вспышками света отвечая на внезапные звуки. Во рту пересохло. Клер знала — еще чуть-чуть, и начнутся слуховые галлюцинации. В темноте и тишине всегда так. Когда вокруг ни зги не видно, разум старательно населяет тьму чудовищами, лишь бы не было пустоты. Единственное, что могло это остановить — живой человеческий голос. Только Грег не походил на того, кто хочет поговорить — слишком серьезен и сосредоточен.
Галереи, переходы, фурнели с обломанными ступеньками-скобами в стенах, трещины, маячки, изредка протянутая Грегом фляжка с водой, гудящие от усталости ноги — Клер потерялась во всем этом, уже не понимая, сколько времени они с Грегом бродят в катакомбах. Темнота обманчива. Темнота коварна — она отупляет и снижает чувство опасности. Клер продрогла до самых костей — зимой в катакомбах всегда так. Пальцы в перчатках оледенели, и не убрать их в карманы, потому что в руках у Клер все так и была каска со спящими котятами — они тоже устали, продрогли и заснули под воздействием магии Грега. Сам Грег выглядел не лучше Клер — полностью пропыленный, тоже замерзший, еще и с окровавленными волосами и лицом — без каски он умудрился пару раз приложиться о низкий потолок, разбивая голову. От повязки он отказался, так что… Вид у него был тот еще. Сейчас Клер верила — он не лгал о том, что опасен.
— Клер… Вы устали? — хрипловатый из-за жажды голос Грега полыхнул в больной голове Клер синей болезненной вспышкой.
— Немного, — призналась она. Сил добавить, что не стоит беспокоиться, не было. Грег и так постоянно делал остановки, чтобы перевести дух.
— Я могу к вам прикоснуться? — мужчина остановился, разворачиваясь к Клер и тут же морщась от света фонарика — он слепил его.
Клер предусмотрительно подалась назад, ища глазами, куда можно поставить каску с котятами, чтобы вытащить револьвер.
— Это оно, да?
Грег нахмурился, явно не понимая. Засохшая корочка на лбу Грега отошла, и струйка крови снова побежала по щеке.
— Простите?
Клер вздохнула и передала каску в руки Грега:
— Фух, чуть не ошиблась! — все же сразу перейти на чистый тальмийский, забывая три года портового говорка, ей было сложно. Она достала из кармана платок и потянувшись на цыпочках, принялась останавливать кровь, текущую из раны Грега. — Вы так себе тризм заработаете. Все же надо обработать рану!
— Не надо, Клер. Я маг — все заживет само. Слово чести. И я спрашивал о прикосновении к вам, а не о вашем ко мне. Я контролирую себя — сейчас меня не стоит останавливать выстрелом. Так я могу…?
Клер отошла в сторону и вздохнула:
— Можно, Грег. Можно. — Она забрала каску с котятами обратно себе. Понять бы еще, зачем ему к ней прикасаться — неужели не все разузнал о ней? Или, наоборот, как раз все знает…
Мужчина осторожно, словно боялся её напугать, протянул руку к Клер и положил на шею сзади. Знакомая, узнаваемая волна облегчения и тепла потянулась от его руки до кончиков пальцев Клер. Брок так всегда прикасался к Клер в катакомбах… По-дружески хлопал по загривку, как со смешком говорил Грыз. И эти хлопки одобрения, так необходимые Клер, всегда сопровождались облегчением — она думала от чувства гордости, от понимания — Брок гордится её работой. А это оказалась магия. Брок тайно помогал ей справиться с усталостью.
— Лучше? — уточнил Грег.
Клер улыбкой подтвердила свои слова — сейчас она была готова снова идти через все катакомбы Аквилиты, после Брока такого ошеломительного эффекта не бывало:
— Несомненно. Спасибо, Грег.
— Хотите перекусить? — он достал из сумки, которую тащил на плече, бумажный пакет с сэндвичами. Их собрал в дорогу Одли, странно при этом прокомментировав: «Не отравлено — сам пробовал!». Судя по тому, что съеденные часа два (или три?) назад сэндвичи не убили их с Грегом, значит, точно, не отравлены.
— Хочу… — Клер огляделась и найдя подходящий камень, уселась на него, пристраивая котят к себе на колени. Сэндвич, обычный крок-нер с ветчиной и сыром был еще горячим — Одли постарался. Клер больше любила сэндвич крок-нериссу со шляпкой из яичницы, но её сложнее брать с собой в дорогу. Грея пальцы и медленно жуя хрустящий сэндвич, Клер наслаждалась покоем — усталость в ногах уходила прочь, головная боль улеглась, и жизнь снова была почти прекрасна. Почти — это теперь навсегда с ней.
Грег, быстро покончив со своим сэндвичем, как-то весьма мрачно признался:
— Я не представляю, какую выдержку надо иметь, Клер, чтобы три года подряд добровольно ходить сюда в катакомбы за потенцитом. Я тут четыре часа всего, а чувство, что еще чуть-чуть и… Или сойду с ума, растворяясь в темноте, или взорвусь от ярости. Оба варианта так себе.
Клер, вытирая платком руки, заметила:
— Это из-за недостатка света. Разум не терпит пустоты — он заменяет недостающее другим: головной болью, сухостью во рту, слуховыми галлюцинациями, тревогой…
— И как же это можно остановить? Нам тут еще часа три-четыре, не меньше, болтаться. — Грег сложил руки на груди и прислонился к стене — у Клер сердце непроизвольно рухнуло в пятки: прикасаться к стенам было опасно из-за проклятия чумной Полли. С трудом её тоже страдающий от недостатка света и звуков разум вспомнил — проклятья больше нет.
— Разговорами. Человеческий голос рядом заставляет собраться. — Она уточнила, вставая: — полезем вверх или вниз?
Грег мягко сказал:
— Посидите, Клер. Отдохните — даже мне тут тяжело. Не представляю, сколько мужества нужно было иметь, Клер, чтобы день за днем ходить сюда.
Она подозрительно глянула на него, снова слепя светом фонарика:
— Это вы сейчас так аккуратно допрашиваете меня?
Он дружелюбно подал фляжку, в этот раз с чем-то обжигающе острым, теплом расплывающимся в животе, когда Клер доверчиво сделала большой глоток, чуть не поперхиваясь от неожиданности:
— Это я настолько разучился делать комплименты.
Клер вернула фляжку и сунула кисти рук подмышки — самый верный способ их согреть.
— Если это комплимент, то спасибо. И мы же не каждый день сюда ходили. И отнюдь не три года подряд. Сперва больше года искали жилу — сведений о ней было мало.
Грег мрачно сказал, тоже делая глоток из фляжки:
— Это не допрос. Впрочем, я бы не отказался узнать кое-что о вашей жизни. — он стащил с себя мундир и накинул Клер на плечи: — не бойтесь, за несколько минут я не околею, а вы зато согреетесь. И, простите, темнота и ваш костюм совсем меня путают — я говорю недостойно с лерой.
Клер рассмеялась:
— За три года я