– Кто идет? – закричал часовой. – Кто идет? И поскольку ответа не было, а волна поднималась все выше и выше, он в третий раз спросил:
– Кто идет?
Часовой прицелился.
Офицер понимал, к чему приведет выстрел в королевских покоях; он опустил ружье часового, бросился навстречу наступающим и перегородил своей алебардой всю лестницу.
– Господа! Господа! – закричал он. – Что вам нужно? Чего вы хотите?
– Ничего, ничего, – насмешливо ответили несколько голосов. – Ну-ка, дайте нам пройти; мы добрые друзья его величества.
– Вы добрые друзья его величества и идете на него войной?
На сей раз его не удостаивают ответа… Он видит только зловещие усмешки.
Какой-то человек вцепляется в древко алебарды, но офицер не отпускает ее. Чтобы заставить офицера разжать ладонь, человек кусает его за руку.
Офицеру удается отобрать алебарду, он хватается двумя руками за дубовое древко, изо всех сил обрушивает удар на голову противнику и раскраивает ему череп.
От сильного удара алебарда переламывается надвое.
Теперь у офицера в руках не одно, а два орудия для защиты: палка и кинжал.
Палку он быстро вращает в руках, кинжалом колет нападающих. Тем временем часовой снова открывает дверь передней и зовет на помощь.
Пять или шесть солдат охраны выбегают на площадку лестницы.
– Господа, господа, – кричит часовой. – На помощь к господину де Шарни, на помощь!
Выхваченные из ножен сабли, сверкнув в свете лампы, которая горит наверху лестницы, начинают яростно разить нападающих справа и слева от Шарни.
Раздаются крики боли, летят брызги крови, людская волна откатывается назад по ступеням, ставшим красными и скользкими.
Дверь передней открывается в третий раз и часовой кричит:
– Возвращайтесь, господа, это приказ короля!
Солдаты охраны пользуются минутным замешательством, возникшим в толпе, и бросаются к двери, Шарни возвращается последним. Дверь за ним закрывается, два крепких засова скользят в широких пазах.
Град ударов обрушивается на эту дверь. Но ее загораживают скамейками, столами, табуретками. Она продержится добрых десять минут.
Десять минут! За эти десять минут, даст Бог, подоспеет помощь.
А теперь посмотрим, что происходит у королевы. Второй поток устремился к ее покоям, но к ним ведет узкая лестница и не менее узкий коридор, где с трудом могут разойтись два человека.
Именно здесь несет службу Жорж де Шарни. Он также трижды спрашивал: «Кто идет» и, не получив ответа, выстрелил.
На звук выстрела из покоев королевы выходит Андре, бледная, но спокойная.
– Что случилось? – спрашивает она.
– Сударыня! – восклицает Жорж. – Спасите королеву, жизнь ее величества в опасности. Я один против огромной толпы. Но это ничего, я постараюсь продержаться подольше. Торопитесь! Торопитесь!
Потом, когда наступающие бросаются на него, он захлопывает за Андре дверь, крича:
– Задвиньте засов, задвиньте! Я проживу столько, сколько нужно, чтобы королева успела убежать. – И повернувшись лицом к нападающим, колет штыком первых двух человек, которых встречает в коридоре.
Королева все слышала, и входя к ней в спальню, Анд-ре видит, что она уже встала с постели.
Две придворные дамы, г-жа Оге и г-жа Тибо, торопливо одевают ее.
Кое-как одев королеву, женщины проводят ее потайным ходом в покои короля, меж тем как неизменно спокойная, словно бы равнодушная к собственной судьбе Андре идет следом за Марией-Антуанеттой, запирая за собой многочисленные двери, встречающиеся на их пути.
Глава 55.
УТРО
На границе двух покоев королеву уже ждал человек. Этим человеком был истекающий кровью граф де Шарни.
– Король! – воскликнула Мария-Антуанетта, заметив красные пятна на мундире молодого человека. – Король! Сударь, вы обещали спасти короля!
– Король вне опасности, сударыня, – ответил Шарни.
Окинув взором анфиладу комнат, соединяющую покои королевы с приемной короля, где уже находились под охраной нескольких гвардейцев королевские дети, он хотел было спросить, где Андре, но тут встретился взглядом с королевой.
От этого взгляда, проникшего в сердце Шарни, слова замерли у него на устах.
Ему не было нужды говорить, королева угадала его мысль.
– Она идет, – сказала Мария-Антуанетта, – не тревожьтесь.
И, подбежав к дофину, королева сжала его в объятиях. Тем временем Андре, заперев последнюю дверь, входила в приемную.
Андре и Шарни не обменялись ни единым словом. Они улыбнулись друг другу, только и всего. Странное дело! Два эти сердца, так долго прожившие врозь, начинали биться согласно.
Королева огляделась вокруг и, словно радуясь, что уличила Шарни в ошибке, спросила:
– А король? Где король?
– Король вас ищет, ваше величество, – спокойно ответил Шарни; он пошел к вам одним коридором, а вы тем временем пришли другим.
Вдруг из соседней залы раздались громкие крики.
То были убийцы, они кричали:
– Долой Австриячку! Долой Мессалину! Долой Вето! Мы ее задушим, мы ее повесим!
Прозвучали два пистолетных выстрела, и две пули пробили дверь на разной высоте.
Одна из этих двух пуль пролетела над самой головой дофина и застряла в обшивке стены.
– О Боже мой. Боже мой! – воскликнула королева, падая на колени. – Всех нас ждет смерть.
По знаку де Шарни пять или шесть гвардейцев охраны заслонили королеву и двух королевских детей своими телами.
В это мгновение вошел король; глаза его были полны слез, лицо бледно; он искал королеву, как королева искала короля.
Увидев Марию-Антуанетту, он бросился в ее объятия.
– Спасен! Спасен! – воскликнула королева.
– Благодаря ему, – ответил король, указывая на Шарни. – И вы тоже спасены, не правда ли?
– Благодаря его брату! – отвечала королева.
– Сударь, – сказал король графу, – мы многим обязаны вашей семье, слишком многим, чтобы достойным образом вознаградить вас.
Королева встретилась взглядом с Андре и, покраснев, отвернулась.
Нападавшие заколотили в дверь.
– Послушайте, господа, – сказал Шарни охране, – нам надо продержаться час. Нас семеро, если мы будем умело защищаться, нас убьют не раньше чем через час. Быть не может, чтобы за это время к их величествам не подоспела помощь.
И Шарни стал двигать огромный шкаф, стоявший в углу королевской опочивальни.
Другие телохранители последовали его примеру; вскоре они нагромоздили целую гору мебели и проделали в ней бойницы, чтобы стрелять.
Прижав к себе детей и подняв руки над их головами, королева молилась.