Читать интересную книгу Собачьи годы - Гюнтер Грасс

Вот так, только так и никак иначе, почти без всякой музыки, этот шкет организует свои представления. Цандер млеет от восторга и ни о чем, кроме «будоражаще новых форм вещания», говорить не в состоянии. Он даже провидит — «выходя за пределы эфира» — новые возможности для театра вообще:

— Ни плоской сценической картины, ни трехмерного пространства! Граница между партером и рампой стирается раз и навсегда! После столетиями длившегося монолога человечество снова обретает себя в двоеречии! Больше того: эта великая предзакатная дискуссия европейской цивилизации[414] возвращает нам надежду на экзегезу и катарсис, на очищение и осмысление.

Рольф Цандер длинностатейно указует в будущее; а вот мозгляк метит только в настоящее. Он вовсе не намерен вытаскивать театр из субсидируемого застоя, а просто хочет пригвоздить Матерна с псом к публичному столбу. Сам колдует над хитроумным устройством волчьей ямы, а когда его спросишь, к чему, мол, все это, начинает петь лазаря:

— Прошу вас, Матерн, мы всего лишь хотим с вашей помощью разработать легитимный способ отыскания истины. Не только для вас, но и для всех соотечественников крайне, жизненно, насущно необходимо прямо сейчас разорвать наконец этот заколдованный круг между псом и хозяином и распахнуть окно в новые перспективы; потому как даже мне — вы без труда убедитесь в этом на примере моих скромных писаний — даже мне недостает витальной хватки, не дается образ бытия из плоти и крови, формальному мастерству не хватает фактуры, это сфокусированное, плотное, отбрасывающее тень «так оно и было!» никак не устанавливается, помогите же мне, Матерн, иначе я просто пропаду в сослагательном наклонении!

И вот весь этот театр и вправду происходит. Этот шкет даже настоящие буки откуда-то раздобыл, и чугунную беседку-храм, под сводами которой фенотип Иоганн Гутенберг невозмутимо ждет, чтобы его сменили. Полтора месяца кряду, не считая установочных репетиций, Матерна вместе с псом терзает сменяющаяся публика. И вот как читается окончательный манускрипт, над которым мозгляк и его консультант доктор Рольф Цандер лишь в стилистическом плане немного поработали. Этот текст главной роли Матерну надлежит теперь — «Вы же актер, в конце-то концов!» — выучить наизусть, дабы в день сдачи радиопостановки знать его назубок и вещать, реветь, греметь как по-писаному.

Публичная дискуссия

Передача: Западногерманское Радио, Кельн.

Текст: Р. Цандер и Х. Либенау

Срок выхода в эфир (предположительно): 8 мая 1957 года[415].

Участники дискуссии:

Харри Л. — ведущий

Валли З. — ассистентка ведущего в чудо-очках

Вальтер Матерн — предмет дискуссии

Неизменно рядом с ним — черный пес Плутон породы «немецкая овчарка».

Кроме того, в публичной дискуссии более или менее активно участвуют тридцать два представителя послевоенного поколения в возрасте не моложе десяти лет и не старше двадцати одного года.

Время проведения дискуссии: примерно год назад, когда так называемые «чудо-очки» или «опознавательные очки» были изъяты из продажи.

Место проведения дискуссии: овальной формы опушка букового леса, или, по-немецки говоря, бухенвальда. По правую руку возвышается четырехъярусная трибуна, на которой непринужденно рассаживаются дети и подростки, юноши и девушки. Слева на небольшом подиуме стол, за которым сидят ведущий дискуссии и его ассистентка. Чуть в стороне — школьная доска. А между трибуной и подиумом, слегка задвинутый вглубь, занимает свое место на трех гранитных ступенях постамента чугунный храм-беседка с гирляндами чугунных цепей и грибком крыши.

Внутри храма грузчики тем временем снимают с пьедестала чугунную фигуру, — по всем внешним признакам, это памятник Иоганну Гутенбергу, — укладывают на пол, заворачивают в шерстяные одеяла и в конце концов уносят. Во время этих манипуляций грузчики то и дело подбадривают друг друга криками «Раз-два, взяли!», «На меня!», «На себя!» и т. д. Слышен так же разнобой детских и юношеских голосов.

Ведущий дискуссии поторапливает грузчиков возгласами типа: «Ну сколько же можно! Нам ведь пора начинать! Этот чугунный старикан, в конце концов, не тяжелее бехштейновского рояля! А позавтракать успеете после, когда работу закончите!»

Щебет птиц господствует над всеми остальными звуками.

Когда грузчики управляются со своей ношей и наконец уходят, на опушке появляется Матерн с черной овчаркой.

Ассистентка Валли З. при его появлении достает свои чудо-очки из футляра, но пока что не надевает.

Юные участники дискуссии радостным топотом приветствуют Матерна, который явно не знает, куда ему податься.

Скандирующий хор детей и юношества, равно как и вытянутая рука ведущего, указуют ему на храм: «Все дороги ведут в Гутенберга чертоги! Где Гутенберг красовался, там Матерн сегодня обосновался! Гутенберга уберем — мы Матерна сегодня познаем! Гутенберга нет — вместо него Матерн, дискуссии предмет! С людьми и животными хотим дискутировать плотно мы! Вот он, Матерн! Просим любить и жаловать! Добро пожаловать!»

Новый топот и аплодисменты увенчивают эти приветственные лозунги. Матерн с псом стоит в храме. Ассистентка поигрывает очками. Ведущий поднимается, одним движением руки утихомиривает все шумы, кроме птичьего щебета, и открывает дискуссию:

Ведущий: Уважаемые участники! Дорогие юные друзья! Слово вновь стало плотью и обретается теперь среди нас. Проще говоря: мы собрались здесь, чтобы подискутировать. Ибо дискуссия есть наиболее адекватное средство самовыражения наших поколений. И в прежние времена людям случалось дискутировать: за семейным столом, в кругу друзей или на школьных дворах во время перемены — но по большей части тишком, тайком или с напускным юморком; нам же удалось вызволить нашу великую, динамичную, нескончаемую и не желающую оканчиваться дискуссию из тесных четырех стен, где она томилась в заточении, на вольный воздух, под открытое небо и зеленые деревья!

Дискутант: Ведущий забывает про птиц!

Хор дискутантов:

С людьми и животнымихотим дискутировать плотно мы!

Ведущий: Так точно! И вы, наши пернатые друзья, воробьи, дрозды, горлицы — вы тоже готовы ответить на наши вопросы. Чик-чирик! Фьюги-фью! Никто не молчит — все говорят! Все имеют право получать информацию. Каждый камень даст нам ответ.

Хор дискутантов:

Камни — все равно, что люди.Как мы звать тот камень будем?

Двое дискутантов:

Если Фриц — пускай бежит,если Эмиль — пусть лежит,если ж Вальтером зовется —пусть он с нами остается.

Ведущий: Да, это именно он. Вальтер Матерн пришел к нам, чтобы мы его — и когда я говорю «ЕГО», то имею в виду нечто явное, отбрасывающее тень, оставляющее следы, существующее и бытующее «ЕГО» — обсудили и продискутировали насквозь.

Дискутант: Он что, добровольно явился?

Ведущий: Мы дискутируем — значит, мы живем. Мы не действуем, мы…

Хор дискутантов: …дискутируем!

Ведущий: Мы не умираем…

Хор дискутантов: …мы дискутируем о смерти!

Дискутант: Так я спрашиваю: Матерн добровольно пришел или нет?

Ведущий: Мы не любим…

Хор дискутантов: …мы дискутируем о любви!

Ведущий: Поэтому нет такой темы, которую мы не смогли бы обсудить энергично и динамично. Господь Бог и обязательное страхование, атомная бомба и Пауль Клее[416], наше прошлое и наша конституция — все это для нас не проблемы, а только темы для дискуссии. Только тот, кто готов дискутировать, достоин…

Хор дискутантов: …быть членом человеческого сообщества!

Ведущий: Только тот, кто готов дискутировать, становится в процессе дискуссии человеком. А потому, быть человеком, это значит…

Хор дискутантов: …хотеть дискутировать!

Дискутант: Но сам-то Матерн хочет или нет?

Хор дискутантов:

Готов ли Матерн идти до точки,подвергнув дискуссии свои почки?

Две девушки:

Нас, девушек, до самого пупкаволнует его сердечная лирика.

Двое дискутантов:

Пусть расскажет, не уходя в сторонку,как поживает его селезенка!

Хор дискутантов:

Люди и животныехотят знать всю подноготную!

Две девушки:

А еще мы, девушки, интересуемсязнать, как мысли друг с дружкой целуются.

Хор дискутантов: