— Ну… — начал Тим глубокомысленно.
— Прошу, — Гаршин распахнул дверь кабинета.
Тим помялся, но вошел. При других обстоятельствах он с Гаршиным разговаривать не стал бы. Но теперь, зная, что между Гаршиным и отцом имелся какой-то контакт, решил хотя бы послушать.
В кабинете редактора отдела было непривычно пусто. Прежний редактор, Петя Половец, уволившись, забрал с собой все те маленькие вещицы, которыми обрастают с годами стены каждой редакционной комнаты. Плакаты, вымпелы, флажки какие-то, дружеские послания, макеты удачно сделанных полос. Вроде бы ерунда на булавках и кнопках болтается, а сразу видно, кто в комнате хозяин, что он за человек. Половец был нормальный мужик и не мешал отделу работать. Над расследованием Тима и Зайцева деликатно хихикал, но не более того. Копайте, ребята, а я тут ни при чем.
Гаршин за отдел еще толком и не брался, а напряжение уже создал очень серьезное. Самим фактом своего присутствия. Очень уж у него были характерные замашки человека, делающего карьеру. И при этом — богатое прошлое «аномального» журналиста, еще в застойные годы успешно публиковавшего смелые материалы. Гаршин был свой человек на Байконуре и в Звездном городке, приятель многих космонавтов, автор нескольких книг. И многих статей по паранормальной тематике.
Вроде бы в доску свой. А морда противная. Тим сел, посмотрел на устраивающегося за столом Гаршина и поежился. «Надо бы сейчас „щелкнуть“ для большей уверенности, да не успею, он уже рот открыл. Придется в этот рот смотреть».
— Признаюсь, вы очень меня интересуете, — начал Гаршин без обиняков. Тим снисходительно кивнул. «Это ты молодец. Давай продолжай в том же духе».
— Мне удалось разузнать о вас немного, — продолжал Гаршин, — но даже это немногое впечатляет. Вот, давайте вместе посмотрим. Вы не против, Тимофей?
— Ну отчего же. Кстати, я откликаюсь на имя Тим.
— Да? Чудесно. Так вот. Вы интересный молодой человек, Тим. Публикуетесь с пятнадцати лет, причем сразу в солидных изданиях…
— У моих родителей много друзей, — ввернул Тим.
— Это замечательно. В факультетской многотиражке у вас был ряд весьма нестандартных статей…
— До сих пор стыдно.
— Это тоже замечательно. А в нашей газете вы сотрудничаете еще с семнадцати. И делаете очень разноплановые материалы. Одно начало чего стоит — репортаж на первую полосу…
— А тут все пьяные лежали, — честно объяснил Тим. — Некого оказалось послать. Я, правда, тоже был малость того…
— Судя по вашему репортажу, министр образования этого не заметил.
— Вы меня пугаете, Иван Иванович, — пробормотал Тим. Его охватило глухое раздражение. — По-моему, ваша осведомленность выходит за границы приличий. Вы за сколько лет архивы подняли?
— Вы мне интересны, Тимофей, — повторил Гаршин.
— А вы мне уже нет, — отрезал Тим.
— Тимофей, зачем вы грубите?
— У нас вооруженный нейтралитет.
— С какого момента, хотел бы я знать?
— С того самого, Иван Иванович, как я с вами последний раз поработал. Кстати, что ваша язва? — спросил Тим брезгливо.
— Великолепно. Как будто и не было ее никогда.
Тим вздохнул.
— Надо бы проверить. Выглядите вы получше, это правда, но…
— Спасибо, у меня все в порядке, — быстро сказал Гаршин.
Тим встал, сунул руки в карманы и прошелся по кабинету. Остановился перед столом и, покачиваясь с носков на пятки, навис над Гаршиным, который весь съежился и затих.
— Год назад вы совершили очень большую ошибку, господин Гершович, — тоном прокурора сообщил Тим. — Вы не пришли ко мне на два последних сеанса. А эти сеансы были очень важные, может быть, даже решающие. Я вам это говорил. Тем не менее вы не пришли. Догадываетесь, какие выводы сделал я?
Гаршин-Гершович потупился.
— Я понял, что вы только делали вид, будто верите мне, — обвинил Тим. — Вас рекомендовали надежные люди, у меня не было оснований отказать им, я с вами интенсивно работал, тратил на вас свое здоровье. А вы удрали без объяснения причин. Мне на деньги наплевать, у меня их завались. Но я понять не могу, отчего мой клиент растворяется в воздухе. Объяснение только одно — он не верит, что я его вылечу.
Гаршин отвернулся к окну, сложив руки на груди.
— А вы ведь неплохо писали об экстрасенсах, господин Гершович. Объективно, честно. Почему вы попросились именно ко мне со своей язвой? А? Я ведь не знал, что в частной жизни вы язвенник Гершович, а на работе — журналист Гаршин.
— Тимофей, я тоже не знал, что ваша фамилия Костенко, — сквозь зубы процедил Гаршин, поворачиваясь к Тиму лицом. — Я бы обязательно вас спросил, не тот ли вы Тим Костенко, который работает здесь у Малининой. Я же хорошо знаю ваши обзоры писем, я их все читал…
Тим ссутулился и отвел глаза.
— Так что ж вы меня сразу не признали, увидев в редакции? — спросил он устало, опускаясь в кресло. — Совесть заела?
— Допустим, — ответил Гаршин, слегка расслабляясь. — Допустим, мне действительно было стыдно. Я совершенно не знал, что сказать вам. И признай я вас, ребята начали бы задавать ненужные вопросы… Поймите, Тимофей, я не афиширую то, что я болен. Некоторые свои болячки выставляют напоказ, а я вот не могу, не хочу…
Тим внимательно посмотрел на Гаршина. «Врет, не врет? Сейчас „щелкну“, проверю. Нет, чуть погодя. Отвык я за последнее время от двойного восприятия. Могу случайно измениться в лице, он увидит, что я его „нюхаю“, обидится еще. И так уж я достаточно ему нахамил».
— Это надо так понимать, что язва все-таки беспокоит? — спросил Тим.
— Слегка…
— Тьфу, блин! Почему вы не пришли тогда?
— Так вышло, Тимофей…
— Знаете, Иван Иванович, я гораздо моложе вас, но меня это не смущает. Сейчас я вам скажу, кто вы. Вы кретин!
— Тимофей, перестаньте! — рявкнул Гаршин, ударяя кулаком по столу.
— А что вы мне рот затыкаете?! Из-за вашего упрямства я допустил брак в работе! И вдобавок вы уволокли с собой мой информационный фантом, который до сих пор от меня подпитывается! Поэтому и язва вас беспокоит всего лишь слегка! Вы пришли ко мне в таком состоянии, что сейчас бы уже лежали в гробу, если бы я не вмешался!.. — Тут Тим осекся.
— Действительно, хватит, Тимофей, — сказал Гаршин сухо.
— У-у-у… — простонал Тим. До него окончательно дошло, что Гаршин не верит в экстрасенсов. Как минимум сенс Тим Костенко не произвел на Гаршина должного впечатления. Те самые два сеанса, которые Гаршин не «добрал», действительно были очень важны. А у Гаршина сложилось впечатление, что с ним просто ничего не сделали. То, что ему действительно полегчало, он объяснил какими-то другими причинами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});