Читать интересную книгу Долгий путь к себе - Владислав Бахревский

Испугавшись, что святая накажет ее за столь ретивое стремление в город иноверцев, Роксанда с чувством прочитала про себя молитву, поцеловала ковчег и поспешила к гробницам матери своей и трех братьев-погодков.

Уже сидя в карете с подругой и служанкой, которых она собиралась взять с собою в Истамбул, Роксанда снова закрыла глаза и увидела Босфор и корабль на Босфоре, золоченый, устланный коврами…

Отец, благословляя дочь в дорогу, очень внимательно поглядел ей в глаза и как-то по-особенному сказал:

— Будь умницей! Во всем будь умницей! Я полагаюсь на твой ум.

6

Княжну разбудили горлицы. Они стонали от любви, ибо воздух над Босфором настоян на цветах любви.

Но тотчас Роксанду охватила тревога: а что, если все это — сон. Сколько раз сладкие сны обманывали ее.

— Нет! — сказала Роксанда, улыбаясь. — Я слышу запах моря.

Она открыла глаза, и солнце окатило ее, как из ведра, разбиваясь в брызги о решетчатое окно. Роксанда позвала Эмилию, оделась, умылась. Как птичка, поклевала изюму, выпила чашечку кофе, взяла с собою Иляну и, конечно, Эмилию и в носилках отправилась на золотой базар.

Здесь было столько драгоценностей, что над рядами лавочек и лавок сияло, словно от жаровни.

Скрыв лица под чадрами, девушки сошли с носилок и дивились на богатства, свезенные в Истамбул со всех концов земли.

— А где же раковины, Эмилия? — спросила нетерпеливо Роксанда.

— Они дальше, за рядами, где торгуют жемчугом.

— Так веди же нас скорее туда!

Роксанда торопилась к тайне.

На птичьем базаре, где Эмилия покупала для госпожи попугайчика, к ней подошла гирруджи — женщина, глазеющая невест, — и сказала:

— Купивший мои услуги высок ростом, и несравненно пригож лицом, и благороден манерами. Он воплощенная добродетель, молод, сиятелен, хоть и чужестранец. Передай твоей госпоже, что этот замечательный господин убьет себя, если она откажется выслушать его речи.

— Но мы живем в Серале! — воскликнула пораженная Эмилия.

— У моего господина много денег, а в Серале всегда найдется евнух, сердце которого тронет блеск золотых монет, — сказала гирруджи. — Мой господин просил передать твоей госпоже: пусть она пойдет в ряды, где торгуют заморскими раковинами, и попросит продать ей ту раковину, которая стоит одно парá.

— Но не перепутала ли меня госпожа с кем-то? — спросила встревоженная Эмилия.

— Мне за услуги платят по пять золотых монет, — сказала гирруджи, исчезая в толпе.

Княжна Роксанда кинулась в приключение, как бросалась в воду, — не раздумывая.

— Ах! — воскликнула Иляна, когда они подошли к лавке, где торговали раковинами.

— Только у царя морского да у нас такие! — Торговец, улыбаясь, развел руками, показывая восхищенным юным дамам свою сказку наяву.

Одни раковины, величиной с большое блюдо, пылали зелено-голубым перламутром, другие полыхали розово, как снег под солнцем…

У Иляны и сквозь паранджу заблестели глаза, но Роксанда глядела не столько на раковины, сколько на торговца.

— А есть ли у вас раковина, которая стоит одно пара? — спросила она тихо, наклонившись над прилавком.

— Есть, госпожа! — ответил торговец с почтительным поклоном. — Вот она.

И принес такую роскошную раковину, что все остальные тотчас померкли, словно лавку накрыло тенью.

— Эта раковина… стоит одно пара? — спросила осторожно Роксанда.

— Одно пара, госпожа, — ответил торговец, — но для того, кто знает, что спрашивает.

— Эмилия, заплати одно пара! — Роксанда забрала раковину. — И еще заплати золотой, пусть Иляна выберет себе раковину по вкусу.

В раковине лежала записка, написанная на польском языке.

Роксанда прочитала ее, когда осталась одна.

«Я был Вашим гостем в Котнарском Вашем винограднике, и с той поры мое сердце не знает покоя. Дозвольте встать перед Вами на колени. Я не промолвлю ни слова. Я хочу запечатлеть Ваш образ перед дорогой на небо, ибо жизнь в вечной разлуке с Вами тяготит меня, как золотая цепь. Она бесценна, эта цепь, но она раздавила мне сердце. В первую ночь полной луны не затворяйте Вашей двери. Сжальтесь!»

Никто еще не осмеливался писать княжне таких посланий. Она спрятала записку, позвала Эмилию и спросила:

— Какая теперь луна?

— Луна? — удивилась Эмилия.

— Ну да, луна! Я хочу знать, что теперь — новолуние или, может быть, луна на ущербе?

— Дозвольте мне спросить у сведущих людей, госпожа?

Эмилия скоро вернулась и сообщила:

— Полная луна будет завтра.

— Ах завтра! — сказала Роксанда и велела Эмилии заняться своими делами.

Роксанда почти не гадала об авторе послания. Конечно, это писал Петр Потоцкий. Кто же еще? У Дмитрия Вишневецкого на такой поступок духа бы не хватило.

— Боже мой! Как долго ждать это завтрашнее полнолуние! — От досады у княжны навернулись на глазах слезы.

7

Она показалась себе лохматой бездомной собачонкой. Будто бы осень, дождь, и она, намокшая, стоит одинешенька посреди огромного поля, ни зги не видать, ветер ледяной, и надежда добрести до укрытия оставила…

— И это я! — сердилась на себя Роксанда. — Дрожащая, ничтожная!

Ее страсть к тайне тоже показалась ей ничтожной, трепет сердца был противен до дурноты. Она желала одного: пусть ее оставят. Все!

А небо Истамбула уже утопило в синеве купола и минареты мечетей. Земля, соперничая с небом, отворила свои пещеры и дала волю тьме. Тьма нашла на тьму, и не понять стало, где небо, где земля.

Роксанда, не зажигая свечи, сидела, как турчанка, на ковре, сжавшись в комочек.

Вдруг воздух колыхнулся трепетно, и Роксанда сказала себе: то отворилась и затворилась дверь.

— Я ничего не вижу, — сказал он по-польски.

Она таилась, казня упреком сердце, которое стучало так, что уши закладывало от боя.

Он сделал шаг от двери и тихонько запел на молдавском языке, коверкая слова, запел ее любимую песенку, переиначенную:

Алый лепесток пиона,Алою зарей рожденный,Рыцарь красоту твою узрел.Рыцарь, словно птица, прилетел.

Страх схлынул, как уходит под землю дождевая вода.

— Я здесь, — сказала она. — Но ты обещал полную луну, где же твое обещание?

Он опустился возле нее, взял на руки.

— Луна никогда не взойдет на небо, если наши лица не озарят Божий свет светом счастья. Земля и небо темны, потому что твое светоносное чело затеняет страх. Вспомни свои виноградники!

Его руки были жесткие, но лежать на них было покойно. Она дотронулась до его платья.

— В чем ты одет?

— В турчанку! У меня даже паранджа есть.

Она вырвалась из рук и хохотала, не в силах остановиться.

— Ай да турчанка!

— Другого пути в Сераль нет, — сказал он серьезно и так же серьезно, с горькой хрипотцой признался:

— Я устал от чужбины. Отец мой, пленник хана, умер, а я, никому и никогда не сдававшийся, живу в плену. Я мог бы потерять тебя. Но видно, само небо желало этой встречи.

Он обнял ее, поцеловал.

— Луна! — сказала она. — Луна взошла!

Луна стояла над Истамбулом, и некуда было укрыться от ее света. Воры и любовники затаились.

— Я твоя жена, — сказала Роксанда Петру. — Я счастлива, что Бог послал мне тебя.

— Бог ли? — вздохнул Петр. — Ты мне не очень-то и понравилась при первой встрече, но потом я не мог не думать о тебе… И все-таки мы должны благодарить за наше счастье твоего отца.

— Моего отца? — удивилась Роксанда.

— Он приезжал сюда не так давно, чтоб спрятать тебя от коршуна Хмельницкого, усмотревшего тебя для своего рябого сына.

— Да, мой отец ездил в Истамбул, — согласилась Роксанда, поднимаясь на локтях и заглядывая в лицо Потоцкому.

Потоцкий лежал спокойный, домашний, он улыбнулся ей.

— Твой отец у себя дома ведет жизнь скряги, а здесь он денег не жалеет. Ему не хватило двадцати тысяч, кому-то еще нужно было дать бакшиш. Он обратился за помощью ко мне…

— И ты ему сказал: Роксанда должна быть моей.

— Я именно это и сказал, душа моя.

— И отец тотчас согласился.

— Отец желал видеть дочь свою замужем за человеком, который знает предков в десятом колене.

— Значит, ты купил меня? — Роксанда легла на спину, потянулась, огладила свое тело руками. — Я думала, что я княжна, а я — рабыня.

— Ты моя любовь! — Потоцкий приподнялся, чтобы поцеловать Роксанду, и увидел перед лицом кинжал.

— Прочь! — тихонько сказала Роксанда. — Я владею оружием не хуже тебя. Прочь.

— Но ведь…

— Еще слово, и я ударю.

Он встал с постели, вырядился в дурацкое свое одеяние.

— Роксанда!

Она отворила дверь.