И, надо сказать, не без оснований, ибо вот уже два года он живет неподалеку отсюда и уж если ходит куда-нибудь обедать, то чаще всего именно в «Золотой мир». Правда, в компании, как нынче вечером, он бывает здесь крайне редко.
Девушка, сидевшая напротив, была его дочь. Звали ее Ингрид, ей минуло девятнадцать лет, и, если отвлечься от того, что она была очень светлая блондинка, а он – очень темный брюнет, они были похожи друг на друга.
– Хочешь еще кофе? – спросил Мартин Бек.
Ингрид отрицательно помотала головой, и официантка ушла выписывать счет. Мартин Бек вынул из ведерка со льдом бутылочку пунша и разлил остаток по стаканам. Ингрид маленькими глотками прихлебывала из своего.
– Надо бы нам почаще это делать, – сказала она.
– Пить вместе пунш?
– Ммм, пунш – это тоже недурно. Но я не про то: надо почаще встречаться. В следующий раз я приглашу тебя обедать к себе, на Клостервеген. Ты даже не видел, как я устроилась.
Ингрид ушла из дому три месяца назад, когда родители развелись. Мартин Бек частенько задавал себе вопрос, решился бы он сам расторгнуть привычный и налаженный брак с Ингой, если бы Ингрид не толкала его на это. Сама она чувствовала себя дома не очень хорошо и, еще не окончив гимназии, поселилась вместе с подругой. Сейчас она изучала социологию в университете и недавно переехала в однокомнатную квартиру в Стоксунде. Покамест она снимала ее, но надеялась рано или поздно заключить договор на свое имя.
– Мама и Рольф были у меня позавчера, – сказала она. – Я хотела позвать и тебя, но никак не могла дозвониться.
– Да, я на несколько дней уезжал в Эребру. Ну как они там?
– Хорошо. Мама притащила полный чемодан всякого добра. Полотенца, салфетки, голубой кофейный сервиз, всего и не упомнишь. Между прочим, мы говорили о дне рождения Рольфа. Мама хочет, чтобы мы у них пообедали. Конечно, если ты сможешь.
Рольф был на три года младше Ингрид. Они были до удивления разные, как только могут быть разными брат и сестра, но всегда отлично ладили.
Рыжеволосая принесла счет. Мартин уплатил и допил пунш. Потом он взглянул на часы. Без малого час.
– Пошли, – сказала Ингрид и торопливо допила свой стакан до дна.
Они медленно шли на север по Эстерлонггатан. Ночь была прохладная, небо усыпано звездами. Несколько упившихся юнцов вышли из узенького переулка Дракен. Они так горланили и шумели, что от стен старых домов отдавалось эхо.
Ингрид взяла отца под руку и сменила ногу, приноравливаясь к его шагам. Она была длинноногая, стройная, почти худая, как думалось Мартину, но тем не менее утверждала, что ей надо сбросить лишний вес.
– Зайдешь ко мне? – спросил он, когда они поднялись на холм перед Чёпманторьет.
– Только вызову такси и уеду. Уже поздно. Тебе пора спать.
Мартин Бек зевнул.
– По правде говоря, я здорово устал, – сказал он.
Возле статуи, изображавшей Святого Георгия с драконом, прислонясь спиной к цоколю, сидел на корточках человек и дремал, уронив голову на колени.
Когда Ингрид и Мартин Бек поравнялись с ним, он поднял голову, пробормотал что-то неразборчивое, потом вытянул ноги и снова заснул, упершись подбородком в грудь.
– Лучше бы ему отсыпаться у Святого Николая[99], – вслух подумала Ингрид. – Здесь ведь холодно сидеть.
– Ничего, попадет и туда, если будет место. А вообще, это уже давным-давно меня не касается.
В молчании они продолжали свой путь по Чёпмангатан.
Мартин Бек вспоминал то лето, двадцать два года назад, когда он патрулировал в округе у собора. Стокгольм выглядел тогда совсем иначе. Старый город походил на идиллический средневековый городок – разумеется, с пьяницами, и с нуждой, и с горем, все чин по чину, – покуда не произвели необходимую санацию и реставрацию зданий и не взвинтили квартирную плату настолько, что прежним обитателям Старый город оказался просто не по карману. Жить в этом районе стало модно, а Мартин теперь принадлежал к разряду лиц привилегированных.
Они поднялись на лифте – лифт, установленный во время ремонта, был в Старом городе большой редкостью. Квартира выглядела в высшей степени современно и состояла из холла-передней, небольшой кухни, ванной и двух смежных комнат с окнами на восток, в большой городской сад. Комнаты были уютные, асимметричные, окна в глубоких нишах, потолки низкие. В первой комнате, где стояли удобные кресла и низкий стол, находился камин. В следующей стояла широкая кровать, вокруг по всем стенам висели книжные полки, еще там был шкаф, а у самого окна – письменный стол с двумя тумбами.
Не снимая пальто, Ингрид села за письменный стол, подняла трубку и набрала номер диспетчерской.
– Может, посидишь немного? – крикнул Мартин из кухни.
– Нет, мне пора домой, спать. Я до смерти устала, и ты, между прочим, тоже.
Мартин не стал возражать, хотя сонливость вдруг начисто его покинула, а ведь он зевал весь вечер, зевал в кино – они смотрели «Четыреста ударов» Трюффо[100] – и несколько раз чуть не уснул.
Ингрид удалось дозвониться, она заглянула на кухню и поцеловала отца в подбородок.
– Спасибо тебе за этот вечер. Увидимся на дне рождения у Рольфа или еще раньше. Спокойной ночи.
Мартин Бек стоял возле лифта, пока она не захлопнула дверцу, шепотом пожелал ей спокойной ночи и вернулся к себе.
Он перелил в большой стакан пиво, которое успел вынуть из холодильника, и отнес бокал