— Мы там и подумаем. Сначала мы попросим тебя засвидетельствовать письменно и в присутствии свидетелей то, что ты совершил. Я знаю, что ты не откажешься этого сделать, желая сохранить свои уши, свой нос и свои яйца, то есть все то, что можно отрезать у человека, стремящегося показать свою независимость характера...
— Не беспокойся! — смеясь, воскликнул Спор. — Одной только угрозы отрезать мне волосы будет достаточно, чтобы получить от меня согласие сотрудничать в деле пересмотра вынесенного тебе приговора! Тебе не придется спускаться ниже...
— Я был в этом уверен! Итак, если Гонорий сможет добиться этого пересмотра, о котором ты говоришь, то мы попросим тебя дать свидетельские показания против Лацертия в обмен на спасенную жизнь и изгнание. То же самое мы пообещали и твоему бывшему другу Палфурнию.
— Ну, это достаточно умеренные требования, — смеясь, проговорил Спор, — но они останутся мертвой буквой, так как Домициан взойдет на престол через несколько часов. Будем надеяться только на то, что сразу после коронования он не отправит вслед за этой галерой более быстроходное судно. Будем надеяться на это ради тебя, а что касается меня...
— Я этого не боюсь, так как мы едем не в Персию.
— А куда мы едем? — спросил Спор.
— В Рим, — ответил Сулла, который встал с откидной койки под удивленным взглядом своего пленника.
— В Рим?
Перед тем как выйти за дверь, Сулла обернулся к нему:
— Видишь ли, Спор, на войне те сведения, о которых враг думает, что о них никому не известно, могут стоить нескольких легионов. Эти сведения у меня есть, а враг об этом не знает, так как все те, кто находится на этой галере, должны были исчезнуть во время катаклизма, при котором два города кампании были завалены пеплом. Лацертий уже оплакивает тебя, одновременно поздравляя себя со смертью Палфурния и моей, для достижения которой он приложил столько усилий... Vale, Спор! Я прикажу, чтобы тебе принесли попить.
— Vale! — ответил ему тот, оценив благородные манеры собеседника.
* * *
Сулла пошел к Тоджу и персам и приказал им взять луки и идти за ним. Они прошли на корму судна, где рядом с лоцманом стояли еще три человека, которые управлялись с рулем.
— Как идут дела? — спросил галл самым любезным тоном.
— Уже лучше, как ты можешь убедиться. Море не такое беспокойное, и скоро можно будет поставить парус.
— А если мы захотим сейчас повернуть на север, как ты поступишь?
— На север? — спросил удивленный лоцман. — Но по контракту, который я подписал с Палфурнием, говорится, что мы идем в Персию, куда доберемся через несколько недель. А идя на север, мы попадем в Рим или Галлию... Неужели Палфурний решил изменить свои планы?
— Пока еще ничего не решено. На какую точно сумму заключен контракт?
— Мы договорились о трехстах тысячах сестерциев, из которых сто тысяч было выплачено заранее, а двести тысяч — как только достигнем самой южной оконечности Средиземного моря или, если в последний момент что-то изменится, Черного. Ну а сумма предварительного взноса, который всегда выплачивается в подобных случаях, была установлена Палфурнием.
— Мне кажется, — сказал Сулла, — что в твоих интересах будет лучше за эту сумму, которая выплачена с нашего согласия, идти в Остию, чем в Палестину или Босфор! В этом случае эти двести тысяч сестерциев будут тебе выплачены завтра, к одиннадцатому часу утра, если мы пойдем на самой большой скорости; и тебе не придется тогда ждать выплаты этой суммы два месяца, не говоря уже о том, что ты рискуешь потерять все, встретив пиратов на пути туда или обратно...
Лоцман посмотрел на него недоверчиво.
— Но я могу сделать это только по просьбе Палфурния! — воскликнул он.
Сулла подбородком сделал знак персам, которые со своими луками наготове стояли за его спиной.
— У Палфурния нет ни лука, ни стрел, и он очень устал после всех тех испытаний, через которые ему пришлось пройти, прежде чем он поднялся к тебе на борт. Он будет спать до завтрашнего полудня, и так как я не хочу, чтобы его беспокоили, то я отдал приказ, чтобы дверь его каюты охранялась двоими вооруженными людьми. Видишь теперь, какое складывается положение и в чем твой интерес?
— Я вижу, — сказал лоцман. — Я просто немного удивлен, так как готовился к длительному путешествию... Теперь, поразмыслив и учитывая, что у меня в распоряжении нет лучников, я склоняюсь к тому, чтобы согласиться на изменение маршрута. Если сделка заключена, то я могу уже отдать необходимые распоряжения?
— Заключена, — сказал Сулла. — А позже ты узнаешь, что послужил справедливому делу. А они, — сказал он, указывая на лучников, — останутся около тебя, чтобы мы были уверены в правильности и соблюдении выбранного курса, пока я буду отдыхать. Их присутствие также поможет убедить Палфурния в том, что ты действовал по принуждению.
— Не беспокойся об этом, — сказал лоцман. — Я сдаю свое судно внаем, и главное для меня — это получать прибыль.
— Тогда все будут рады прибыть в Остию через несколько часов после восхода солнца, — завершил разговор Сулла.
— Кроме, может быть, Палфурния, — сказал лоцман.
— Не обязательно. Иногда так случается, что люди, помимо своей воли, вынуждены делать добро.
Глава 44
На набережной порта Остии
Трирема встала на рейд Остии в одиннадцать часов дня. Сулла стоял на палубе рядом с лоцманом. На пристани военного порта, который делил этот рейд с торговым портом, царило большое оживление. Инстинкт солдата подсказал ему, что надо подойти туда поближе, и он приказал лоцману бросить якорь на границе, рядом с той частью порта, где, со всей очевидностью, легион грузился на суда весьма внушительного флота, состоявшего из бирем и трирем императорских морских сил.
Большие ивовые корзины, заполненные снаряжением и продовольствием и затянутые холстом, в определенном порядке были поставлены на мощенной камнем набережной, на всех были написаны номера тех центурий, для которых они предназначались. Большое количество легионеров, собиравшихся садиться на суда, были построены, и центурионы пересчитывали их, вызывая по именам. Перед консульской галерой, которую можно было узнать по красному вымпелу на мачте, группа офицеров стояла вокруг стола, покрытого пурпурной тканью. Среди них Сулла различил по крайней мере одного консула и нескольких легатов. Одни рассматривали карты, развернутые перед ними на столе, другие отдавали приказания младшим офицерам, которые тут же отправлялись к судам или к выстроенным каре.
Галла довезли до пристани на одной из шлюпок галеры. Он успел поспать, был одет в приличную тунику, которую ему дал лоцман, и хотя, у него на руках и ногах виднелись следы ожогов, он больше не походил на сбежавшего с каторги, еще накануне пережившего ад Помпеи.