Из разговоров с ним у меня сложилось впечатление, что в Сарагосе царит паника. Фашистское командование, застигнутое событиями врасплох, смирилось с мыслью о возможной потере Сарагосы.
Когда на следующий день я вновь пришел в госпиталь, оказалось, что Перес Пардо рано утром скончался.
В тот же день в воздушном бою нашими истребителями был сбит и погиб другой мой бывший друг, считавшийся асом в фашистском лагере, - капитан Карлос Айя.
Мы тоже несли немало тяжелых потерь. Во время одной из операций пропал без вести летчик-истребитель лейтенант Эррера. Его отец, генерал авиации Эмилио Эррера, преданный [406] республиканец, самоотверженно работавший в Управлении авиации военного министерства, несколько дней провел на фронте, напрасно пытаясь разыскать останки своего сына.
Подобные трагедии во время нашей войны происходили нередко. И если войны вообще являются одним из самых больших бедствий для человечества, то гражданские войны тем более ужасны. Очень тяжело стрелять в человека, но еще тяжелее, если он твой бывший друг или родственник. Не раз готовя бомбардировку вражеских позиций, я знал из донесений разведки, что одним из объектов, намеченных для бомбежки, командует мой брат Пако. Преступникам, развязавшим эту бесчеловечную войну, нет оправдания.
* * *
Вначале мы имели в воздухе превосходство, но постепенно, по мере того как враг получал подкрепления, оно исчезало. Наши воздушные силы оказались почти подавленными вражеской авиацией, обладавшей огромным численным перевесом. Такая ситуация возникала уже не однажды и являлась результатом детально разработанного Гитлером и Муссолини совместно с Франко плана поставок военной техники, предусматривавшего по меньшей мере шести- или семикратное превосходство франкистов в самолетах.
По моему мнению, разведывательная служба франкистов на протяжении всей войны была довольно несовершенной, ибо все наши наступательные операции заставали их врасплох. Но, как только в воздухе появлялись наши новые самолеты, франкисты сообщали об этом германскому и итальянскому правительствам, и те немедленно отправляли Франко необходимое количество машин, дабы он имел постоянный перевес сил в воздухе.
Нечто подобное происходило с вооружением для наземных войск. Поэтому я убежден и настаиваю на мнении, что фашистское вмешательство, с одной стороны, и невмешательство и нейтрализм так называемых «демократических» правительств, с другой, - две согласованно проводимые политики, направленные на то, чтобы помешать победе конституционного правительства Испании. Каждая победа со стороны республиканцев вызывала усиление вооруженной интервенции иностранного фашизма. Каждая неудача Франко сопровождалась увеличением усилий «демократических» правительств выгородить агрессоров, то есть фактически сыграть на руку франкизму. [407]
Потеря Севера. Поездка в СССР. Теруэль. Кортесы. Сражение на Эбро
Хотя потеря Севера и не была для республиканцев неожиданностью, она произвела на всех нас гнетущее впечатление и осложнила военное положение республики. Надо было ожидать, что враг использует высвободившиеся войска для организации нового наступления крупного масштаба.
Все наши усилия на земле и в воздухе были направлены на то, чтобы найти резервы и подготовиться к отражению этой неизбежной атаки врага.
Осенью 1937 года республиканское правительство приняло решение переехать в Барселону. Мне оно казалось правильным, ибо это был единственный способ использовать большие ресурсы Каталонии, безответственно растрачиваемые анархистами.
В Барселону перебрался и главный штаб авиации. Начальником штаба был назначен только что вернувшийся с Севера и произведенный за боевые заслуги в полковники Мартин Луна.
Я давно чувствовал сильное переутомление, но положение на фронте не давало возможности снизить изнуряющий темп работы. В ноябре в главном штабе со мной произошло нечто вроде сердечного припадка. Врачи советовали отдохнуть, но я не придал этому значения. Однако спустя несколько дней припадок повторился. На этот раз мое состояние, видимо, показалось врачам настолько серьезным, что меня решили послать подлечиться в СССР.
Узнав об этом, Прието попытался воспользоваться представившимся случаем, чтобы провести в жизнь свой давно вынашиваемый план - снять с поста командующего авиацией коммуниста. Преподнес он это как заботу о моем здоровье. Взамен Прието предложил мне пост военного и авиационного атташе при испанском посольстве в Москве.
Я ответил, что принять такое назначение не могу, ибо мне, профессиональному военному, покинуть Испанию в такой момент - значит предать республику. Ссылаясь на мою болезнь, дон Инда продолжал настаивать на своем предложении. Наконец мы договорились, что я поеду в СССР, но не в качестве атташе, а чтобы поправить свое здоровье. Затем вернусь в Испанию и буду продолжать выполнять свои обязанности командующего военно-воздушными силами. [408]
В Москву я выехал в сопровождении Кони. Я, естественно, волновался: мне предстояло впервые увидеть совершенно иной мир, с которым я был внутренне связан и к которому испытывал глубокую благодарность и искренние дружеские чувства.
Во Франции мне бросилось в глаза изобилие продуктов, освещенные по вечерам города и абсолютное безразличие французов к событиям в Испании. Люди, гулявшие по Итальянскому бульвару в Париже, рассматривали витрины нашего бюро пропаганды, фотоснимки и плакаты о нашей борьбе с таким равнодушием, словно трагедия, изображенная на них, происходила где-то на краю света, а не у границ Франции.
В Антверпене мы сели на отплывающий в Ленинград советский пароход «Уфа». Чтобы не идти через Кильский канал - территорию нацистской Германии, он обогнул Данию.
Снег и мороз, которыми встретил нас Ленинград, полностью совпали с нашими представлениями о России. Финский залив был закован в льды. Мы стояли три дня, пока не появился ледокол. Он прибыл глубокой ночью. Свет его мощных прожекторов, отражавшийся на ледяной глади, производил эффектное впечатление. По пути в Ленинградский порт нам довелось наблюдать другое необычайное зрелище. Проходя мимо Кронштадта, мы увидели несколько советских военных кораблей. Освещенные нашими прожекторами, они казались инкрустированными драгоценными камнями. Сверкавшие на их такелаже сосульки придавали им фантастический вид, создавали впечатление, будто суда специально разукрашены для какого-то большого празднества.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});