Читать интересную книгу Новочеркасск: Роман — дилогия - Геннадий Семенихин

— Кто там?

— Отоприте, пожалуйста, Александр Сергеевич, — раздался неуверенный голос.

Днем на Аксайской почти никогда не грабили, поэтому хозяин дома без колебаний сбросил засов и цепочку, потянул на себя потускневшую от времени медную ручку и замер от удивления: на пороге в светлой рубашке, подпоясанной тонким кавказским ремешком со множеством сверкающих насечек, в белых, старательно отутюженных брюках стоял плечистый молодой парень. В огромной руке свернутая трубочкой тетрадка казалась безнадежно затерянной.

— Я к вам по делу, Александр Сергеевич, — смущенно пробасил неожиданный гость. — Вы меня наверняка не знаете.

— Да как же не знаю, — рассмеялся Якушев, вглядываясь в бровастое лицо и колечки спадающих на загорелый лоб волос. — Вас вся округа знает, а мои ребятишки души в вас не чают. Слышите, как во дворе их любимица Мурза лает? Это она благодаря вам у нас оказалась. А о других ваших подвигах я уж и не говорю.

— Да уж какие там подвиги…

— Ладно, ладно, Ваня Дронов, выкладывайте лучше, в чем дело.

Помощь ваша нужна, Александр Сергеевич. Задачка не решается.

На лбу у Якушева вспухли бугристые складки.

— Задачка? — пробормотал он удивленно. — Какая такая задачка, позвольте вас спросить?

— Да по алгебре, — помялся сосед. — У нас вечером консультация, а у меня не сходится. Я же на рабфак поступаю.

— Как так на рабфак? — отступил в глубь коридора Якушев. — Насколько мне известно, вы же кузнецом на заводе Фаслера трудитесь.

Дронов смутился еще более:

— Так ведь это же днем, а подготовительная группа на рабфаке занимается вечером. Вот как, стало быть.

— Ну-ну… тогда пройдемте, — пригласил его Александр Сергеевич.

В кабинете сразу стало тесно оттого, что туда вошел огромный плечистый Дронов. Он сел у заваленного книгами, чертежами, пузырьками с тушью и лекарствами письменного стола и застыл в положении, о каком говорят «словно аршин проглотил». Боясь прикоснуться к зеленому сукну, он неловко держал на коленях тяжелые руки и неотрывно смотрел на книжные полки.

— Книг-то сколько! — вырвалось неожиданно у него. — А вот на верхнем ряду корешки запыленные.

— Не дотягиваюсь, ростом не вышел, — как-то беззащитно усмехнулся Александр Сергеевич. — Да вот и астма препятствует.

Дронов увидел на уголке письменного стола скомканную серую суконную тряпочку, догадался, что именно ею вытирает Якушев пыль, и, не спрашивая разрешения, взял. Почти не поднимаясь на носках, он старательно протер корешки книг на самой верхней, недоступной хозяину полке. Александр Сергеевич с восхищением наблюдал за тем, как на его могучей спине двигаются лопатки — вот силища-то!

— Ладно, ладно, — проговорил он с напускной ворчливостью, — давайте-ка лучше сюда вашу тетрадь, молодой человек. — Он пробежал глазами колонку цифр и сердито покачал головой: — И еще хотите, чтобы получилось, достопочтенный юноша? Да у вас же тут ошибка на ошибке сидит и ошибкой погоняет. Последовательность действий правильная, по вычисления никуда не годятся. Садитесь поближе и следите за моим карандашом.

Остро отточенный красно-синий карандаш беспощадно прошелся по колонке цифр, зачеркивая одни и вписывая другие. На своей щеке хозяин дома чувствовал горячее дыхание Вани Дронова.

— Вот так номер! Всего четыре поправки, и далее все пошло как по маслу. А я-то, лопух, недоглядел…

— Вы не лопух, Ваня, — поправил его Александр Сергеевич. — Вы попросту рассеянный субъект. А рассеянным в математике быть нельзя, ибо ничего не достигнете. Забудьте на время эту задачу, а я вам напишу новую. С ней и попробуйте справиться.

Он вырвал из начатой тетради листок, быстро написал на нем аналогичное уравнение, строговато изрек:

— А теперь садитесь-ка на мое место, милостивый государь, и решайте.

— Я — милостивый государь? — незлобиво проворчал Дронов. — Я пролетарий.

Александр Сергеевич снял пенсне и, рассматривая гостя близорукими глазами, от души расхохотался.

— Молодой человек, ну что поделаешь? Милостивый государь — это та форма обращения, к которой я привык с восьми лет, а слово «товарищ» употребляю лишь с двадцатого года. Так что извините за старомодность и решайте. Когда добьетесь результата, позовите. Я отлучусь в другую комнату по своим хозяйским надобностям.

Через несколько минут из кабинета донесся веселый басок:

— Александр Сергеевич, а я решил.

— Ну-те-с, ну-те-с, — проговорил Якушев, входя в кабинет и отбирая у него листок. Лохматые брови педагога сошлись над переносьем, цепким взглядом пробежал он по цифрам и озадаченно воскликнул:

— За пять минут, и без единой ошибки?

— Выходит, так, — разулыбался Дронов.

— Просто не верится, — протянул Александр Сергеевич. — Тогда этот вот пример решите, чтобы развеять мои сомнения.

И Якушев набросал новые цифры. Ему почему-то вдруг остро захотелось, чтобы этот огромный парень с бычьей шеей и кулаками настоящего молотобойца сейчас бессильно опустил руки. Он было подумал, что так оно и случится, потому что увидел, как замерла в крупных пальцах у Дронова черная ручка с пером. С большим трудом Александр Сергеевич подавил в себе коварное желание спросить: «Ну что? Не получается?»

Неожиданно Дронов положил ручку на чернильный прибор и шумно вздохнул. Потом провел ладонью по вспотевшему крутому лбу.

— Фу, Александр Сергеевич, уморили, — сказал он, отдуваясь, и тут же облегченно воскликнул: — А все-таки я решил!

Якушев взял в руки листок, поднес к глазам и застыл в недоумении:

— Не может быть, милостивый государь! Ни одной ошибки. О! Вы очень сообразительный ученик.

— Значит, полагаете, мне можно на рабфак? — с надеждой спросил крутолобый парень.

— Не только можно, но попросту нужно! — вскричал Александр Сергеевич, у которого переходы от скептического настроения к настроению доброму совершались внезапно.

— Вот спасибочки за доброе слово! — обрадовался Дронов. Порывшись в глубоком своем кармане, он достал старательно разглаженную десятирублевку и положил на зеленое сукно стола.

— Это что? — осевшим голосом вдруг спросил Якушев, и мохнатые брови его ниже обычного нависли над глазами.

— Как что? — спокойно переспросил молодой кузнец. — Это за ваши труды, за то, что уверенность во мне пробудили, стало быть.

Александр Сергеевич побагровел. Еле справляясь с подступающим кашлем, рявкнул:

— Немедленно заберите свои деньги назад, иначе я попрошу вас покинуть мой дом!..

— Да я что, — растерянно глядя на него, зачастил Дронов, — я же хотел как лучше, а получилось… Но если вы требуете, я, конечно, повинуюсь… — И, скомкав десятирублевку, он сунул ее обратно в карман.

Якушеву стало жаль парня, и он произнес:

— Ладно, Ваня, будем считать, я погорячился. Простите. Давайте забудем эту маленькую размолвку. У вас подлинные способности, и, если когда-либо понадобится моя помощь по математике, всегда заходите. Вот вам моя рука.

Покидая дом Якушевых, Дронов почти лицом к лицу столкнулся с Надеждой Яковлевной и мальчиками, которые, весело подпрыгивая, тащили с базара тяжелые сумки. Торопясь, он не обратил на них никакого внимания и пропустил мимо ушей озадаченное Венькино восклицание:

— Мама, да ведь это же Дрон!..

— Странно, — удивленно промолвила Надежда Яковлевна и заторопилась к парадному.

— Саша, кто у нас был? — спросила она, войдя в кабинет.

Александр Сергеевич сидел за столом в серой расстегнутой косоворотке какой-то отрешенно-торжественный. Будто сквозь сон переспросил:

— А? Кто у нас был? Хороший человек. Первый богатырь на нашей окраине Ваня Дронов.

— Зачем? — с еще большим удивлением спросила супруга.

— У него алгебраическая задача не получалась, вот и пришел.

— Дрон и алгебра? — удивилась Надежда Яковлевна. — Что-то не верится.

Якушев пристально посмотрел на нее:

— А ты не смейся, Наденька. Именно так. Дрон и алгебра. У этого еще вчера малограмотного парня несомненные способности к математике. И знаешь, о чем я подумал?

Держа в руках цветастую косынку, в которой ходила на рынок, она задумчиво улыбнулась:

— О том, что каждая кухарка может научиться управлять государством, как любил говаривать наш погибший Павел?

— Примерно об этом, — согласился муж и стал протирать запотевшие стекла пенсне. — А если конкретнее, то о том, что нисколько не удивлюсь, если несколько лет спустя увижу его на посту директора большого завода, а то и наркома. Вот как оно пробивается, то новое, с которым я некогда не соглашался, — закончил он задумчиво.

Если бы в ту пору Венька Якушев вел дневник, сколько интересного смог бы сообщить о себе! Но он в ту пору не только не умел писать, но даже и алфавита не знал. Надежда Яковлевна упорно считала, что это в дошкольном возрасте совершенно не обязательно.