А если вместе с сеньором Мартином? Сеньор Мартин демон, он мог душу леди Калиммы забрать, кого-нибудь вместо нее подсунуть, и всё. И войско мог привести. Сеньора Лэа как-то говорила, что сеньор Мартин — принц. В других землях, в своих, там, откуда он родом. Уж принц-то найдет армию, если захочет. А принц-демон запросто может у обычной княгини душу отнять. Да вообще все может. Кто же их демонов знает? Они хитрые, умные, от них спасения нет, кроме как Богу молиться, а леди Калимма — это-то всем известно — даже в тарвудских языческих богов не верит, не то, что в настоящего. Пока Заноза не появился, сеньор Мартин ничего такого не хотел, а Занозе всегда мало, вечно надо что-то, не живется спокойно. Зачаровал он сеньора Мартина, кровью своей напоил или еще что, подчинил себе, и… ох, да ну как такое может быть?
И все же Берана понимала, что может. Еще как. Не зря сеньоре Шиаюн Заноза не нравился. То есть, нет, зря он ей не нравился, потому что Заноза всегда хочет как лучше, а главное — всегда делает как лучше. Ничего он еще не сотворил на Тарвуде такого, что плохо бы закончилось. Ну, убил двенадцать человек, было дело, так они на него сами напали. Но так все равно нельзя. Княгиню подменять нельзя, войска приводить, людей арестовывать ни за что, ни про что. Семьи без кормильцев оставлять.
Сейчас день. Когда стемнеет, Заноза на мельницу придет, тогда Берана его и отыщет, и спросит обо всем. Пусть рассказывает, что затеял. И людей выпустит. Всех, кого арестовали. И армию свою — или сеньора Мартина? — без разницы, армию пусть убирает, куда хочет. И чтобы леди Калимму обратно вернул! Не откажет же он ей. Раз кровь свою дает, значит, и в этом не откажет.
Нет. Заноза упрямый. Если что-то вбил себе в голову, будет делать. Потому что знает, гад, что всегда делает как лучше. С этим не поспоришь. Берана просто не знала, как ему объяснить, что с людьми так нельзя, хоть со стражниками, хоть с кем. Да никак не объяснить. Стражников мало. Если надо, чтобы им было плохо, чтоб остальным стало хорошо, Заноза ни за что их не отпустит. И леди Калимму не вернет. И армию…
Может, все-таки, это не армия, а?
Да день же сейчас! День! Самое начало! Заноза в своем мире, там, где ночь, и до вечера его на Тарвуде не будет. Значит, надо к сеньоре Шиаюн идти. Рассказать ей все. Вот кто обязательно придумает, что делать. Все, что сеньора Шиаюн советует — всегда хорошо. Так же, как все, что Заноза делает.
Как-то странно выходит, если и то хорошо, и это, а одно хорошо должно сделать так, чтобы другого не было, то как такое может быть? «Парадокс» это называется, вот что. Заноза их любит. Ну, и придурок он, все-таки. Как можно любить такое, от чего ум за разум заходит?
Берана предпочла бы ехать в Порт на Эбеносе, но днем того не получилось бы забрать из конюшни тайком от Мигеля. Пришлось идти на почту и брать лошадь там, заручившись обещанием конюха, ничего в таверне не рассказывать. Берана в обмен на обещание обязалась принести конюху графинчик водки, поэтому в соблюдении клятвы была уверена.
В том, что они вместе с сеньорой Шиаюн придумают, что делать, она тоже не сомневалась.
Тарвуд надо было спасать.
На первом этаже Адмиралтейства царила обычная суета. Куча народу, всем что-то надо, как всегда не протолкнуться. Зато никто не обращает внимания.
Берана прошла мимо охранников к лестнице, быстро поднялась на второй этаж. Тут уже никого не было — лестницу перегораживали стальные двери, и их никто не охранял. Правильно, наверху только старый хлам, если его кто украсть надумает, так вору еще и спасибо скажут, что мусор вынес. Эти двери даже не запирались никогда. Зачем их, вообще, поставили — непонятно.
Притом, все ведь думали, что они заперты. Все думали, что по верхним этажам бродит Голем. Берана слышала о нем — в городе еще были люди, помнившие, как Голем служил прежнему лорду — и понимала, что даже самые надежные двери из самой прочной стали не удержали бы его, пожелай он выйти. Да, Голем пропал, и, говорят, в последний раз его видели в Порту. Но это было, когда лорд Хартвин уже умер, а Голем превратился в груду железа. Кто-то, может, и отволок его в Башню, бросил где-нибудь тут, но запирать двери, чтобы он не вышел так же глупо, как запирать их, чтобы не убежали сваленные в залах и коридорах обломки старых механизмов, стеллажи с пыльными книгами и сломанная мебель.
Берана бодро, через ступеньку, поскакала по лестнице вверх. С площадки пятого этажа краем глаза глянула в коридор — показалось, что там кто-то ходит — увидела в стене широкий, темный проем, вместо тех самых стеллажей и побежала дальше наверх. Только на площадке пятого этажа задумалась. Кто тут может ходить, кроме сеньоры Шиаюн? Да еще по потайным ходам, проложенным в воздуховоде между стенами. Кто о них знает, об этих ходах, кроме опять-таки сеньоры Шиаюн?
Стоит ли подниматься аж на тринадцатый этаж, если сеньора Шиаюн — на четвертом?
— Эй! — Берана перегнулась через каменные перила лестницы и крикнула вниз, — сеньора Шиаюн, здравствуйте! Это я! У нас тут случилось кое-что.
Ответа она не получила, да и не ожидала его. Лихо съехала по гладким перилам, подняв тучу пыли. Вытерла испачканные ладони об штаны. И заторопилась к сдвинутым в сторону стеллажам. Надо успевать спуститься в тайный ход, пока он не закрылся. А то неизвестно же, где механизм. Сдвинется стена обратно, и внутрь уже не попадешь.
О том, что делать, если стена сдвинется, когда она будет внутри хода, Берана не заботилась. Сеньора Шиаюн про эти ходы все знает. Да и вообще, про все Адмиралтейство все знает.
Света тут хватало — в залах, мимо которых вел тайный ход, были здоровущие окна, выходившие прямо в Хаос, где темно никогда не бывает. А стены были прорезными. Воздуховод же. Вентиляция. Фонарь бы, конечно, не помешал, но когда глаза привыкают, и без фонаря неплохо видно.
Коридор изгибался, повторяя окружность башни, плавно спускался вниз. Изредка под ноги подворачивались ступеньки. Здесь Берана уже не шумела — на втором и первом этажах люди работают, незачем внимание привлекать. Она иногда останавливалась, чтобы через прорези узоров тайком заглянуть в жизнь адмиралтейских клерков, но ничего интересного не видела. Бумажки, какие-то скучные разговоры, еще бумажки, кто-то кофе пьет, а тут шкаф открыт, дверцы красивые, резные, но внутри одни гроссбухи и опять бумажки. Тоска!
…Что-то гибкое, длинное, метнулось из темноты, обвилось вокруг нее, прижав руки к бокам, и прежде чем Берана успела вскрикнуть, острая сталь уколола горло.
— Тихо! — прошипел неживой, нечеловеческий голос, прозвучавший, казалось, сразу со всех сторон.
Ее потащило вперед и вниз, ноги оторвались от земли, но Берана не упала. Ее будто держала и несла огромная длинная рука. И принадлежала эта рука… о, Господи — огромному, железному чудовищу. Нет, никакая не рука — бич из стального троса с острым лезвием на конце. Лезвие упиралось ей под подбородок, а бич уходил в тело чудовища.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});