— Я же сказал, не беспокоить, — буркнул Луи, не оборачиваясь.
Нож Гильома уперся ему в горло, прервав на полуслове.
— Один звук, и будешь убит, — предупредил Гильом.
— Бери что хочешь, что хочешь. Не убивай только!
Гильом обвел глазами полутемный шатер: дорогие ковры, теплые одеяла. Ориана добилась богатства и положения, о которых мечтала. Он надеялся, что это не принесло ей счастья.
— Назови свое имя, — приказал он хриплым от ненависти голосом.
— Луи д'Эвре. Не знаю, кто ты, но моя мать…
Гильом запрокинул ему голову.
— Не грози мне. Ты отослал охрану, помнишь? Никто тебя не услышит.
Лезвие ножа сильнее прижалось к бледной коже северянина. Эвре замер.
— Так-то лучше. Где Ориана? Если не ответишь, я перережу тебе глотку.
Услышав имя Орианы, молодой человек подобрался, но страх развязал ему язык.
— Она ушла в женскую тюрьму, — пробормотал он.
— Зачем?
— Искать… девочку.
— Не трать мое время, nenon! — прикрикнул Гильом и слегка провел клинком по коже. — Какую девочку? Какое до нее дело Ориане?
— Дочь еретички. Она… сестра матери, — выговорил он так, словно слова жгли ему язык. — Моя тетя. Мать хотела увидеть девочку.
— Дочь Элэйс! — недоверчиво шепнул Гильом. — Сколько ей лет?
— Откуда мне знать? Девять, десять…
От кожи француза пахло страхом.
— А отец? Тоже мертв?
Эвре дернулся. Гильом сильнее надавил ножом и повернул клинок так, что острие уперлось Эвре под левое ухо.
— Он солдат. Из людей де Мирпуа.
Гильом понял сразу.
— А ты послал своих людей позаботиться, чтобы он не увидел рассвета, — процедил он.
Клинок ножа блеснул в отблеске свечи.
— Кто ты?
Гильом и не подумал отвечать.
— Где владетель д'Эвре? Почему его здесь нет?
— Отец умер, — ответил юноша. В его голосе не было печали, а только непонятная для Гильома хвастливая гордость. — Теперь поместья д'Эвре принадлежат мне.
Гильом усмехнулся:
— Вернее, твоей матери.
Юноша сжался, как от удара.
— Скажи, владетель д'Эвре, — Гильом насмешливо подчеркнул титул, — что нужно твоей матери от девочки?
— Какая разница? Она — отродье еретиков. Им всем дорога в костер.
Гильом не сомневался, что мальчишка тут же пожалел, что дал волю языку, — но было поздно. Рука Гильома дернулась, от уха до уха вспоров юноше горло.
— Per lo Miègjorn, — проговорил он. — За Миди.
Кровь брызнула из раны на дорогой ковер. Гильом разжал руки, и д'Эвре упал лицом вниз.
— Если твои слуги не задержатся, может, ты и выживешь, — бросил Гильом. — Если нет — моли Бога, чтобы простил твои грехи.
Откинув назад капюшон, он выбежал из шатра. Ему нужно было найти Сажье де Сервиана раньше людей д'Эвре.
Маленький отряд двигался тряской рысью в холодной ночи.
Ориана не раз пожалела, что взяла повозку. Верхом было бы быстрее. Деревянные ободья скрипели и подпрыгивали на промерзшей каменистой земле.
Они держались в стороне от больших дорог и в первые же несколько часов миновали дорожные заставы в долине. Теперь двигались прямо на восток. Бертрана спала, укрывшись плащом от холодного ветра, проникавшего в щели повозки. Ориана порадовалась, что девчонка наконец перестала болтать. Девочка извела ее бесконечными расспросами о жизни в Каркассоне в старину, до войны.
Ориана накормила девочку печеньем, сладким хлебцем и вином, в которое добавила столько сонного зелья, что хватило бы свалить на сутки здорового солдата. Наконец девочка угомонилась и крепко уснула.
— Очнись!
Сажье слышал голос. Мужской. Совсем рядом.
Он попробовал шевельнуться. Боль прострелила все тело. В глазах вспыхнули голубые искры.
— Очнись, — настойчиво повторял голос.
Сажье поежился. Что-то холодное прижалось к лицу, успокаивая боль в ссадинах.
Медленно возвращалась память об ударах, сыпавшихся на голову, на тело, со всех сторон.
Может, он умер?
Нет, вспоминал он. Кто-то закричал снизу, из-под горы, приказал солдатам прекратить. Те вдруг отступили. Кто-то властно отдавал приказы на французском. Его поволокли вниз.
Может, и не умер?
Сажье снова попробовал шевельнуться. В спину упиралось что-то твердое. Локти заломлены назад. Попробовал открыть глаза и убедился, что один заплыл и не открывается. Зато обострились другие чувства. Он чувствовал рядом движение лошадей, слышал стук подков. Знакомые, понятные звуки.
— Ногами двигать можешь? — спросил мужской голос.
Сажье с удивлением обнаружил, что может, преодолевая жестокую боль. Один из солдат, избивавших его, наступил тяжелым сапогом на лодыжку.
Человек обогнул его, нагнулся, перерезая веревки, притягивавшие руки к столбу. Сажье почудилось в нем что-то знакомое. Знакомый голос, знакомый поворот головы.
Он с трудом приподнялся.
— Чем обязан такой милости? — спросил он, растирая запястья.
И вдруг вспомнил. Вспомнил, как в одиннадцать лет забрался на стену Шато Комталь, чтобы лишний раз взглянуть на Элэйс. И слышал смех, плывущий с ветерком из окон. Мужской голос, веселый и ласковый.
— Гильом дю Мас, — медленно произнес он.
Гильом удивленно обернулся.
— Разве мы встречались, друг?
— Не трудись вспоминать. — Сажье с трудом заставил себя взглянуть ему в лицо. — Скажи, amic, — он подчеркнул голосом последнее слово, — зачем ты пришел?
— Чтобы… — Гильом даже не заметил его враждебности. — Ты — Сажье де Сервиан?
— Что с того?
— Ради Элэйс, которую мы оба… — Гильом осекся и заговорил тверже: — Здесь ее сестра, Ориана, с одним из сыновей. Он в армии крестоносцев, но Ориане нужна книга.
Сажье уставился на него.
— Какая еще книга? — воинственно спросил он.
Гильом не стал объяснять.
— Ориана узнала, что у вас есть дочь. Она ее увезла. Не знаю, куда они направляются, но они уехали из лагеря в сумерках. Я пришел рассказать тебе и предложить помощь. Он выпрямился. — Если ты отказываешься…
Сажье почувствовал, как кровь отливает от лица.
— Подожди! — вскрикнул он.
— Если ты хочешь вернуть дочь, — ровно продолжал Гильом, — лучше пока забудь обиду на меня, в чем бы она ни состояла.
Он протянул руку, помогая Сажье подняться.
— Ты не догадываешься, куда могла увезти ее Ориана?
Сажье смотрел на человека, которого ненавидел всю жизнь.
Потом, ради Элэйс и дочери, взял протянутую руку.
— У нее есть имя, — сказал он. — Ее зовут Бертрана.