что смог поговорить. — вздохнул Аникей: — На душе стало чуточку легче.
— Угу. Следи за собой. Будь осторожен.
— Постараюсь. — парень поклонился и вышел из тамбура, а я вновь постучал в дверь. На этот раз Толик не ответил и мне пришлось заходить без приглашения. Пацан весь загруженный думами сидел на подоконнике, обложенный пластинками.
— И что это было? — тихо спросил он, так и не посмотрев на меня.
— Небольшой шаг навстречу. Будем это так называть.
— Навстречу? — Толик снял очки и с подозрением взглянул на меня: — Этот человек испортил мне жизнь из-за тупых предрассудков. Понимаешь? Я ведь не просто так называл Аникея и его друзей — ограниченными. Для него опозорить кого-либо — в порядке вещей! Да я бы жить не смог, узнай, что из-за меня пострадала чья-то честь!
— Выходит, ты искренне веришь в то, что жить в режиме холодного молчания — это хороший вариант?
— О, так ты на его стороне?
— Нет. Я не собираюсь оправдывать Аникея. Для меня он человек на букву «м». Но он нашёл в себе силы, чтобы признать свою вину. Я не собираюсь давить на тебя и подсказывать с выбором. Ты волен сам распоряжаться своей жизнью. Просто, если мы рассудим логически — что ты сможешь сделать Строганову? В дуэли тебе его пока не победить. А сделать пакость в отместку… Не уверен, что тебе честь позволит. Ты же можешь хотя бы просто принять его извинения, но при этом больше не общаться с ним. Дружить вас никто не заставляет.
— Не знаю. Как-то всё это… сумбурно, что ли? Возможно, приди он ко мне месяц назад, то я бы с радостью принял его извинения. Возможно, даже стал бы его другом… Но сейчас меня что-то выжигает изнутри. И я не совсем понимаю, что это такое.
— Скорее всего, в ход пошла гордость. Повторюсь — не спеши! Подумай… взвесь все «за» и «против». А потом уже ответь Аникею всё, что ты о нём думаешь.
— Просто, как бы этот засранец не принял прощение за мою слабость? Ты же знаешь — что для умных «жест», то для дураков — слабость. Не многие это понимают. В общем, я обдумаю и потом выставлю ему свои условия.
— Главное — не перестарайся. — улыбнулся я: — Всё же, ты у нас прагматичный Демидов, а не какой-то экспрессивный мальчишка, верно?
— Да-да-да… — усмехнулся он в ответ: — Я тебя услышал. Постараюсь сделать всё максимально грамотно. Кстати, видел, как ты шёл от казармы охраны. Что-то случилось?
— Нет. Просто передал обновлённую информацию по тренировкам. — я вручил Толику инструкцию: — Я составил полностью новый график. Нам придётся час заниматься самостоятельно у себя в комнатах. Упражнения на тонус мышц. И час на улице! Для того, чтобы всё успеть — портфель с учебниками и тетрадями надо будет собирать с вечера.
— С этим проблем не будет. Я привык готовиться заранее. — очкарик внимательно изучил инструкцию: — Очень рад, что ты не бросаешь наши тренировки.
— Ты у меня скоро всяких Аникеев одним лишь взглядом ронять будешь. — хохотнул я: — Так что рано нам ещё сдавать позиции. Кстати, а ты что, всё-таки притащил с собой проигрыватель?
— Это вышло случайно… Не успел моргнуть, как сложил его с собой в чемодан. Но не переживай! К нему тоже есть разъём для наушников. Так что тревожить не буду.
— Убедил. Ладно, я пошёл повторю правила, и кое-что гляну в сети. Утром разбужу!
— Да я раньше тебя проснусь.
— Серьёзное заявление, Анатолий Аркадьевич. Если не сдержите слово — пятьдесят штрафных отжиманий. — усмехнулся я и ушёл в свою комнату.
Злова окончательно уснула, ибо даже не почувствовала, как её схватили две могучие руки и пересадили на спинку стула, поближе к свернувшей калачиком Устинье.
Взяв книжку с уставом, я лег на кровать и принялся за повторение правил. Да, всё тоже самое, что рассказывала Пуся. Довольно строго. Почти, как в военном учреждении. Но для меня всё это привычно.
Однако, было очень обидно, что нельзя встречаться с преподавателями вне стен Университета. Это ж придётся опять мутить многоходовчки, чтобы хоть изредка оставаться с Пусей наедине.
Выход в гражданской форме возможен только в каникулы и новогодние праздники. Ну, и мелочи, типа запрета на курение табачной продукции, употребление наркотиков и алкоголя на территории Университета.
Так же бросился в глаза пункт с обязательным поклоном любому преподавателю, даже если это дух. Стоп… Что?! Я специально повторно прочитал этот пункт. Преподаватель, даже если это дух. А такое вообще возможно? Я как-то слабо себе представлял подобную практику. А как вообще энерго-слик мог получить сопутствующее образование? Тоже ходил в Университет вместе с остальными? Странно…
Как раз в этот момент Злова сонно открыла глаза и тут же ужаснулась:
— Это что такое?! Как я тут очутилась?!
— Не переживай. Ужин уже закончился, и я принёс тебя сюда.
— Трогал, значит? — сова тут же распушилась и злобно посмотрела на меня.
— Ну, не ложится же с тобой в кровать? Я ворочаюсь во сне. Могу придавить.
— Хм… Справедливо. Ладно, я прощу тебя на этот раз.
— Кстати! Пока ты не задремала вновь… Хотел уточнить про духов-преподавателей. Каким образом они получали образование?
— Проходили особые курсы под строгим надзором Императорской комиссии от Министерства образования. И скажу тебе больше! Все инспекторы и субинспекторы Университета — тоже духи.
— Кстати, да. Слышал упоминание в столовой. Что за инспекторы?
— Контролирующий орган. Будем так говорить — местная полиция для студентов. — пояснила сова и начала вновь колупать свои перья клювом.
— А как так вышло, что даже за порядком следят духи? — честно говоря, меня очень удивило, что комендантом нашей общаги был звериный божок, но это ещё куда не шло. А вот инспекторы и преподаватели… Хотелось бы понять логику.
— Ну, так уж получилось. Раньше… где-то сто лет назад — всем этим занимались люди. Тогда ещё были педеля, которые следили за студентами чуть ли не двадцать четыре на семь. Но из-за огромного количества проблем в конце девятнадцатого века, Император выпустил указ об отмене педелей, как помощников инспекции, а также расформировал все имеющиеся надзорные органы в высших учебных заведениях. Человеческий фактор извратил профессию… Можно сказать, что инспекция превратилась в тюремных надзирателей. Раньше порядки в Университете были куда строже. Кружки под запретом. Любые студенческие сборища быстро разгоняли из-за опасности волнений среди либералов. Но тем не менее, сами же люди всё испортили. Впрочем, как и всегда… Власть инспекторов была не ограничена,