они и так давным-давно были известны, и Фрике не добавил ни одного нового виновника смерти королевского любимчика к тем, которые после Мантского договора получили королевское помилование. Но рассказ его об этом событии занял целое утро. Тайные переговоры во Фландрии и в Авиньоне между Карлом Наваррским и герцогом Ланкастером? Да во всех королевских дворах Европы об этом уже судачили, так что и тут Фрике мало что прибавил нового. Помощь в военных действиях, которую обещали друг другу король Наварры и король Англии? Да любой человек, если только он не круглый дурак, мог об этом догадаться еще прошлым летом, когда почти одновременно Карл Злой высадил свои войска в Котантене, а принц Уэльский – под Бордо. Ах да, разумеется, существовал тайный договор, по которому король Наваррский считает короля Эдуарда королем Франции и по которому они делили между собой все государство! Фрикан охотно признал, что такое соглашение было подготовлено, и, таким образом, подтвердил наветы Иоанна Артуа, но договор не был подписан, шли только предварительные переговоры. Когда королю Иоанну передали эти показания Фрике, он возопил:
– Изменник! Изменник! Ну что, был я прав или нет?
На что дофин возразил королю:
– Отец мой, этот договор подготовляли раньше, чем договор в Валони, который Карл заключил с вами и где говорится совершенно противоположное. Получается, таким образом, что Карл изменил королю Англии, а вовсе не вам.
И когда король Иоанн заорал, что его зять изменяет всем и каждому, дофин заметил:
– Это так, отец мой, и я сам теперь в этом уверился. Но ежели вы обвините Карла в том, что он предавал ради вашей же пользы, вы попадете в ложное положение.
О несостоявшейся поездке в Германию, куда собирались отправиться Карл Злой и дофин, Фрике де Фрикан мог рассказывать буквально часами. Называл имена заговорщиков, указывал, где именно они должны были встретиться и что этот должен сказать и кому и кто что должен был делать. Но королю об этом в свое время уже рассказал сам дофин.
А что известно ему о новом комплоте его высочества Наваррского, целью коего было взять в плен короля Франции и убить его? Э-э, нет, Фрике об этом ни слова не слышал, никаких следов приготовлений не замечал. Конечно, граф д’Аркур… – оговорив покойника, обвиняемый ничем не рискует, правосудию это хорошо известно… – так вот, граф д’Аркур все эти последние месяцы страшно гневался и впрямь иной раз говорил непотребные слова, но лишь он один и лишь от своего собственного имени.
Ну как, повторяю, не поверить человеку, который с такой охотой идет навстречу своим пытальщикам, который сыплет признаниями по шесть часов подряд, так что писцы даже не успевают точить перья? Великий плут этот Фрике, прошедший школу своего господина Наваррского, буквально затопивший тех, кто вел допрос, потоком слов и разыгрывавший из себя этакого болтуна, дабы под пустыми фразами скрыть то, о чем следовало промолчать! Так или иначе, для того чтобы употребить с пользой для дела его свидетельские показания во время суда, придется начинать все заново в Париже, учредить следственную комиссию, ибо здешняя оказалась не на высоте. В сущности, закинули в море огромный невод, а вытащили всего несколько рыбешек.
А пока шел допрос, Иоанн II хлопотал о том, чтобы прибрать к рукам владения и должности изменников, и с этой целью отправил из Руана виконта Тома Купвержа, дав ему приказ захватить все имущество семейства д’Аркур, а маршала д’Одрегема отрядил в Эврё с наказом осадить город. Но виконт Купверж повсюду натыкался на не слишком любезный прием хозяев, и конфискация так и не состоялась. Ему бы следовало оставить в каждом замке отряд лучников, да беда в том, что в его распоряжении не оказалось достаточно людей. Зато обезглавленное тело толстяка Жана д’Аркура недолго украшало собой городскую виселицу. На следующую же ночь добрые нормандцы тайком похитили труп и похоронили его по христианскому обычаю, что одновременно дало им прекрасный случай посмеяться над королем.
А что касается города Эврё, то пришлось его осадить. Но город Эврё был не единственным ленным владением Эврё-Наваррских. Повсюду – от Валони до Мелана, от Лонгвиля до Конша, от Понтуаза до Кутанса – в каждом городке таилась угроза, и даже в живых изгородях вдоль проезжих дорог что-то подозрительно шевелилось.
Король Иоанн II уже не чувствовал себя в Руане в полной безопасности. Сюда он прибыл с воинством, вполне достаточным для того, чтобы схватить участников пиршества, но недостаточным для того, чтобы подавить мятеж. В последние дни он вообще не выходил из замка. Самые верные его слуги, и в том числе, конечно, Иоанн Артуа, советовали ему уехать. Его присутствие в Руане разжигало народный гнев.
Король, которому приходится опасаться своего народа, по сути дела, ничтожный монарх, и есть все основания считать, что дни его царствования сочтены.
Итак, Иоанн II решил вернуться в Париж, но потребовал, чтобы его сопровождал дофин. «Вы не устоите, Карл, если в вашем герцогстве поднимется мятеж». Но главным образом он опасался, как бы его сынок не сговорился с наваррской партией.
Пришлось дофину подчиниться; однако он заявил, что путь в Париж они проделают не верхами, а поплывут по реке. «Я привык, отец мой, из Руана до Парижа плыть по Сене. Ежели нынче я поступлю иначе, люди могут решить, что я сбежал. Кроме того, плыть мы будем медленно и все новости станем получать скорее; буде они неблагоприятны и мне придется почему-либо вернуться обратно, это тоже удобнее сделать».
И вот король отплыл из Руана на огромном судне, сделанном по особому заказу герцога Нормандского для его путешествий, ибо, как я вам уже говорил, он не слишком обожал верховую езду. Огромное плоскодонное судно, все разукрашенное, богато убранное и все в позолоте; на носу бились по ветру знамена Франции, Нормандии и Дофине, и шло судно и под парусом, и на веслах. Рубка приспособлена под жилье – просторная комната, убранная коврами и обставленная кофрами. Дофину нравилось побеседовать здесь со своими советниками, сыграть партию в шахматы или шашки, а то и просто полюбоваться родными просторами, которые тянутся вдоль этой полноводной реки и тут особенно прекрасны. Но короля бесило это спокойствие, эта медлительность. Что за дурацкая мысль – плыть по Сене, следуя всем ее излучинам, да ведь так получается в три раза длиннее, чем если скакать по дорогам напрямик. Он не мог привыкнуть к тому, что в каюте такая теснота. И целые дни вышагивал взад и вперед, диктуя письмо, одно-единственное письмо, все