Читать интересную книгу Черный Баламут. Трилогия - Генри Олди

Тишина. Лишь птицы голосят вдали, пугая шмеля… тишина.

- Ну?!

Рама рывком встал, отбросив резец, и впился глазами в лицо Дроны.

Они выглядели почти ровесниками - сын любознательного Жаворонка и сын Пламенного Джамада.

А просолены кудри Брахмана-из-Ларца были, пожалуй, и круче.

- Эк тебя… - пробормотал Палач Кшатры, садясь обратно. - Ладно, не хочешь славословить - молчи.

Или проваливай восвояси! Не держу…

- Держишь, - брошенной монетой звякнуло первое слово, оброненное Дроной.

- Чем?

- Тем, что гонишь. Согласно Закону, я мог бы вообще не искать тебя, Учитель, - ты не объявлял себя моим Гуру в соответствии с традицией. Вслух, при трех свидетелях… Я прав? Согласно Пользе, поиски того аскета-погонщика, что сражался со мной в Безначалье, стараясь выкрикивать мантры как можно отчетливей… Никакой Пользы здесь уже нет. Ты ведь ничего не скрыл от меня, чтобы мне хотелось добрать остатки? Знаю, что не скрыл…

Дрона говорил, а на скулах Брахмана-из-Ларца играли каменные желваки и в глубине взора ворочалось удивление. Чувство, доселе малопривычное сыну Жаворонка. Слова срывались с языка, чужие слова, тяжелые, граненые, вместо обкатанного сотней повторений "О желанные, безупречные и чистые… изобильные подвигами…" Будто Дрона-новый пытался говорить за Дрону-старого, лишь на днях научившись говорить.

Будто морское чудовище-тимингала подымалось из пучины.

Будто заря сквозь облака.

- Они все уговаривали меня остаться, Учитель. Все прежние Гуру. Искали причины, настаивали, сулили дочерей в жены… А я уходил. Там больше нечего было брать. Закон и Польза подгоняли меня, Закон и Польза… и что-то еще, неизвестное мне самому. Даже Наездник Обрядов, глава Шальвапурской обители, хотел, чтобы я остался у него. Молчал, а глаза выдавали. Один ты… научил, ударил и ушел. Почему?

- А ты сам как думаешь? - Рама опустился на порожек хижины и машинально огладил кончиками пальцев лезвие Топора-Подарка.

- Сам? Не знаю… Можно ли так: отдавать без Закона, встречаться без Пользы, уходить без прощания? Ведь твой последний удар - он был бесчестным! Исподтишка, в нарушение кодекса битвы! Мне бы обидеться, забыть… а я все помню! Думаю: что хотел сказать мне твой кулак? Для того и в Святое Место ходил, для того и сюда, на Махендру явился… Дрона замолчал и отвернулся.

- Не верь мне, Учитель, - тихо сказал он. - Это не я с тобой говорю. Это не я… Я другой. Совсем другой. Я к себе привык, а ты меня мучишь. Шел к тебе, думал, о главном беседовать станем. Знал: где оно, главное, какое оно… Пришел, рядом стою - ничего не знаю. Ни главного, ни мелкого… Мне уйти?

- Удар?

Рама спрашивал, словно пропустив мимо ушей самые последние слова Дроны.

- Бесчестный, говоришь? Твоя правда… Подобных тебе так и убивают - бесчестно. Показать, как это делается?

Молниеносным движением Палач Кшатры нагнулся и подхватил с земли Топор-Подарок. Дрона отшатнулся, машинально вскидывая к груди ненатянутый лук-посох, но аскет и не собирался рубить гостя пополам, от плеча к паху. Напротив, ухватив древко секиры поперек, Рама швырнул дар Шивы Брахману-из-Ларца, швырнул резко, словно от себя отрывал и боялся не оторвать… Лук выпал из пальцев Дроны - и в тот же миг мертвая хватка сына Жаворонка сомкнулась на секирном древке.

Звякнули колокольцы.

Солнечные блики скользнули по гравировке, и в тон гневному мычанию белого быка неумело откликнулся белый теленок, высовываясь из чурбачка до середины.

Дышать стало тяжко, будто гортань и ноздри забило пеплом, священным пеплом от сожженных трупов. Шипение мириадов змей наполнило уши, оно сгущалось, оглушало, и скоро в нем родились слова, произнесенные давным-давно, на Поле Куру, чтобы быть услышанными совсем другим учеником:

- Горец подарил мне топор. И сказал, что, пока дар Шивы со мной, любой чужой воле, даже воле самого Шивы заказана дорога в мое сознание. Больше я не совершал поступков, за которые делил бы ответственность с кем-то посторонним…

Дрона стоял перед ашрамом сына Пламенного Джамада, держа в руках Топор-Подарок.

* * *

Смутно.

Смута души, смятение чувств, мысли всмятку… и еще - тучи. Они клубятся, заполняют собой все на свете, роятся болотным гнусом, топчутся стадами слонов, увешанные гирляндами молний. Одни тучи темные, как голубой лотос в пору увядания, другие нежностью подобны белой лилии, третьи словно тычинки гиацинта, четвертые же отливают желтизной. Некоторые походят на куркумов корень, иные - на вороньи яйца, а многие - ярко-красные словно киноварь.

Семь пылающих солнц на миг вспыхивают позади скопища туч, и, кроме клубящегося разноцветья, все - дерево и трава, сухое и влажное, прямое и кривое - обращается в пепел.

Остаются лишь тучи и ты.

Потом приходят руки. Руки с нежными ладонями, с продолговатыми пальцами, с кожей мягче пуха, руки-великаны, руки-надежда, руки-покой. Их прикосновение обволакивает тебя дыханием вечности, ты сворачиваешься в комочек и погружаешься в сладостную дрему. Руки носят, качают, баюкают, они ласковы и покорны, настойчивы и простодушны, им хочется верить, отдаваясь вере и сну… Руки поют о любви.

О любви великой, о любви единственной, о любви подлинной. О той страсти, перед которой ничто - праздники души и омуты прегрешений, об испепеляющем чувстве, ради которого стоит жить и умирать… жить в предвкушении, умирать от счастья.

Любые другие чувства, любые иные страсти - белесые личинки под замшелым валуном. Грязные шлюхи на пути к Сияющей Жене. Кровавогубые идолы на пути к Великому Богу. Камешки в сандалии - на пути.

Шваль.

Отребье.

Гнусь.

Предаться им - предательство.

Огромное лезвие рассекает уют дремы, грозой раскатывается мычание, и руки испуганно исчезают. Стихает бормотание, уплывает дрема, остаются лишь тучи, ожидание и тайная уверенность: все было не зря.

Смысл этой уверенности плохо понятен тебе самому.

Возможно, ты сходишь с ума.

Возможно, нет.

…В многоцветной кипени проявляется знак.

Золотой лотос.

Следом приходит человек. Человек ли? Он стоит под сверкающим венцом: руки и бедра округлы подобно слоновьим хоботам, лик прекраснее миров Брахмы и сияет ярче полной луны, у гостя прямые плечи и орлиный нос, широкая грудь придает ему царственное величие, а гибкая шея не уступает в совершенстве морской раковине. Вооружен он луком из побега сахарного тростника, тетива состоит из вереницы жужжащих пчел, а пять стрел - это пять благоухающих цветов на длинных стеблях.

Его одеяния лазурного оттенка, кудри украшены венком из кейсар-соцветий, а над головой вьется стяг с изображением зубастой морской макары.

Это Любовь. Символ Крита-Юги, Эры Совершенства, символ Золотого Века, когда мир был идеален и существам не требовалось разделение на варны, а также - на смертных и бессмертных.

…Рядом с золотым лотосом мгла рождает серебряную пластину с изображением зайца.

Заяц барабанит передними лапками и испуганно смолкает, когда рядом с пластиной-обителью возникает строгий исполин.

Одежда гиганта цвета старой бронзы, поступь величава и горда, а взгляд очей с покрасневшими белками пронизывает тебя насквозь. Брахманский шнур свисает с его левого плеча, диадема царя-кшатрия украшает голову, жезл вайшьи-землевладельца держит он в правой руке, сандалии шудры на его ногах, но нет в том кощунства, нет и осквернения святынь.

Это Закон.

Символ Трета-Юги, Серебряного Века, символ Эры Разделения, когда добродетель уменьшается на треть и приходится костылем Закона подпирать корову Мироздания, потерявшую одну ногу.

…Медно-красные весы возникают подле серебряной пластины.

Чаши их все время колеблются, меряя невидимое взору, и мнится: когда они остановятся, настанет конец света.

Стройный красавец выходит следом. Он идет, чуть пританцовывая, смуглый, тонкий в кости, обнаженный, если не считать высокой шапки синего бархата, а также многочисленных браслетов на лодыжках и запястьях. Четыре руки у красавца, и кудри его уложены в "джата-мукута" - прическу высшего существа, лишь глаза беспокойно шныряют по сторонам, словно голодные мыши, не портя, впрочем, общего впечатления, а лишь создавая ощущение вечного поиска.

Это Польза.

Символ Двапара-Юги, Медного Века, символ Эры Опеки, когда сила Закона иссякает наполовину и Польза приходит объяснить невеждам, что следует, а чего не следует делать.

Ты с ужасом ждешь явления кривой сабли из черного железа - знака Кали-Юги, Эры Мрака, Эпохи Разрушения - но этого не происходит.

И ты с облегчением понимаешь: час не пробил.

…Троица стоит пред тобой.

Любовь, Закон и Польза.

Триварга, три опоры и три ценности бытия. Юноша с цветочным луком улыбается исполину-Закону, подходит к нему и легонько гладит пальцами по щеке. Жужжат пчелы-тетива, распускаются благоухающие наконечники стрел, и лазурные одеяния переливаются всеми оттенками весеннего неба. В ответ Закон бьет Любовь кулаком в лицо. Слышен слабый хруст, венок падает в грязь с головы юноши, а тебя передергивает - вспоминается сломанный нос мальчишки Панчалийца. И воспоминание почему-то насквозь пропитано омерзением. Но в следующую секунду Любовь кошкой отпрыгивает назад, страшно улыбается окровавленным ртом, и вот три стрелы из пяти, одна за другой, поражают грудь исполина, украшенного знаками всех варн.