— И что? Дали работу?
— Ну, дали… Неплохая должность была, в «почтовом ящике», с надбавками, с перспективой. Только мне ж пришлось репутацию как-то подтверждать. Там уже привыкли, чуть какой вопрос — ко мне. А я чуть что — сюда, к справочникам, к учебникам. Уже тошнило от этих учебников, а никуда не денешься.
— А поумней ничего не смог придумать, чем ходячей энциклопедией работать?
— Пробовал. — Драницкий тяжело вздохнул. — Много всякого пробовал. Только по должности меня так и не повысили. Людьми управлять — дело такое, что никакая тайная комната не поможет. А ведь как я старался… Я им показал, что могу сутками работать, без сна и перекуров. Мне ж не трудно, захотел отдохнуть, поспать, поесть — сразу сюда. Вернулся свеженький, никто и не заметил, что отлучался.
«Удобная штука — эта тайная комната, — подумал Бустов. — Легко жить, когда к любой закавыке есть время подготовиться. И опять же всегда есть куда баб водить. Только вот как-то знобит меня от этих перспектив. Недоброе здесь что-то…»
— Привык я к этому месту, — сетовал Драницкий. — Барахла сюда разного натащил, наверно, десять грузовиков. Чуть что — сразу сюда. Девушке хочешь понравиться — скорей сюда, стихотворение выучить, зубы почистить… Разговор про футбол с начальством надо поддержать — опять сюда, спортивную газету прочитать. Да и просто, надоест все — есть куда спрятаться.
— Ты тут небось полжизни провел?
— Ну, не полжизни, но немало. — Драницкий тяжело вздохнул.
— Потому и выглядишь на пятьдесят, хотя самому тридцать пять.
— Это и обидно. Все зря. Никакого толку. А жизнь проходит. Я, начальник, даже часов дома не держу. Потому что только посмотрю на циферблат — выть хочется. Ненавижу часы.
— Насколько я понял, — вкрадчиво проговорил Бустов, — ты решил жизнь одним махом улучшить. И подломил магазинчик с золотом. Думал, сразу миллионером станешь. А между тем, воровать тоже надо уметь. Это ремесло еще похитрей, чем твоя инженерия.
— Начальник…
— Да ладно, Драницкий, молчи уж. Я не протокол пишу, я просто с тобой разговариваю. Странный ты вор, Драницкий. Другой бы на твоем месте масштабно работал. Ты ж с такими способностями можешь героин тоннами через границы возить. Или оружие эшелонами поставлять без всякого риска. А попался на сраной ювелирной лавочке.
— Да какой героин… — горестно проговорил Драницкий. — Где я возьму твой героин?
— Ну, здесь я тебе не советчик. Нет героина — и слава богу.
Драницкий еще долго исповедовался, рассказывал, как он пробовал применять свою тайную кладовку в разных целях и все больше неудачно. Чувствовалось, что давно хотел кому-то все это рассказать. Бустову в конце концов даже жаль его стало.
— Ты мне вот что объясни, — сказал он. — Неужели ни разу не задумался, что это за место такое, как оно существует, как ты сюда просачиваешься. Это же научная сенсация. Тебя, если по-хорошему, надо в стеклянный ящик посадить и каждый день опыты ставить.
— Не имеете права! — вскинулся Драницкий. И с горечью добавил: — Почем мне знать, как оно все устроено. Тут ведь ничего не происходит, тут всегда только темнота и тишина.
— Ну, ты все-таки инженер, должен склад мысли иметь определенный. Что, даже никакой версии нет?
— Что стоят эти версии? А вообще я так думаю. У всего есть своя обратная сторона. У любой варежки своя изнанка. Вот и мы с тобой сейчас на такой обратной стороне. Вот, скажем, йоги — они умеют всякие чудеса делать. Без еды жить, без воздуха, исчезать на время, предметы из воздуха доставать. Может, они как раз обратную сторону используют?
— Йоги… — усмехнулся Бустов. — Ты еще скажи, фокусники своих кроликов из обратной стороны достают.
— А почем нам знать? Может, и фокусники.
— Вот лучше бы ты фокусником устроился. Больше бы заработал.
— Ну да, фокусником… — обиженно пробормотал Драницкий. — Прямо вот приду и скажу: вот он я, возьмите меня фокусником. Кому я там нужен?
— В этом и вся твоя беда, Драницкий, что везде чувствуешь себя ненужным и неподходящим. И никакой волшебный дар тут не поможет.
— Начальник, — жалобно проговорил Драницкий. — Отпусти меня, а? Ну, неужели тебе так хочется меня в тюрьму засунуть?
— Ничего мне уже не хочется. Был бы ты матерый ворюга — тогда да, дело ясное. А теперь я уж и не знаю, что с тобой, дураком, делать.
— Отпусти. Все равно не докажешь. Я ж брошки тут спрячу, и все. Как и в тот раз.
Бустов некоторое время размышлял. И любые размышления подводили к одному и тому же решению.
— В общем, так, Драницкий. Цацки ты мне возвращаешь — это раз. Больше мне не попадаешься — два. И иди на все четыре стороны, чтоб больше я тебя не видел.
— Давай! — обрадовался Драницкий. — Все верну, без вопросов. Все равно не знаю, что с ними делать. А не обманешь? Дай честное слово.
— А на Библии тебе не присягнуть? Давай уж скорей, вытаскивай нас отсюда, надоел ты мне…
— Как же так, Владимир Николаевич? — чуть не плача проговорил Пичугин.
— Молчи, — процедил Бустов, — так надо.
Они стояли у дверей ювелирной мастерской и смотрели вслед удаляющемуся Драницкому.
Тот шел мелкими торопливыми шажками, вдавив голову в плечи и не глядя по сторонам. Портфель, в котором, естественно, не оказалось никаких драгоценностей, он прижимал к боку по-куриному скрюченной рукой.
«Вот тебе, пожалуйста, идет почти бог, — думал Бустов. — Владеет даром, за который многие полжизни отдадут. Мог бы власть над людьми иметь, в золоте купаться. Да страшно подумать, кем он мог стать, если б имел мозгов хоть на сто грамм больше. А мог бы, наоборот, людей спасать, проблемы решать. Но не стал никем. Бог-неудачник…»
— Владимир Николаевич, — не отставал Пичугин. — Что, прямо так и отпустим?
«Пусть себе идет, — думал Бустов. — Не будет от него никакого вреда, нутром чую. Как, впрочем, и пользы. Надо бы только для начальства какую-то отмазку придумать… Ну да ладно, придумаю. Не в первый раз».
Годом спустя Драницкий все же попался на глаза Бустову, правда, при совершенно неожиданных и невеселых обстоятельствах.
По отделу прошла ориентировка: такого-то числа в таком-то месте автомашиной «ГАЗ» был сбит неизвестный, приметы и фотография прилагаются. Просим оказать содействие в установлении личности трупа… и так далее.
Бустов взглянул на фотографию и остолбенел. Он сразу узнал Драницкого, хотя узнать было непросто. На посмертном снимке был изображен невероятно исхудавший и обросший человек трудноопределимого возраста. Истрепанная одежда и нездоровая темная кожа наводили на мысль, что Драницкий последние месяцы бомжевал по свалкам и подвалам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});