Я не поняла его.
— О нарядах?
Я споткнулась, а поскольку Анри удерживал меня за талию, еще и наступила ему на ногу.
— Ну, я полагал, что вы сами выберете, в какой наряд облачиться по случаю коронации!
От нетерпения он еще крепче сжал мою руку, увлекая меня с собой.
Я уперлась ногами в землю и остановилась. Вынужден был остановиться и он.
— Что теперь не так, Элеонора? — Он был явно раздражен, ведь ему надо было следить еще за всем прочим, что происходило вокруг. — Что бы там ни было, у нас совсем нет времени. К рассвету я хочу выступить в путь.
— Так я не останусь здесь регентом? — осторожно спросила я.
— А вам этого хочется?
— Я думала, вам понадобится, чтобы я оставалась здесь.
— Я так сказал? — нахмурился Анри.
— Нет.
— Тогда в чем?.. А! Вы думали, что я уеду без вас?
— Да.
Он посмотрел на меня, крепко сжимая мои руки сквозь плотную ткань и мех плаща.
— В моей жизни это будет самый важный день — когда на мою голову возложат чертову английскую корону. И я хочу, чтобы со мной были вы. Рядом со мной.
— О!
— Элеонора, — сказал он, ласково встряхнув меня, — иной раз вы бываете просто дурочкой.
— Откуда же мне было знать? Вы раньше оставляли меня здесь.
— На этот раз не оставлю. — И он повлек меня дальше. — Нас коронуют обоих, а дитя родится в Англии. Это вас устроит? — Не ожидая ответа, он повернул меня, крепко обнял за плечи, прижал к стене. — Мы не сможем всегда и везде быть вместе. Вы это хорошо понимаете. Наша жизнь состоит не из удовольствий, и мы не вольны распоряжаться ею по своему усмотрению. В силу своего рождения мы предназначены для более высоких целей. — Он поцеловал меня, сильно, уверенно. — Но ради такого торжественного случая, ради короны Англии, которая принадлежит мне по праву рождения, мы должны быть вместе. — Он снова поцеловал меня. — Вы с этим согласны?
— Согласна.
Вечные расставания. Вечные разногласия. Как ясно он все понимал! Я тоже понимала. Понимала и принимала.
— Никогда не забывайте этой минуты, Элеонора, когда мы стояли на стенах Руана, а весь мир расстилался у наших ног. Он принадлежит нам, и мы должны его взять, должны создать империю и править ею, должны основать династию, чтобы наши дети и дети детей унаследовали созданное нами. — Он по-хозяйски провел рукой по моему округлившемуся животу. — И никогда не забывайте вот о чем: я вас люблю. — Он взял меня за подбородок, поднял голову. — Взгляните на меня. Вы слишком спокойны, а такая женщина неизбежно вызывает подозрения. — Он грубовато рассмеялся. — Что вы можете сказать такого, что мне не понравится?
— Да ничего!
— Тогда скажите то, что мне наверняка понравится!
Все мои страхи и волнения улеглись. Было холодно, сыро, неприятно, но никогда еще я не чувствовала себя такой довольной, как сейчас, на стенах Руана, под защитой руки Анри.
— Мое сердце принадлежит вам, — сказала я ему.
Вот! Наконец я это выговорила!
— Прекрасно.
— И я люблю вас.
Почему мне казалось, что это так трудно произнести?
— Знаю, что любите. Еще бы не любили! Вы поедете со мной в Англию.
— Поеду.
— Да, чуть не забыл…
Я еще не успела осмыслить его самоуверенного утверждения, будто он и раньше знал, что я не просто влюбилась в него на время, а мы уже чуть не мчались вниз по ступеням; впрочем, рука Анри, обвившаяся вокруг моей талии, твердо поддерживала меня.
— Вы слышали, что сообщил мне гонец о Людовике? Он взял себе новую жену. Констанцию, девушку из Кастилии. Они в начале нынешнего месяца обвенчались в Орлеане.
— Вот как.
Кажется, я немного растерялась. Понимала, что Людовик женится снова, но как-то смутно представляла себе это.
— Людовик вступил в союз с Альфонсо Кастильским, — продолжал рассказывать Анри. — Как вы полагаете: он собирает силы в связи с тем, что восходит солнце моей славы?
Я засмеялась. В конце концов, какое мне дело до женитьбы Людовика?
— Совершенно в этом уверена. Бедная девочка! Я непременно закажу мессу о том, чтобы она сумела выжить в этом царстве вечной скуки. И чтобы сумела родить несчастному Людовику сына.
Ненадолго Анри задержал на мне свой взгляд, но я без труда выдержала этот взгляд — хитрый, слишком умный и проницательный. Потом он удовлетворенно кивнул:
— Людовик никогда не годился вам в мужья. Я лучше. И я всегда вам это говорил.
Анри открыл мне дверь замка, подтолкнул, а сам быстрым шагом пошел в противоположном направлении, к конюшням.
— Да, еще одно. — Он остановился, обернулся ко мне. — Я не возьму с собой в Англию этого червяка из Вентадоэра[96].
— Отчего же?
— Чтобы он вздыхал и строил вам глазки? Богом клянусь, этого я не допущу. А спеть настоящую бодрую песню он не в состоянии даже под угрозой смерти. Я предоставляю вам самой известить его об этом. Если он попадется мне на глаза, я могу просто свернуть ему шею как дезертиру, самовольно оставившему лагерь.
Значит, Анри берется за меня решать, поедет со мной мой трубадур или нет? Он уловил огоньки, вспыхнувшие в моих глазах.
— Вы станете оспаривать мое решение?
Я подумала. Потом подумала хорошенько.
— Нет, не стану.
— Вот и хорошо. А то мои воины станут ронять слезы о неразделенной любви прямо в кружки с пивом. Теперь ступайте и сделайте все, как надо, любовь моя…
Наверное, он сразу же позабыл обо мне, но на сердце у меня стало легко; я пошла наблюдать за тем, как укладывают мои вещи в дорожные сундуки, одновременно думая о том, как сообщить моему трубадуру, что предмет его любви покидает его. Слово Анри — закон.
В моих покоях царила неразбериха. Что брать? Как решить — то платье взять или это? Туфли — с золотым шитьем или без шитья? А мантию — то ли с горностаевой опушкой, то ли без опушки? В конце концов, я взяла все. Потом поразмыслила и добавила еще десять теплых нижних юбок. Как сказал Анри, кто знает, что может понадобиться, а в Англии холодно.
Я — королева Англии?
Эта мысль мне понравилась.
Эпилог
Девятнадцатый день декабря 1154 года
Лондон, Вестминстерское аббатство
Так холодно! Я изо всех сил сжимаю зубы и стараюсь не вспоминать о первых впечатлениях от этого города, который будет теперь моим домом по меньшей мере несколько месяцев каждого года. Вдоль улиц навалены сугробы грязного снега, то здесь, то там — пятна гололеда, готовые стать ловушкой для того, кто зазевается, повсюду — густой слой отбросов и навоза, а Темза вся покрыта льдом. И как бы ни хотелось мне оказаться сейчас в Аквитании, я должна быть именно здесь, коль на этом настаивает Анри. Уж это я понимала.