«Да, именно так».
Я расслышал, как Командир разговаривает с гидроакустиком у соседней двери. Его голос все еще звучал невнятно, как у пьяного.
Он вошел, проворчал что-то и уселся.
Кроваво-красные глаза, подергивающиеся веки, запущенный внешний вид, волосы и борода мокрые. Он явно окунул свою голову в воду.
«Ну,» — произнес он наконец, «что там на обед?»
«Ризоли из говядины и красная капуста, господин Командир,» — ответил дневальный.
Кок был просто чудом. Я-то рассчитывал на хлеб и колбасу, а не на воскресный обед.
«Гм-м,» — произнес Командир. Он откинулся назад и стал мигая смотреть на подволок.
«Где Стармех?» — спросил я.
«А где вы думаете он может быть? Он в конце концов отключился, сидя между дизелей. Ему притащили матрас и уложили на него. Он вполне может оставаться пока там».
Дымящиеся блюда появились на столе. При запахе ризолей ноздри Командира раздулись.
Приглушенные взрывы — три или четыре. Неужели они все еще этим заняты?
Командир скорчил рожу и пожевал нижнюю губу. После двух следующих разрывов он вымолвил: «Несколько преждевременно они это делают, не так ли? Любой может подумать, что наступает Новый Год».
Он закрыл глаза, провел рукой по лицу и помял его, как тесто. Затем он глубоко вдавил глаза пальцами в глазницы и в заключение расчесал бороду пальцами правой руки.
На его лице появился хоть какой-то цвет, но ненадолго. За несколько мгновений его кожа опять побледнела, а глаза стали выглядеть еще более налитыми кровью, чем прежде.
«А как там второй механик?» — спросил я.
Он зевнул. Слова «Тоже в машинном отделении» вышли из него вместе с зевком. «Одну-две небольших работ еще надо сделать,» — добавил он.
Он снова зевнул. На этот раз он откинулся назад и прихлопнул свой разинутый рот обратной стороной руки, издав эффект тремоло.
«Это было для него хорошим введением в должность старшего механика. По крайней мере он теперь знает форму». Он прекратил зевать и наколол вилкой кусок ризолей. Он был горячим. Он осторожно взял его губами.
«Гребные винты на истинном пеленге ноль-девять-ноль, господин Командир,» — доложил Хайнрих.
Командир был на ногах и снаружи будки гидроакустика уже через мгновение. Он расклинил себя в проходе, упершись левой рукой в перегородку. «Громче или слабеет?» — нетерпеливо спросил он.
«Постоянный, господин Командир. Турбины. Все еще довольно слабый звук — теперь он становится громче».
Командир опустился на колени. Хайнрих наклонился к нему, как будто собирался ему что-то рассказать шепотом. Он снял с себя наушники и повернул их так, чтобы сам мог слушать левым ухом, а Командир правым другой наушник. Ничего не произошло. Никто не произносил ни слова.
Мои глаза медленно вернулись к столу кают-компании. Недоеденная половина моих ризолей лежала между кучкой красной капусты и горкой картофеля. Почему-то это выглядело забавным. Я все еще держал в руках нож и вилку, но не мог заставить себя есть.
«Удаляется». Это был голос Хайнриха. Стон и хруст суставов сообщили мне, что Командир выпрямился.
«Они могли бы и дать нам спокойно поесть,» — сказал он, снова протискиваясь за стол.
Едва он снова устроился на своем месте, как Хайнрих доложил о новом контакте. «Сто семьдесят градусов, господин Командир».
«Еще минуту назад все было мило и спокойно». Казалось, Командир упрекает кого-то. «Подождем и посмотрим, не так ли?»
Он успел съесть два или три куска. Я решил тоже продолжить, но осторожно, стараясь не стучать своими столовыми приборами.
Командир вернулся раздосадованный. «Все остыло!» — проворчал он, ковыряя еду вилкой. Он обиженно глянул на остатки и отодвинул тарелку.
Было ясно, что комбинация глубинных бомб и шумов гребных винтов встревожила его. Британцы действительно могли идти по нашему следу. Насколько мы знали, за нами тянулся след вытекающего топлива. Хотя течение и должно было к этому времени унести наше первое нефтяное пятно далеко в Средиземное море, но за нами все равно должен был тянуться след.
Старший помощник тщательно поглотил свой обед и уложил свои столовые приборы на тарелку параллельно друг другу. Он не только был хорошо знаком с правилами хорошего этикета — он прямо вбил их в дневального: «Если я положил вилку и нож крест-накрест, это означает, что мне нужна добавка. В противном случае — нет».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Унесите тарелки,» — сказал Командир. Он поднял себя на ноги и направился в центральный пост. Как раз, когда он уселся на рундуке для карт, взорвалось еще шесть глубинных бом. Они все еще звучали как отдаленные раскаты грома.
***
Стол в кубрике старшин представлял из себя дикое зрелище. За ним ели только трое, но как свиньи. Холодные блюда стояли брошенными среди множества грязных тарелок. Судя по их виду, крайнее изнеможение людей взяло верх над аккуратностью. Я хотел найти опору, чтобы взобраться на свою койку, но смог найти только скромную площадку для ноги среди отталкивающего беспорядка на столе.
Заглушая шмелиное гудение моторов, прогрохотало еще три взрыва глубинных бомб. Могильная тишина наступала после каждой серии разрывов, и мне вдруг стало ясно, почему: из громкоговорителей не было слышно постоянно просачивавшейся музыки, как прежде. Бомба по крайней мере оказала нам эту маленькую услугу.
Еще несколько часов сна — это будет то, что надо. Радость от возможности растянуться, пошевелить пальцами ног… В нашем затруднительном положении сам акт лежания был блаженством. Я передернулся при мысли об этом, но если бы не упрямство нашего Старика, то мы бы уже давно болтались в воде. Наш игрок с железными нервами знал ценность возвращения домой, даже если оно и было на столь потрепанном корабле.
Когда я проснулся, было 17:00. Удивительно, но наш курс был 30 градусов. Должно быть, Командир снова приближался к берегу. Если мы будем выдерживать наш нынешний курс, то упремся в Лиссабон.
Сколько времени прошло с того момента, когда меня вызвали на мостик, потому что на траверзе был Лиссабон?
По-видимому, придерживаться берега было для нас наилучшим вариантом. Если потребуется, Командир планирует высадить нас на берег — должно быть так, но насколько я знал его, он сделает что угодно, только чтобы не сдаться. U-A была полностью снабжена припасами, в конце концов — и осталось большое количество топлива, несмотря на наши потери от протечек, полный боекомплект торпед и немеряное количество продуктов. Старик не был из тех, кто бросит все это в спешке.
Мыс Финистер — вот что будет стартовой точкой для нашего рывка через Бискай. Пойдет ли он на этот риск?
«По местам стоять к всплытию!» — передали команду из центрального поста. Было 18:00 — время второй вахты. До конца вахты оставалось еще два часа.
В центральном посту образовалось скопление людей. Снова мы всплывали вслепую.
«Перископ вышел из воды… боевая рубка над поверхностью!»
«Выровнять давление».
Откинулась крышка люка. Командир, первым оказавшийся на мостике, почти тотчас же отдал команду в машину. Лодка задрожала и мы снова были на ходу под дизелем. Курс: все еще 030.[69]
Я последовал на палубу за вторым помощником. Мы были одиноки в темном диске моря. Я мог легко различить горизонт. Чернильная вода четко контрастировала с небом, которое было более светлым.
Я вдохнул столько ночного воздуха в свои легкие, сколько они могли вместить. Я не мог им насытиться. Мои зубы почти буквально жевали его черную свежесть. На мое лицо попали брызги воды, придавшие воздуху привкус соли.
Бледные усы пены расходились от нашего носа. Волны шлепали по корпусу и извлекали из металла обшивки приглушенный звук гонга.
«Скоро на нашем траверзе снова будет Лиссабон,» — сказал Командир.
«На этот раз по правому борту,» — откликнулся я и пожелал, чтобы это было единственным отличием.
***
По пути на ужин я прошел через центральный пост.