в получении им от матери, проживавшей в Царстве Польском, портретов некоторых польских мятежников, во 2) в пожертвовании Бринкеном денег на поддержание польского мятежа и, в 3) в принятии участия в подписке на поддержание мятежа, каковая подписка производилась среди поляков чиновников г[орода] Семипалатинска и укрепления Верного[530].
Дела-Гарде переслал донос Альбитского генерал-губернатору Западной Сибири, который отдал распоряжение семипалатинскому губернатору сделать в квартире Бринкена обыски и расследовать все обстоятельства доноса. Губернатор предписал семипалатинскому полицеймейстеру[531] «сделать без огласки, но при понятых внезапный тщательный обыск в квартире барона Бринкена, не окажется ли у него, согласно доносу, портретов лиц, участвующих в польском мятеже, а также потребовать от него письменного объяснения, кто и когда из служащих здесь чиновников поляков приглашал его к принятию в пожертвовании на поддержание мятежа и сделал ли он со своей стороны какое пожертвование и каким путем, кому и сколько вручил на этот предмет денег». 2-го сентября 1863 г[ода] в 5 часов пополудни в квартире Бринкена полицией был сделан обыск, давший следующие результаты: были найдены 23 мужских и женских фотографических карточки и две карточки с Мицкевича и Гарибальди и 49 писем. Карточки с письмами были препровождены губернатору, который, ознакомившись с ними, возвратил их «как не имеющих политического значения» и не содержавших в себе «ничего политического» барону Брннкену. 23 фотографических карточки оказались снятыми с родственников, знакомых и товарищей Бринкена по кадетскому корпусу, а 49 писем заключали в себе переписку Бринкена на польском языке с матерью, братьями и сестрами.
Семипалатинской полиции барон Бринкен представил 4 сентября 1863 г[ода] следующее объяснение:
«На требование семипалатинской полиции, имею честь объяснить: что ни в городе Семипалатинске, ни в других городах, где по делам службы я обязан ездить, о существовании или проявлении самой идеи, взывающей к приношению пожертвований в пользу польской инсуррекции, я ничего похожего на это не слышал. Из поляков никто меня к подписке на поддержание мятежа в Польше не приглашал. Сам же я знал только лишь по газетам о существовании его и никогда ничего не жертвовал в пользу инсургентов. Да кроме того, поляков в кругу моей служебной деятельности я не встречал, а видел только русских подданных, равно как и служащих; какой же они веры или какого происхождения, я не имел надобности забирать справки. Ежели мне случалось иметь корреспонденцию в Царстве Польском, то лишь потому, что в Содомской[532] губернии Опочинского уезда, в деревне Коморове, проживает престарелая, почти 60-летняя мать моя, для которой я как единственная в материальном смысле ее подпора посылал деньги. А именно: в феврале месяце было дослано одно письмо с ПО руб[лями] и в том же месяце другое с 20 руб[лями], оба эти письма были мною отосланы из укрепления] Верного. Вчерашнего числа я лишь только уведомлен матушкою моею о получении этих денег. Самое письмо было лично мною представлено Его Превосходительству г[осподи]ну военному губернатору Семипалатинской области [533] и им же самим распечатано и прочитано; из него можно видеть, с какой целью деньги эти были посланы, поэтому письмо это считаю не лишним при сем представить в оригинале.
Из настоящего требования семипалатинской полиции я вижу: что Г[осподин] Альбитский предъявил донос, взводящий на меня какие-то странные компрометирующие небылицы, поэтому честь имею покорнейше просить, назначить по сему доносу формальное следствие, дабы с виновными из нас, поступить по всей строгости законов, и самый донос впоследствии прошу мне объявить».
Губернатор, докладывая генерал-губернатору Западной Сибири все обстоятельства расследования доноса Альбитского на барона Бринкена, добавлял, что в письме матери Бринкена «встречаются наставления нравственно-религиозного свойства, без всякого патриотического оттенка», а портреты Мицкевича и Гарибальди — «портреты личностей исторических, известных целому миру; первый, как великий поэт, а последний, как современный герой Италии».
Генерал-губернатор, ознакомившись с вышеприведенным докладом семипалатинского губернатора, приказал донос Альбитского «о сношениях барона фон-Бринкена с польскими инсургентами оставить без последствий».
Ссыльные поляки являлись в области, в общем, культурным элементом. Среди них немало было лиц с образованием. Местная интеллигенция относилась к ним, по свидетельству аборигенов области, с уважением. Только низшие классы населения встретили польских водворенцев несколько недоверчиво. Но при дальнейшем ознакомлении с поляками настроение это резко изменилось в пользу сближения с невольными заселыциками области.
Герасимов Б. Г. Ссыльные поляки в Семипалатинской области (Краткий исторический очерк) // Записки Семипалатинского подотдела Западно-Сибирского Отдела Русского географического общества. Вып. 12.
Семипалатинск, 1918. С. 1–6, 13–19.
№ 4. Леонид Орлов — К истории борьбы Польши за свою независимость и свободу (По секретным документам Департамента Полиции Исполнительной)
Как отмечается в предисловии, нам не удалось установить, кем был Леонид Орлов. Вероятно, он происходил из Енисейской губернии и был чиновником, имеющим доступ к архивным документам. Других текстов его авторства не найдено.
Вместо предисловия
Потеряв свою свободу и независимость, Польша вот уже несколько веков ведет упорную, энергичную борьбу с угнетающим ее правительством. После второго раздела Польши в 1793 году между Пруссией и Россией началась активная борьба польского народа. Первым пионером борьбы за независимость и свободу своей родины из поляков был Костюшко, поднявший в русской Польше восстание. И с этого момента беспрерывно то и дело возникали среди польского народа недовольства существующим произволом в их стране, выливавшиеся то в отдельные вспышки групп и лиц, то в целые народные восстания. С момента нарождения организаций в Польше 1814 года, поставивших своей задачей восстановление Польши и независимость, эти вспышки, недовольства и восстания поляков начинают носить характер почти что систематической борьбы.
С ростом движения росли и репрессивные меры русского правительства по отношению к польскому народу. В 1822 году полиция обнаружила тайную организацию поляков под названием] «Патриотическое общество»[534] и по распоряжению правительства Александра I произвела массовые аресты по всей Польши, причем в числе арестованных был и офицер Лукасиньский[535], организовавший вместе со своим товарищем Мохнацким[536] тайную организацию: «Национальный союз новых каменщиков»[537] в 1819 г[оду], который и тяжелее всех из числа арестованных был наказан русским правительством. После двух лет тюремного заключения Лукасиньский был приговорен военным судом к 7-летнему заключению, но благодаря последовавших потом народных возмущений, кончил свою жизнь в одиночке Шлиссельбургской крепости только в 1868 году, после сорока лет тюремных страданий.
В связи с обнаружением тайной организации коснулись репрессии и Литвы, где тоже были произведены массовые аресты и высылка заподозренных в принадлежности к организации в пределы России и Сибири.
Однако несмотря на жестокие