — Он увлек брата и сестру за угол улицы Рютто и там продолжал разговор.
— Вы ответили мне весьма малообнадеживающим взглядом; но все равно, прекрасная дама, повторяю свой вопрос: хотите унаследовать одно из крупнейших во Франции состояний и выйти замуж за князя?
— За какого князя?
— Ну, за румынского или за какого-нибудь другого. Не беспокойтесь, их в нашей республике как собак недорезанных. Красота и миллионы притягивают этих типов, словно магнит — железо. Кроме того, ведь вы не прочь отомстить старой обезьяне, сыгравшей с вами такую злую шутку…
— Отомстить? О да, да! Отомстить тому, перед кем я напрасно проливала слезы… Конечно, я хочу отомстить! Что нужно для этого сделать?
— Мой друг Гектор все вам скажет. Если вы меня послушаетесь, то вскоре мы все будем отомщены, богаты, могущественны, титулованны!
После таких заманчивых, но довольно сомнительных посулов сыщик откланялся, оставив брата с сестрой наедине.
Бланш хотела повидаться с преподобным Девис-Ротом, считая, что нужно его предупредить. Гектор воспротивился этому. По-видимому, он был посвящен в намерения Николя. Незачем сейчас беспокоить их друзей! Пусть сестра вернется домой, к Руссеранам, он проводит ее. В комнате Бланш они смогут побеседовать спокойно.
LIII. Удел женщины
Бродарам жилось все хуже и хуже. Отец и сын находились в тюрьме, семья осталась без кормильцев. Мадлена не могла найти работы, а если бы горемычная женщина и нашла ее, то все равно не справилась бы с нею. Нужно было обладать железным здоровьем, чтобы вынести беспощадные удары судьбы. Беда за бедой, позор, безработица, вечная тревога за дорогих ее сердцу людей, скудная пища, нужда — все это подтачивало силы несчастной Мадлены. Она измучилась вконец: у нее начались головные боли, волосы совсем поседели. Словом, она таяла как свеча. Соседки поговаривали, что если так пойдет и дальше, то вскоре Бродарша отправится на кладбище, вслед за Лизеттой. Впрочем, это было бы в порядке вещей: ведь смерть никогда не приходит одна…
Анжела, работая с утра до вечера, а иногда и с вечера до утра при тусклом свете маленькой керосиновой лампы, от которого ее глаза начали слезиться, отделывала вручную сорочки, сшитые на фабрике. Так ей удавалось заработать тридцать — сорок су в день. Но эти деньги значили для семьи не больше, чем горошинка — для слона. Ведь на них нужно было прожить вчетвером! Выходило до десяти су на душу… А в этом проклятом Париже цены так высоки! Знай затягивай пояс туже… Между тем у девочек, хоть они и худые как щепки, аппетит на славу. Аппетит здоровых детей, этим все сказано. Разве они не знали, как трудно зарабатывать на жизнь и сколько стоит хлеб? Девочки готовы были жевать его весь день, раз ничего другого нет. Мать уделяла им из своей скудной доли, говоря, что ей не хочется есть или что у нее резь в желудке. Она страшно исхудала — от нее остались кожа да кости; глаза казались непомерно большими на ее бледном лице.
Соседки, души не чаявшие в Мадлене, с болью в сердце подмечали, как она сдает со дня на день. Но что они могли поделать? Им самим не хватало, у каждой забот было по горло… И потом, к страданиям невольно привыкаешь. А жизнь Мадлены мало отличалась от жизни многих других…
Анжела подумала, что сможет зарабатывать немного больше, если воспользуется знакомством с г-ном Превелем, приказчиком из магазина «Муан Сен-Мартен», который, встретив ее у мастерской мадам Регины, дал ей свой адрес. Этот человек, знавший, по-видимому, и Клару Буссони (он разговаривал с нею до того, как войти в «Лилию долины») показался Анжеле добрым, отзывчивым и симпатичным. Он так ласково обратился к ней, приглашая как-нибудь вечерком заглянуть в его магазин. И она решила напомнить Превелю о его обещании дать ей работу. Ведь недаром она встретила приказчика почти одновременно с Кларой и Жеаном, которые стали ее друзьями.