Читать интересную книгу Ужасный век. Том I (СИ) - Миллер Андрей

А между тем спешенные мураддины в тяжёлой броне тоже не переставали давить. Сталь звенела об доспехи и щиты, крики смешались — мураддинский язык уже не отличишь от привычного отрядного пиджина.

Может, стоило обороняться на узкой улице? Но с неё при случае не отступишь: запрут с двух сторон, это и обозной жене ясно. Всё-таки боёв Ирма повидала немало. Вот только обычно — со стороны: из лагеря на холме, со стен, а не из самого проклятого пекла.

Ирма с Гретель забрались под прилавок, где уже пряталась Гайя: пара просвистевших над головами арбалетных болтов убедила женщин, что так лучше. У них-то никакой брони не было.

— Не отобьёмся…

Гайя тут же получила от Гретель затрещину.

— Соберись!

Ныть и правда было не время. Во-первых, слезами делу не поможешь — Ирма полагала, что на сегодня лимит рыданий о горькой судьбинушке уже исчеран. Во-вторых, никто, включая Люлью и Валида — не говоря уж о женщинах, не мог быть уверен, как события повернутся через минуту.

Может быть, вот-вот подойдёт Шеймус — с хорошей коробкой пикинеров и кучей порохового оружия. Тогда всадников Валида раскидают на раз-два. И всё, конечно, снова будет хорошо — или гораздо лучше прежнего, по крайней мере. А может…

Нет-нет-нет, и думать не смей.

Ирма сжала в ладони равносторонний крестик — помнится, Отец Пустыни посмеялся над этим наивным жестом. Если уж Творец Небесный и правда далеко, если он действительно глух к молитвам — то пусть странный местный бог снова явится и снова изволит иронизировать. Он же дал понять: Ирма с Шеймусом кому-то зачем-то нужны. Кому-то, кто явно сильнее и мудрее людей.

Значит, всё не может закончиться плохо?

Хотя Отец Пустыни как раз говорил: хорошего финала не будет.

Но если и так — выходит, плохо будет потом. Когда-нибудь. Не прямо сейчас, да? «Ты увидишь очень многое, тебе предстоят удивительные вещи. Даже вообразить их сейчас трудно…»

Подохнуть на этом рынке — явно не самая удивительная вещь на свете. И уж её-то вообразить сейчас, когда Святое Воинство продавливало оборону наёмников, особого труда не составляло.

«…но домой ты больше никогда не попадёшь»

Да и пёс с ним, с Лимландом. Положа руку на сердце — Ирма никогда особо не любила родину. Может, немного тосковала, как и любой человек на чужбине, но у неё уже десять лет было кое-что другое.

Тоже своего рода дом.

Меж тем основной натиск на баррикаду, кажется, ослаб — спешенные мураддины отступили. Всадники тоже кружили на почтительном расстоянии. Люлья продолжал раздавать распоряжения: перегруппировываться, оттащить раненых.

— Враг думает, что мы морально слабы! — смеялся лейтенант с постамента. — Видать, ничего не стоим без Шеймуса? Залупу тебе, Валид, на воротник! Ржавеет железное!

— Ржавеет железное!

— РЖАВЕЕТ ЖЕЛЕЗНОЕ!!!

И женщины присоединились к скандированию.

Однако покидать площадь Валид не собирался. Мураддины явно готовились к новой атаке — или собирались с силами и обдумывали тактику, или ждали подкрепления. Гретель ухватила за штанину солдата, пробегавшего мимо.

— Эй! Дайте оружие. Хоть какое.

— Зачем?

— Затем! Не помешает. Я сдаваться, знаешь ли, при случае не собираюсь.

Да уж, Ирма не сомневалась — её подруга сражаться ой как способна. Лимландка этой ночью успела убедиться, что и она сама тоже может, по крайней мере — в ситуации, когда нет иного выхода.

А вот у Гайи дела с боевым духом обстояли дурно. Волю истерике она не давала только потому, что при любой попытке голосить сразу получала очередных тумаков от Гретель. Та уже успела вооружиться коротким мечом и явно почувствовала себя лучше.

— Без нытья! Мы же тут не шлюхи. Мы, девоньки, такая же часть отряда, как все остальные. Придётся — будем драться. А если ты, солнышко, не станешь — сама выпотрошу, ясно?

Ирма выглянула из-под прилавка, пытаясь разобраться в обстановке. Ничего толком не разглядела — только спины своих и макушки вражеских всадников. Те снова приближались.

***

Спущенную на воду лодку оттолкнули от борта «Дочери морей». Парни налегли на вёсла. Судно было тесновато для пятнадцати человек, но на двух шлюпках решили не идти.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Странный пират восседал на носу лодки, без малейшего движения, будто и не дыша. Он спокойно смотрел в сторону города. Тишайший теперь был одоспешен, и его броня показалась Ангусу не менее странной, чем клинки. Чешуйчатый жилет был покрыт матовой тёмно-красной краской, на плечах висели нелепые прямоугольные щитки, а голову защищал диковинный шлем с широкими полями, увенчанный рогами из чёрного дерева.

Ангус всегда считал рассказы о рогатых шлемах больной фантазией, но удивляться чему-либо за этот вечер уже перестал. Ещё у Тишайшего был при себе лук — тоже совсем не похожий на что-либо, встреченное гвендом прежде: асимметрично изогнутый.

Вот так с детства болтаешься по миру и думаешь, будто уже видел всё, но…

Командиры «ржавых» сидели у кормы. Шеймус смотрел прямо на форт и тоже практически не шевелился. На него кое-как нацепили вынесенный из дворца доспех, и хоть капитану от настойки Вальверде явно стало лучше — в лодку он спустился с видимым трудом.

— Какой план?

— Я без понятия, как устроен форт, сколько там людей. Что тут придумаешь? Просто проникнем внутрь и всех убьём.

— О, это мой любимый план!

Ангусу было неудобно в доспехе оставшегося на корабле Лося — маловат, не по фигуре. Но уж лучше так, чем лезть в драку без защиты. Раз в городе беспорядки, то гарнизон форта однозначно подняли по тревоге: резать спящих не доведётся. Радовала Ангуса лишь одна мысль. Пока корабли Вальверде стоят на якорях вдалеке от берега — к атаке со стороны моря никто особо и не готов. Угрозу местные видят не там.

Если хоть немного повезёт, маленькую лодку в ночи не заметят. А там уж…

Ещё Ангуса угнетало отсутствие большого меча. За долгие годы на войне он, конечно, дрался чем угодно — но давно полюбил двуручник, здоровенный и тяжёлый. Тяжёлый — значит надёжный. Даже если вдруг ударишь криво — всё равно можно и оглушить, и руку-ногу сломать. Лишь бы посильнее, а силушки Ангусу хватало.

— Слушай, Шеймус, а у тебя это дерьмо осталось?

— Какое?

— Ну, которое Вальверде дала.

Шеймус и обычно-то смеялся странно, а теперь, из-за швов на лице — тем более.

— Зачем тебе? Вечно бранишь за это дело.

— Ой, да мы дюжиной с грошем собрались форт брать. Что-нибудь этакое не повредит.

Ангус едва не добавил слово «уже», но осёкся и торопливо отогнал эту мысль. Он любил перед боем мрачно пошутить о погибели, потому как старик Фейн наставлял когда-то юного Кудряшку: смерть боится тех, кто смеётся ей в лицо. Однако нынче всё складывалось как-то слишком дурно, тут не до шуток.

Шеймус протянул пузырёк. Ангус решил особо не рисковать и последовал совету Вальверде: пару капель… Вкус вязкой жидкости оказался приятным. Очень сладкий, с нотками незнакомых гвендлу трав или фруктов, целый букет: он опознал только анис. Настойка наверняка на спирту, но тот совсем не чувствовался.

Поначалу ничего не происходило. Гребцы продолжали работать, форт приближался, шум из глубины Альма-Азрака слышался всё отчётливее. Там сражались: это уже хороший знак. Раз ещё сражаются, то ещё хоть кто-то из «ржавых» жив.

Первым ощущением стал жар. Не такой, как при лихорадке, когда ты весь горишь: этот жар имел единственный источник. Он набирал силу в груди. Сначала очаг был мал, но постепенно пламя залило всё пространство под рёбрами. Ангус невольно схватился за грудь, будто испугался, что его сейчас разорвёт изнутри.

Жар усиливался, но в какой-то момент перестал и пугать, и быть неприятным. Ангус ощущал его уже не огнём, а скорее… светом? Как будто солнце на месте сердца. Мышцы наливались кровью, твердели и пучились. В висках заколотило, по лбу побежал пот.

В какой-то момент показалось, что перед глазами мутнеет, но нет. Просто Ангус начинал видеть не только то, что минуту назад: словно художник писал полупрозрачными красками новую картину поверх прежней. Образы из прошлого. Ангус видел призрачные силуэты крепостей, которые ему довелось брать и защищать, видел костры полевых лагерей. Лёгкие волны напоминали ещё слабо шевелящиеся тела, усыпавшие поле боя.