На самом деле состояние Армстронга было очень тяжелым: у него оказался сильнейший сердечный приступ. Правильный диагноз поставили не сразу. Шифф полагал, а может быть, просто надеялся, что Луи подхватил респираторную инфекцию. В больнице он нашел для него медсестру, знавшую английский, и записал в истории болезни, что у больного аллергия на пенициллин. Проведя день в больнице, он вернулся на ночь в гостиницу и лег спать. Вскоре его разбудил звонок, и ему сообщили, что у Армстронга поднялась температура. Он быстро оделся и помчался в больницу. Шифф вошел в палату в тот самый момент, когда медсестра готовилась сделать Луи укол… пенициллина. Быстрым движением он выхватил у нее ампулу и швырнул ее на пол.
Газеты всего мира опубликовали на первых полосах известие о болезни «Сэчмо». Репортеры брали штурмом здание больницы, набрасывались на медсестер и телефонисток, пытаясь получить сведения о больном. Некоторые органы печати сообщили, что у Луи сердечный приступ и что он находится при смерти. Шифф немедленно опроверг это сообщение, безапелляционно заявив, что у его пациента — пневмония. Он знал, что владельцы клубов не хотят приглашать артистов, которые в любой момент могут скончаться прямо на сцене, да и публика тоже платит деньги не для того, чтобы стать свидетелем агонии. И все же, как показала кардиограмма, это, безусловно, был сердечный приступ.
В больницу хлынул целый поток писем и телеграмм от глав государств, простых поклонников джаза с пожеланиями скорейшего выздоровления. Репортеры сновали взад и вперед по черным лестницам, готовые на все, чтобы выяснить, в каком же состоянии находится Армстронг на самом деле. Характерно, что сам больной требовал скорейшей выписки. 29 июня, пролежав в постели всего неделю, он вышел из больницы. Несмотря на предупреждения врачей, Луи в тот же день отправился в римский ночной клуб, где оставался до утра, пел, пил и вообще всячески веселился. А на следующий день он, как ни в чем не бывало, вылетел в Соединенные Штаты, где было запланировано его выступление на стадионе во время грандиозного джазового праздника. Организаторы праздника, конечно же, никак не ожидали, что Луи сможет принять в нем участие, и постарались найти ему замену. Ко всеобщему удивлению, в конце концерта на сцене появился встреченный бурей оваций «Сэчмо» и в течение пятнадцати минут играл дуэт вместе с известным трубачом Джонни Дэнквортом. И это всего десять дней спустя после сильнейшего сердечного приступа. Поразительное безрассудство.
Случившийся в Сполето приступ подкосил Армстронга. Полностью он так и не оправился. Его кардиолог Гарри Зуккер прописал Луи мочегонные средства, посадил на бессолевую диету, добился снижения веса своего пациента. Но Армстронг не очень-то строго соблюдал назначенный ему режим, вел себя слишком вольно. Тем не менее в течение последующих нескольких лет он чувствовал себя относительно неплохо и был в состоянии продолжать концертную деятельность. Казалось, все шло нормально, но это было лишь видимое благополучие.
Начиная с середины 1960-х годов Армстронг становится хроническим сердечным больным. Перебои в работе сердца вызывали у него одышку, ему стало трудно играть на трубе, хотя он и пытался время от времени выходить на сцену. Вскоре Луи пришлось изменить и манеру пения, сокращая отдельные фразы, чтобы в промежутках между ними успеть сделать быстрый вдох. Но состояние его все ухудшалось, и в сентябре 1968 года Шифф снова привел Луи к Зуккеру. Армстронг был совершенно опухшим, он с трудом дышал. Зуккер поставил диагноз — сердечная недостаточность — и предложил больному немедленно лечь в больницу. Но тот категорически отказался даже выслушать своего врача. «Он чуть ли не бегом выскочил из моего кабинета», — рассказывал впоследствии Зуккер.
По его словам, подобным образом реагируют многие люди, когда сталкиваются с фактом неизбежности смерти. Отказываясь верить в это, они настойчиво пытаются продолжать прежний образ жизни. Армстронг был настолько потрясен свалившейся на него бедой, что на целых две недели вообще исчез. Никто не знает, где он находился все это время. Подозревают, что Луи провел его в Гарлеме среди простых людей, его старых поклонников, которые восторгались им еще в 1930-е годы и видели в нем героя. Среди них он всегда чувствовал себя легко и непринужденно. Луи любил поесть с ними простой пищи, сыграть в азартные игры. Но теперь все это было ему уже не под силу. Он вернулся чуть живой и настолько опухший, что с трудом мог натянуть на ноги ботинки. Напуганный Луи сам направился в клинику Зуккера и робко, с раскаянием на лице вошел в его кабинет. Зуккер немедленно положил его в больницу. Выяснилось, что ослабленное сердце подавало недостаточно крови в почки, и те оказались не в состоянии удалять накапливавшуюся в организме жидкость. После интенсивного курса лечения мочегонными средствами состояние здоровья Армстронга заметно улучшилось. «Тогда-то Луи, наконец, понял, что должен соблюдать осторожность, — вспоминает Зуккер. — С тех пор он являлся ко мне по первому зову. Армстронг держался со мной очень дружелюбно, вел себя разумно. Настроен он был, я бы сказал, философски, любил рассказывать о своей молодости. Мы часто говорили с ним о прошлом, вспоминали прожитые годы».
И все-таки Луи по-прежнему позволял себе отступления от предписанной врачом диеты, и в феврале 1969 года в связи с ухудшением состояния сердца и почек ему снова пришлось лечь в больницу. «Армстронг категорически заявил, что для него нет ничего важнее музыки, — рассказывает Зуккер, — что, если он не сможет играть, жизнь потеряет для него всякий смысл».
Для Армстронга так важны были выступления, что ради них он готов был пожертвовать даже своей жизнью. Какой же необыкновенной силой духа должен обладать человек, чтобы так вести себя в подобной ситуации! Казалось бы, чего ему не хватало. Луи были оказаны все почести, какие только может получить артист. Он оставил неизгладимый след в искусстве. Его творческие достижения стали вехой в истории джазовой музыки. Не только в США, но и во всем мире лишь немногие артисты эстрады могли соперничать с Армстронгом в популярности у публики. Президенты и короли давали обеды в его честь. Еще в 1929 году музыканты Нью-Йорка торжественно вручили ему часы с надписью «величайшему трубачу мира». С тех пор его буквально засыпали подарками и наградами. Но Луи всего этого казалось мало. Ему всегда не хватало еще одного ангажемента, еще одного зала, еще одного взрыва аплодисментов.
Пока Армстронг лежал в больнице, Глейзер пришел к выводу, что необходимо либо резко сократить намеченную программу его выступлений, либо вообще предложить ему уйти на покой. Сам он не решался сказать об этом своему подопечному и обратился за помощью к пользовавшемуся всеобщим уважением в шоу-бизнесе Корку О'Кифу. «Если я приду с этим к Армстронгу, — объяснял свою просьбу Глейзер, — то не выдержу и расплачусь, да и Луи тоже будет лить горькие слезы». О'Киф, который должен был срочно уехать на Западное побережье, попросил на несколько дней отложить этот разговор. Тогда Глейзер решил, не откладывая дело в долгий ящик, сам сходить на следующий день к Луи. Но визиту не суждено было состояться — Глейзера хватил сильнейший удар. Смотритель здания нашел Джо в лифте. В полубессознательном состоянии он ездил вверх и вниз между этажами. Его срочно доставили в ту же больницу, где находился на излечении Армстронг.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});