стоявший у нее перед глазами. Затем она, кряхтя, с трудом поднялась на ноги и повторила операцию со всеми стоявшими на выступе богами и с разбросанными вокруг постерами, на которых были изображены статуя Шивы, Лакшми с Ганешем и маленькой мышкой, грызущей ладду, а также другие божества. Присутствовал там среди прочих и постер фирмы «Парамханс и компания. Аптекарские товары» с Рамой, Ситой, Лакшманом[119] и Хануманом; на земле перед ними сидел Вальмики[120], записывавший на свитке их историю.
Госпожа Махеш Капур помолилась им всем, прося не за себя; она молилась о здоровье членов семьи и долгой жизни мужа, просила благословения для внуков и покоя для ушедших в мир иной. Она беззвучно шевелила губами, забыв о присутствии дочери и внука, и тихо позванивала колокольчиком.
Наконец пуджа была завершена, госпожа Махеш Капур убрала все использовавшееся для службы в шкафчик, села и обратилась к Вине:
– Бете[121], соедини меня с Праном и скажи ему, что я хочу посетить вместе с ним храм Радхакришны на противоположном берегу Ганги.
Это был тонкий ход. Если бы она сама позвонила Прану, тот постарался бы увильнуть от посещения храма. А Вина, знавшая, что он чувствует себя достаточно хорошо для поездки, заявила брату, что он не может отказать матери в день Джанамаштами. И вот в скором времени вся компания – Пран, Вина, Бхаскар, старая госпожа Тандон и госпожа Махеш Капур – переправлялась на лодке через реку.
– Знаешь, аммаджи, – сказал Пран, раздосадованный тем, что его оторвали от работы, – если подумать о характере Кришны и о том, что он делает – флиртует налево и направо, совращает чужих жен, ворует, – то…
Его мать подняла руку, останавливая его. Она была не столько оскорблена за Кришну, сколько обеспокоена богохульством сына.
– В тебе говорит гордыня, – произнесла она, озабоченно глядя на Прана. – Надо смиряться перед богом.
– С таким же успехом я мог бы смириться перед каким-нибудь камнем или, скажем… картофелиной, – огрызнулся Пран.
Госпожа Махеш Капур задумалась над его словами. Некоторое время был слышен только плеск воды под веслами лодочника. Затем она спросила его с мягким упреком:
– Ты совсем не веришь в бога?
– Нет.
Его мать помолчала.
– Но когда мы умираем… – начала она и опять умолкла.
– Даже если бы всем, кого я люблю, грозила смерть, я все равно не поверил бы, – кинул Пран запальчиво, хотя ничто такую реакцию не провоцировало.
– Я верю в бога, – неожиданно заявил Бхаскар. – Особенно в Раму, Ситу, Лакшмана, Бхарату и Шатругхну[122]. – Мальчик еще не различал богов и героев, чьи образы крутились у него в мозгу; в «Рамлиле», которую должны были разыграть в этом году, он надеялся сыграть роль одной из пяти сваруп[123] или по крайней мере присоединиться к армии обезьян, повоевать и повеселиться. – Что это? – прервал он вдруг сам себя, указывая на воду.
Широкая серо-черная спина какого-то существа гораздо крупнее любой рыбы появилась на миг на поверхности Ганга и ушла обратно в глубину.
– Что «это»? – спросил Пран.
– Вон там, – показал Бхаскар; но спина исчезла.
– Я ничего не вижу.
– Но это было там, было, я видел, – настаивал мальчик. – Черное, блестящее, с длинным лицом.
Как будто он произнес какое-то волшебное слово, справа от лодки, повинуясь ему, из глубины вдруг вынырнули три речных дельфина и принялись кувыркаться в воде. Бхаскар завопил от восторга.
– Да, на этом отрезке реки есть дельфины, – сказал лодочник с брахмпурским акцентом. – Они не часто появляются, но они тут есть. Это вот как раз они. Их не ловят, рыбаки защищают их и убивают крокодилов на этом отрезке. Поэтому здесь, до вон того поворота за Барсат-Махалом, нет крокодилов. Вам повезло, что вы их увидели. Учтите это, когда мы приедем.
Госпожа Капур улыбнулась и подала ему монету. Она вспомнила, как в тот год, когда они с ее мужем, министром, жили в Дели, она отправилась в небольшое паломничество, посвященное Кришне. Путешествуя на лодке по Ямуне недалеко от храма в Гокуле, она зачарованно наблюдала вместе с другими паломниками за большими черными черепахами, лениво плававшими в воде вокруг них. Они, как и дельфины, представлялись ей добрыми существами, невинными и освященными. Кришна явился на землю для того, чтобы защитить невинных людей и зверей, излечить недуги этого мира и утвердить справедливость. Его подвиги на поле боя были отражены в «Бхагавадгите». И поэтому пренебрежительное отношение Прана к нему задевало и огорчало ее. Как будто богов можно судить по людским меркам, вместо того чтобы доверять им и поклоняться. Что происходит с молодым поколением, спрашивала себя госпожа Махеш Капур, если из троих ее детей только Вина верила в то, чему поклонялись их предки вот уже сотни и даже тысячи лет?
14.13
Как-то утром за несколько недель до Джанамаштами пандит Джавахарлал Неру, работая над разложенными перед ним документами, вспомнил, как в юности он, несмотря на уговоры и упреки матери, дожидался полуночи – часа, когда Кришна родился в тюремной камере, – и только тогда засыпал. Теперь же он, естественно, редко ложился спать раньше полуночи.
Сон! Это было одно из его любимых слов. Заключенный в тюрьму Альморы, он беспокоился о своей жене Камале и переживал из-за своей беспомощности, но тем не менее отлично засыпал в горном воздухе. Просыпаясь, он часто думал, какая это прекрасная и таинственная вещь – сон, и ему было жаль выходить из этого состояния. Может быть, лучше вообще не просыпаться? Бодрствуя у постели тяжелобольного отца, он принял его смерть за глубокий сон.
Сейчас, сидя за письменным столом и подперев подбородок рукой, он кинул взгляд на фотографию жены, а затем продолжил диктовать письма. Тысячи писем каждый день, сменяющие друг друга стенографисты, постоянная работа в парламенте, в южном блоке правительственных зданий и в своем кабинете дома, – всему этому не было конца. Он взял за правило не ложиться спать, пока не рассмотрит все накопившиеся бумаги и не ответит на все письма. Но он не мог отделаться от ощущения, будто все, что он пишет, лишено завершенности. Он слишком хорошо разбирался в себе самом, чтобы не сознавать: при всей своей скрупулезности он не решается вплотную заняться явлениями человеческой психики – неуловимыми и неупорядоченными, трагичными и противоречивыми – вроде тех проблем, с которыми он столкнулся в собственной партии. Когда загружен делами, легче избегать решений.
Он всегда был загружен делами, кроме периодов очередной отсидки в тюрьме. Хотя нет, именно в многочисленных тюрьмах, в которых Неру побывал, он