— вселяет тревогу. После того как увидел Семена, торгующим редиской, Сергей Тимофеевич и вовсе всполошился: куда ж это может завести человека жадность?! Потому и пытается вразумить Семена. Сколько уже раз схватывался с ним! Пока, правда, безуспешно, но и отказаться от своей мысли не может: какая ни легкая капля воды, однако камень долбит; гляди, и его старания в конце концов достигнут цели.
Ох, уж эта настойчивость, продиктованная душевной добротой! Иней уже отмахнулся бы от Семена после таких вот его угроз. Вон как зло сверкали глаза! Сколько обидного наговорил! А Сергей Тимофеевич терпит, не отступается от своего. И не ради себя. Отнюдь. Семену оно нужно. В этом Сергей Тимофеевич глубоко убежден. Для того, чтобы помочь Семену, не жалеет ни времени, ни нервов. Вчера даже с Пташкой схватился. Сказал ему, что собирается сходить к Семену домой и поговорить начистоту, а Пантелей в ответ: «Дался тебе этот барыга. Снова напорешься на неприятность». Сергей Тимофеевич не мог с ним согласиться. «Ну, знаешь, бояться неприятностей?.. И из-за этого человека в беде бросать?! Это в тебе, Паня, что-то не твое говорит». А тот рассердился: «Кого спасать? Было бы кого спасать! Его тянешь из грязи, а он — упирается, да еще и норовит под дыхало садануть. Не-е, таких нечего жалеть».
Но Сергей Тимофеевич иначе рассудил. Сергей Тимофеевич считает: потому Семен и упирается, что не видит опасности, не понимает, в какую трясину его засасывает. Кто-то же должен ему раскрыть глаза... Не переубедить Сергея Тимофеевича и в том, что, когда речь идет с людских судьбах, тут уж надо бороться до последней возможности. Именно исходя из ЭТИХ соображений, Сергей Тимофеевич направился к Семену. Думалось: в домашней спокойной обстановке и разговор может получиться обстоятельный. Глядишь, обозначатся первоистоки, причины вот такой его нездоровой страсти к обогащению, А там уже и соответствующие лекарства легче подобрать.
Вот так и оказался Сергей Тимофеевич на старом поселке. Дом Семена нашел быстро. В ряду других, — добротно, но на один манер сработанных, под четырехскатными шиферными крышами, — он ничем не выделялся. Видимо, застройщики этой улицы нанимали одних и тех же мастеров ставить клетки и обкладывать свои строения кирпичом. Другая примета помогла Сергею Тимофеевичу — изгородь. В отличие от соседей, поставивших со стороны улицы обычный штакетник, за которым свободно просматривались дворы и сады, Семен, отгородился высоким забором с железными воротами.
Сергей Тимофеевич толкнул калитку. Но она оказалась запертой. На его стук вышла пышнотелая белявая молодица из тех, о которых говорят — кровь с молоком. В ней Сергей Тимофеевич сразу же узнал жену Семена — запомнил, как с мужем на рынке торговала. Еще тогда обратил внимание: черты лица — ничего особенного, и все же красива — молодостью, здоровьем. На согнутой руке, прислонив к высокой груди, она держала девчушку лет четырех-пяти. Родниковой чистоты глазенки девочки светились доверчивостью и любопытством. А ее мама смотрела настороженно, пытливо. Цепкий, будто проникающий в душу взгляд обескураживал Сергея Тимофеевича откровенной подозрительностью и этим был ему неприятен.
— Подождите, — выслушав его, сказала она и пошла звать мужа.
Сергей Тимофеевич не посмел идти следом, поскольку велели ждать, лишь ступил во двор и прикрыл за собой калитку. От ворот в глубь двора к распахнутым дверям сложенного из шлакоблоков гаража пролегла асфальтная полоса. В гараже стояла машина с поднятым капотом. Туда пошла хозяйка, по пути шумнув на бесновавшегося за углом дома, оглушительно лаявшего, видимо, рвавшегося с цепи пса.
Ожидая хозяина, Сергей Тимофеевич осмотрелся. По бокам асфальтной полосы высажено несколько корней, наверное, зимостойкого винограда — молодые лозы начали тянуться вверх по вывязанному из арматурных прутьев арочному каркасу, но еще не заплели его, не образовали сплошной зеленый тоннель. Вспомнилось, что кое-кто поговаривал, будто всю усадьбу обнес Семен неприступным забором, однако теперь Сергей Тимофеевич сам видит — злословили. Лишь двор от соседей обаполами сплошняком забран, а сад и огород окаймлены живой изгородью из кустов аккуратно подстриженной желтой акации.
Семен был в ремонтной яме. Очевидно, еще оттуда увидел, кто к нему пришел, потому что, перебросившись несколькими словами с женой, так и не глянул в сторону незваного гостя. Выпроводив ее, а также находившегося при нем сынка — мальца лет десяти — из гаража, он прикрыл дверь и пошел к Сергею Тимофеевичу, на ходу вытирая руки ветошью.
— Профилактикой решил заняться? — заговорил Сергей Тимофеевич, приподнимая в приветствии парусиновую кепку, привезенную из Крыма.
— Не подмажешь — не поедешь, — отозвался Семен. И насмешливо добавил: — Мимо шли... решили по пути заглянуть?
— Не угадал, — ответил . Сергей Тимофеевич. — Не по пути, Семен Андреевич. С целевым назначением.
— Посмотреть хоромы Семена Корикова?.. А я, знаети ли, живу на английский манер: мой дом — моя крепость. Слышали такое?
— Как же, приходилось, — сказал Сергей Тимофеевич. — Только мне наши обычаи дороже. То ж они и привели к тебе. Поговорить надо.
— О чем? — У Семена такой же, как и у его жены, настороженный, ощупывающий взгляд. И одинаковые, видно, по характеру — замкнутые, нелюдимые. Невольно Сергею Тимофеевичу вспомнилось: «Муж и жена — одна сатана». Тут уж действительно один другого стоят. А Семен продолжал: — Я свое сказал: в суд подаю, Сергей Тимофеевич. — Рыжие с коричневым крапом глаза торжествовали. Семен прищурился, поспешив спрятать вдруг вспыхнувшую в них жадность. — Или хотите откупиться? Предупреждаю, меньше пяти бумажек не возьму.
Последнее прозвучало вроде бы шуткой — глупой, дурацкой шуткой. По крайней мере так подумал Сергей Тимофеевич. Но вороватый взгляд Семена оставался настороженным, выпытывающим. Нетрудно было догадаться, что Семен и впрямь решил, будто Пыжов заявился улаживать отношения, гасить возникший между ними конфликт, не доводить дело до суда.
Сергей Тимофеевич понимающе закивал:
— Стало быть, пятьсот рублей?
— Пятьсот — вроде бы многовато, — осклабился Семен, — а пять сотенных — в самый раз.
— Недорого, однако.
Что уж подумал Семен, но тут же пригласил Сергея Тимофеевича. Правда, не в дом и не во двор, а на скамью, врытую неподалеку от ворот под окнами фасада.
— Спасибо, — проронил Сергей Тимофеевич, усаживаясь и с облегчением вытягивая ноги. — Подтоптался малость. — Не глядя на хозяина, продолжал прерванную мысль: — Недорого, говорю, ценишь свое достоинство, Семен Андреевич.
— Так это как для вас, Сергей Тимофеевич. С кого другого побольше бы запросил. Ну, а со своего...
— Ясно, — закивал Сергей Тимофеевич. — По знакомству — дешевле... — Вдруг заглянул в блудливые глаза Семена: — И не боишься брать?
Семен даже не моргнул. Бесстыже усмехнулся, что, по-видимому, должно было выражать его полное пренебрежение к услышанному, а заодно и к человеку,