и…
— В их венах течёт кровь. У них есть оружие. Они охотятся. Почему нельзя охотиться на них? Не только у людей есть отцы и дочери. Но ты ведь думаешь иначе, маг Вод. Ты считаешь, что любой человек всегда ценнее любого зверя. Так тебе внушили те, кто тебя учил. Жизни людей для тебя не равны жизням тех, кого люди убивают. Человек выше, так, маг Вод?
Ответ вспыхивает в Янисте — но наружу изо рта рвутся только густые клубы пара. Он не может сказать этого при мне, — думает Гриз, когда Янист поворачивает лицо и бросает на неё виноватый взгляд. Не хочет, чтобы я услышала.
И торжество звенит в смешке безумной варгини — «Ты не можешь судить меня, маг Вод!»
— Человек на вершине, а природа у его ног. И вот, к чему ведёт нас это… к краю пропасти. Чаши весов так страшно качнулись, маленькая Гризи. Весы качнулись во всей Кайетте. Ты видишь знаки?
Всё больше драккайн в логовах. Грифоны становятся на крыло. Виры сходят с ума, и замолкают воды в реках, а земли остаются без магии. Прогрессисты и Мастера в заговоре, и поднимается новое государство на Пустошах, и кто-то разводит веретенщиков, и ходит в пламени тот, кто явился недавно в Энкере. И выходят из своих общин безумные даарду, нападают на людей, выкрикивают: «Освободи! Освободи!»
— Чаши весов качнулись, — в глазах Креллы — алая клокочущая бездонь. — Маги Камня взяли слишком много. Теперь настало время вернуть равновесие. И если мне нужно назваться Охотницей на охотников и напомнить им, что и они могут быть жертвами — так тому и быть. Ты понимаешь, девочка-Следопыт, правда же. Тоже любишь живое. Защищаешь живое. И тебе приходилось убивать тех, кто поднимает на живое руку — разве они не заслуживали этого?
— Заслуживали, — хрипло говорит Мел, и торжество сверкает во взгляде Креллы алой молнией: «Ты не можешь меня судить, девочка-Следопыт!» — Прямо как ты, по твоей же логике. Раз пятьдесят, или сколько ты там грохнула? Бывают люди-уроды. Бывают звери-людоеды, которых не остановить. Ты то и другое сразу. Ты вообще не имеешь права по земле ходить!
— Мел… — остерегает Янист сквозь стиснутые зубы, но Крелла только смеётся.
— Глупая девочка. Слепа, глуха и бесчувственна — несмотря на свою Печать. Я — Охотница. И я — Пастырь, пекущийся о своих стадах…
— Заставляешь зверей убивать! — шипит Мел, и теперь уже она делает шаг вперёд. — Превращаешь в марионеток! В оружие! А ты их-то спрашивала — хотят они загонять охотников?!
Крелла оглядывает бестий вокруг себя удивлённо. По её короткому знаку свита приходит в движение — и круг смыкается плотнее. Гарпии рядом с алапардами. Драккайны — с грифонами. Керберы с игольчатниками.
Увязшие в зове алой трясины.
— Они должны уметь защищаться — и я учу. Должны уметь охотиться на тех — я даю им шансы. Я не причиняю им боли — они рады следовать за своим Пастырем по проложенному пути. Они хорошо знают Истинный Закон. Сами стремятся к равновесию.
— К какому равновесию? — пронзительно спрашивает Янист. — Вы хоть понимаете, к чему это приведёт? На бестий и на варгов начнут охоту из-за вас! Это будет как… как Война за Воздух! Только страшнее!
— Это будет как Война за Воздух, — шепчет Крелла, довольная, что они догадались. — Только в этот раз мы будем вооружены как следует.
— Какой оригинальный способ нырнуть в Водную Бездонь, — мурлычет вкрадчивый голос нойя. — И если бы вы не собирались забрать с собой всю Кайетту…
— Мы спасём её, — зубы у Креллы повыгнили, и улыбка обнажает кровоточащие дёсны. — Мы вернём равновесие, мы — Верные… и ты вместе с нами, малышка Гризи. Так ведь? Роаланда говорила — ты непременно будешь с нами. Что же ты молчишь?
— Потому что они всё сказали за меня. Прости, Крелла. Мы не можем позволить тебе продолжать. Ради людей в деревнях, ради этих несчастных зверей… и ради тебя самой.
Странный колкий шелест врывается в уши. Нетерпеливый утробный засасывающий звук.
Алые прожилки в глазах Креллы становятся ярче — словно кровь проступает через тину.
— Как вы хотите остановить меня, сестра? — она выделяет последнее слово, покачивая разрезанной ладонью. — Девочка-Следопыт считает, — я должна умереть. Но Дар уведёт вслед за мной и всех этих зверей. А если даже и нет… ты знаешь, что происходит, когда кровь варга пролита, но никто не взывает к ней. Они не бросятся на тебя — звери чуют высшее покровительство над пастырем, даже когда в них говорит кровь. Но все, кто рядом с тобой, умрут. И ты не сумеешь удержать моё стадо. Потому что пока ты слаба, как слаба была я, и колеблешься, как колебалась я. Но это ничего. Это пройдёт, когда ты шагнёшь со мною. Когда ты отбросишь сомнения и поймёшь…
— Что вы с собой делаете, Крелла? — шепчет она сквозь сжатые зубы. — Как обретаете такой контроль над Даром?
— На Верных путях мало невозможного. Для истинных сосудов, — Крелла манит её окровавленной ладонью. Медленно сочатся капли из глубокого пореза. — Хочешь остановить меня, сестра? Здесь я не стану тебя слушать. Пойдём со мной — и поглядим на твой истинный Дар. Без оков, которые на него надели глупые жертвы. И тогда… если ты будешь достаточно убедительна… я подчинюсь. По праву сильного. Пойдём же. Это легко.
Это тяжко. Делать шаг в предвиденную ловушку. Прибегать к крайнему средству — в котором не уверен, потому что не знаешь достоверно — что таится там, внутри… в клетке, которую она собирается отомкнуть. И горячечный шёпот Яниста: «Не нужно, Гриз, прошу, не нужно» — созвучен её собственному внутреннему шёпоту.
Но чутьё варга говорит иначе. Оно — и то, что колотится под кожей, властно зовут сделать шаг: «Ты знала, что так и будет, отсюда её не остановить».
— Низшее звено склонится перед высшим, — мурлычет Крелла, и губы у неё кажутся окровавленными. — Ты опять колеблешься, сестра… Я сделаю проще. Позови свой Дар, или твои ковчежники умрут на твоих глазах.
Шелест прибоя или движущихся льдин… нет, это приходят в движение бестии. Выпускают когти, оскаливают клыки, дышат пламенем и запевают тихую, слитную Песнь Крови — и в ней тонет проклятие Аманды, которая не знает — успеет ли она со своими зельями и артефактами, удержит ли…
Или знает, что не успеет.
— Высвободи свой истинный Дар — и покори меня, и останови их, — нашёптывает Крелла-Охотница и посмеивается, когда в левой ладони Гриз сверкает нож. — Что, сестра? Больше нет колебаний?