Читать интересную книгу Директива Джэнсона - Роберт Ладлэм

— Сэр, вы позволите пришить сучку? — спросила Джессика, поднимая руку, словно нетерпеливый ученик, рвущийся к доске.

— Подожди немного, — остановил ее Джэнсон. — Вы загоняете себя в тупик, Марта Ланг. Кстати, это ваше настоящее имя?

— Что такое имя? — снисходительно проговорила она. — Когда ондоберется до вас, вы поверите в то, что это вашеимя. А теперь вопрос вам:как вы думаете, если охота продолжается достаточно долго, не начинает ли лисица воображать, что это она преследует гончих?

— К чему вы клоните?

— Весь мир принадлежит Петеру Новаку. А вы только живете в нем.

Марта Ланг как-то странно усмехнулась. Когда Джэнсон впервые встретился с ней в аэропорту Чикаго, она представляла собой образец иностранки, получившей прекрасное образование. Сейчас ее произношение стало определенно американским; Джэнсон не удивился бы, узнав, что она родом из Пенсильвании.

— Никакого Петера Новака нет, — сказала Джесси.

— Помните, дорогая, что говорят о дьяволе: самая его изощренная проделка состоит в том, чтобы убедить человека, будто он не существует. Верьте в то, во что хотите.

Джэнсон поморщился от болезненного воспоминания. Он пристально смотрел на Марту Ланг, пытаясь найти в ней малейшую слабинку.

— Алан Демарест — где он?

— Здесь. Там. Везде. И все же вам следует называть его Петером Новаком. Вы должны вести себя вежливо по отношению к этому великому человеку.

— Где,черт побери?

— Не скажу, — беспечно ответила Марта Ланг.

— Чем он тебя купил? — взорвался Джэнсон.

— Печально это признавать, но вы понятия не имеете, о чем говорите.

— Ты ему принадлежишь?

—И вы тоже, разве не так? — устало произнесла она. — Петеру Новаку принадлежит будущее.

Потрясенный Джэнсон молча уставился на нее.

— Если вам известно, где он находится, помоги мне Господи, я вытащу это из вас. Поверьте: после инъекции скополамина вы перестанете чувствовать разницу между тем, что думаете, и тем, что говорите. Все ваши мысли тотчас же будут срываться с языка. Так что если эта информация есть в вашей голове, мы ее оттуда вытащим. При этом мы вытащим также много всякого мусора. Так что я предпочел бы уладить наши дела без вмешательства химических препаратов. Но так или иначе вы обязательнорасскажете нам все, что нас интересует.

— Какое у вас повышенное самомнение. — Марта Ланг повернулась к Джессике. — Эй, поддержите меня. Могу я рассчитывать на женскую солидарность? Разве вы не слышали о силе сестринских чувств? — Она подалась вперед, так, что до лица Джэнсона осталось несколько дюймов. — Пол, честное слово, мне очень жаль, что ваши друзья взорвались в небе над Анурой. — Помахав рукой, она добавила голосом, едким, словно уксус: — Я знаю, как вы переживали по поводу вашего греческого дружка. — Она слегка рассмеялась. — Ну что я могу сказать? В нашем деле без дерьма не обойтись.

Джэнсон ощутил пульсирующую боль в висках; он понял, что лицо у него покрылось багровыми пятнами ярости. Он отчетливо представил себе, как бьет Марту Ланг по лицу, ломает кости носа, кулаком загоняя осколки ей в мозг. И так же быстро, как туман бешенства пришел, он рассеялся. Джэнсон понял, что именно этого и добивалась Ланг: пыталась вывести его из себя.

— Не предлагаю вам выбирать из трех вариантов, — сказал он. — У вас их только два. И если вы не сделаете выбор сами, я сделаю его за вас.

— И много у вас на это уйдет времени? — спросила Марта Ланг.

Только сейчас Джэнсон услышал звучащий тихим музыкальным фоном хорал. Хильдегарда фон Бинген. У Джэнсона волосы на затылке встали дыбом.

— "Песнь исступления", — проворчал он. — Длинная тень Алана Демареста.

— Да? Это япривила ему любовь к такой музыке, — пожала плечами она. — Еще когда мы росли вместе.

Джэнсон уставился на нее так, словно увидел впервые в жизни. Внезапно множество мелочей, давно мучивших его, встали на место. Движения, жесты, резкие изменения настроения и голоса, возраст, обороты речи...

— Боже милосердный, — выдавил он. — Так вы...

— Его сестра-близнец. Я же говорила вам о силе сестринских чувств. — Марта Ланг стала растирать кожу под левой ключицей. — Печально знаменитые близнецы Демаресты. Все ужасы и неприятности в двойном размере. Подростками мы терроризировали весь Фэрфилд, мать его. А ублюдки из «Мёбиуса» даже не догадывались о том, что Алан взял меня к себе. — По мере того как Марта Ланг говорила, круговые движения руки становились все более сильными, настойчивыми; судя по всему, они были ответом на какой-то нестерпимый зуд под кожей. — Так что если вы надеетесь, что я «не буду за него держаться», как вы искусно выразились, вас ждет разочарование.

— У вас нет выбора, — повторил Джэнсон.

— Что она делает? — тихо спросила Джессика.

— Выбор у человека есть всегда. — Движения ее руки стали не такими размашистыми, более сосредоточенными; казалось, ее пальцы что-то нащупали под кожей. — Ага, нашла, вот оно. О, вот так гораздо лучше...

— Пол! — крикнула Джессика, бросаясь к ней. — Останови ее!

Но было уже слишком поздно. Раздался едва слышный хлопок раздавленной подкожной ампулы, и женщина, словно в порыве экстаза, запрокинула голову. Ее лицо залилось багровым румянцем. Она издала тихий чувственный стон, перешедший в булькающий клекот глубоко в горле. Нижняя челюсть безвольно упала, и из уголка губ вытекла струйка слюны. Глаза закатились, и сквозь полуприкрытые веки остались видны одни белки.

Из невидимых динамиков доносилось призрачное пение:

Gaudete in ilio,

quem no viderant in terris multi,

qui ipsum ardernter vocaverant.

Gaudete in capite vestro[70].

Джэнсон положил руку на шею Марте Ланг, пытаясь нащупать пульс, хотя он и знал, что ничего не найдет. Симптомы отравления цианидом были налицо. Женщина предпочла смерть капитуляции, и Джэнсон не мог сразу ответить, чем был обусловлен этот поступок — мужеством или трусостью.

«Выбор есть всегда», — сказала Марта Ланг перед смертью. Выбор есть всегда.И к ее голосу присоединился другой, всплывший из далеких воспоминаний, отделенных десятилетиями: голос одного из следователей-вьетнамцев, широкоскулого, в очках в металлической оправе: «Не делать выбор это тоже выбор».

Глава тридцать восьмая

На письменном столе генерального секретаря ООН мелодично зазвучал сигнал устройства внутренней связи. Послышался голос Хельги Лундгрен:

— Прошу прощения за беспокойство, но это опять мистер Новак.

Матье Зинсу повернулся к верховному комиссару по делам беженцев, бывшему крупному политическому деятелю Ирландии, сочетавшей напористость с красноречием. В настоящий момент ирландка сражалась не на жизнь, а на смерть с заместителем генсека по гуманитарным проблемам, ведущим подковерные сражения с совсем не гуманитарным рвением.

— Мадам Маккейб, я ужасносожалею, но мне необходимо ответить на этот звонок. Кажется, я понял причины вашего беспокойства по поводу критических заявлений, раздающихся в ваш адрес со стороны департамента политических связей. Не сомневаюсь, что этот вопрос будет улажен, если мы обсудим его вместе. Попросите Хельгу заняться подготовкой совещания с участием всех заинтересованных сторон.

Встав, он величественно кивнул, показывая, что разговор окончен.

Как только верховный комиссар ушла, Матье Зинсу снял трубку.

— С вами будет говорить мистер Новак, — произнес женский голос.

Щелчки, электронный писк, и наконец в трубке послышался голос Петера Новака.

— Mon cher Матье! — начал Новак.

— Mon cher Петер, — ответил Зинсу. — Не могу выразить словами благодарность за то, что вы дали согласие хотя бы обсудитьмое предложение. С тех пор как клан Рокфеллеров подарил ООН землю, на которой был построен комплекс Объединенных Наций, ни одно частное лицо не предлагало...

— Да, да, — оборвал его Новак. — Однако, боюсь, я вынужден буду отказаться от вашего приглашения отужинать вместе.

— Вот как?

— Мне пришел в голову более грандиозныйзамысел. Надеюсь, вы со мной согласитесь. У нас ведь нет друг от друга секретов, не так ли? Полная прозрачность всегда была первостепенным качеством Организации Объединенных Наций, не так ли?

— Ладно, Петер, давайте ближе к делу.

— Хорошо. Я выскажу вам свои предложения, а вы мне ответите, насколько они разумны.

— Будьте добры.

— Насколько я понимаю, в пятницу должно состояться заседание Генеральной Ассамблеи. Мне давно хотелось обратиться с речью к этому благородному собранию. Глупое тщеславие?

— Разумеется, нет, — поспешно заверил его Зинсу. — Конечно, лишь очень немногие частные лица имели возможность выступить...

— И все же вряд ли кто-нибудь будет оспаривать то, что я имею это право и привилегию — полагаю, можно так сказать, не вступая в противоречие с самим собой.