Таким образом, уже в октябре 1932 года Гитлер выступал за «совершившийся факт», против «женевской комедии разоружения». «Равноправие народов, – продолжал он, – определяется не столько их участием в голосовании на международных конференциях, сколько той силой, которую они могут бросить на чашу весов истории; сила же эта является внутренним фактором; она воплощена не в правительствах, а в сплоченности всего народа». Впрочем, Гитлер полагает, что наибольшая опасность угрожает Германии с Востока, и рекомендует установить «доверительные отношения с Англией», а также с Италией для совместной борьбы против французской гегемонии, ибо Италия, говорит он, «является единственной страной, которая не только признает, что ее интересы противоречат интересам Франции, но и откровенно и мужественно защищает их… Сейчас наиболее подходящий случай для того, чтобы установить с этой страной отношения искренней дружбы». Предсказывая успех национал-социализма, Гитлер писал: «С его приходом к власти эпоха слабости будет преодолена раз и навсегда… Трезво мысля, он будет использовать любую возможность, способную обеспечить осуществление его заветных целей, учитывая при этом реальные факты внешнеполитической обстановки».
3, 4, 5 и 6 ноября 1932 года в Тулузе состоялся XXIX съезд партии радикалов и радикал-социалистов. Я прибыл на съезд, только что вернувшись из Испании, куда я ездил для вручения президенту Испанской республики большой ленты ордена Почетного легиона. Должен сказать, что по прибытии в Мадрид я был весьма удивлен многочисленностью полицейской охраны, выставленной на всем пути моего следования от вокзала до посольства. К полудню мне стало известно, что мои приезд дал повод к беспорядкам среди студентов. На одной из стен я прочитал надпись, угрожавшую мне смертью. По-видимому, мое присутствие вызвало ряд осложнений. Я убедился в этом, увидев, с какой тщательностью испанское правительство организовывало в мою честь интересные археологические экскурсии в Толедо, Алькала и в другие места. Мой друг посол Мадариага чувствовал себя весьма стесненно. Я понял, что определенная пропаганда иностранного происхождения представила мой приезд как маневр, рассчитанный на вовлечение Испании в военный союз с Францией. Вознагражден я был шумными проводами. В вечер моего отъезда на вокзале собралось много народу со знаменами, плакатами и музыкой. Наши вагоны буквально осаждали. Нас засыпали подарками и цветами, а когда тронулся поезд, раздалась могучая «Марсельеза», от звуков которой задрожали стекла.
Прибыв в Тулузу днем 3 ноября, я смог присутствовать при атаке на правительство по всем правилам военного искусства. Г-н Гастон Бержери не принадлежит к тем вульгарным существам, которые сгибаются под бременем оказанных им благодеяний. Он заставил меня жестоко искупить ошибку, допущенную в 1924 году, когда по поручительству Луи Барту я взял его на борт своего корабля, не проверив как следует его документы. О его уме нельзя быть слишком высокого мнения, и в моральном отношении ожидать от него нечего. Своей талантливостью он мог бы увлечь любую аудиторию, однако этому мешал свойственный ему развязный цинизм. На Гренобльском съезде партии радикалов в 1930 году он заявил, что ему принадлежит честь свержения на Анжерском съезде правительства «национального единения» Пуанкаре. Он упрекал нас в том, что мы не поддержали на Лозаннской конференции британское предложение о полном аннулировании долгов и репараций, и высказал свое мнение относительно нашего долга Америке. «Ни в Англии, ни во Франции, – заявил он, – ни один депутат никогда не проголосует за уплату долга Америке, если эти платежи не будут соответствовать суммам, получаемым от Германии». Г-н Бержери обвинил меня также в том, что я не принял в Женеве американский план разоружения, так называемый план Гувера. «Вопрос о разоружении, – сказал он, – ставят в зависимость от вопроса о безопасности, то есть от образования международной армии». По мнению Бержери, необходимо было начать с принятия плана разоружения Гувера, потому что всеобщее разоружение предполагает установление арбитража, а установление арбитража и согласие на это Германии предполагают ревизию договоров. В этом тезисе арбитраж и безопасность ставились в зависимость от пересмотра всех дипломатических итогов прошлой войны. В заключение Бержери обрушился на наши финансовые проекты, охарактеризовав их как антидемократические, и попутно подверг меня критике за то, что я отстаивал решение о проведении учебных сборов резервистов и строительство крейсера «Дюнкерк». По его словам, я стремился умаслить оппозицию. «Ваш конструктивный план, – заявил он мне, – опять связывает проблему разоружения с вопросом о новой системе безопасности». Критика Бержери по вопросам финансов носила демагогический характер и не указывала никакого выхода. В общем и целом он защищал взгляды крайне левых и говорил их языком.
Впрочем, атака велась довольно искусно, энергично и открыто. Партия радикалов ждала ответа своего председателя. Я напомнил, что пришел к власти в тот момент, когда бюджетный дефицит составлял 12 миллиардов франков, и что мне пришлось изыскивать средства для покрытия этого дефицита за счет сокращения ряда бюджетных расходов. Я не ограничился легкими заверениями. Еще до утверждения бюджета 1933 года, несмотря на опасность конфликта с парламентом, я предпринял первые мероприятия по оздоровлению финансов, частично за счет подоходного налога. Благодаря этим мерам, а также конверсии мы сэкономили более 4 миллиардов франков. В своих планах на будущее я обязался уважать людей труда. «А вы? – обратился я к Бержери. – Что предлагаете вы? Не на будущее, не исходя из предположения о победе революции, о которой все говорят, но которой никто не хочет, а на сегодняшний день? Какие немедленные решения предлагаете вы?»
Перейдя к вопросу внешней политики, я остановился на Лозаннской конференции, на плане Гувера и на вопросе о разоружении. Лозанна. Я заявил, что ко мне перешли обязательства предшествующих правительств и что я считал необходимым сохранение обязательств, взятых на себя Германией, так как убежден, что соблюдение договоров является основой сохранения мира. При этом Соединенные Штаты предупредили нас, что, если Германия не выплатит нам свой долг, наш отказ не будет принят во внимание. План Гувера. Я не отклонял его. Я лишь оговорил право Франции изучить этот план. Я отказался высказываться на основании информации, полученной по телефону. К тому же план Гувера предусматривает запрещение всей тяжелой артиллерии и всех танков. В нем имеется следующая фраза: «Я предлагаю одобрить все представленные Женевской конференции проекты, предусматривающие полное изъятие танков и тяжелой артиллерии».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});