– Та–ак, уже вставляет… – пробормотал Кронштейн, на всякий случай отходя от капеллана подальше.
Причер раскурил сигару, выпустил клуб дыма и сказал:
– Заповеди ничего не запрещают, ясно? Они рекомендательного характера. На личное усмотрение каждого. Не любишь Господа – нарушай. Только потом не жалуйся. Захочу уродом стать, мерзавцем и отбросом человеческим – всю базу разворую на хрен. Но это ж только до смерти будет мне веселье, понимаете? А потом? А душа? Ей–то за что вечно мучиться? За то, что я при жизни был урод, мерзавец и отброс человеческий? Да и жизнь–то будет короткая и глупая. Ибо сказано: «Если кто обращается от праведности ко греху, Господь уготовит того на меч». Так на фига?!
– Вставило! – констатировал психиатр, обнял прапорщика за хрупкое плечо и зашагал к порту.
Причер шел позади, дымил сигарой, хмурился и трезвел. Русские вели между собой непонятные разговоры. «А помнишь, Майкл, как мы с тобой на Сигме–Ф?» – спрашивал Кронштейн. «Смутно», – отвечал Воровский. «А на Мосту?» – «А на Мосту тебя вообще не было!» – «Как будто тебя было!» – «Еще как было! Мы там с капралом фон Йена просто–таки до квадратных глаз…» На краю портового зарева вспыхнула раздражающе яркая белая точка и принялась моргать. «Вот и Харитоша! – обрадовался Кронштейн. – Знатно харитонит. Ты разобрал это слово, Майкл? Только вслух не произноси, капеллана не расстраивай. Слу–у–шай! А Стожары помнишь? Ты же как раз там впервые озвучил свою хохму про бабу с сиськами!» – «Да, Стожары – это было сильно. Лучше уже не будет».
Причер слушал беседу русских и думал о том, какой же должен стоять невероятный бардак в их звездных колониях, если эти раздолбаи здесь себя так ведут. Вспомнилась фраза полковника «Все на борьбу с мичманом Харитоновым!». Портовый сигнальный прожектор все не унимался, но что именно он там выписывает, Причер не считывал принципиально. И так было ясно – что.
– Эйб! – позвал капеллан. – Вы меня как–нибудь с вашей местной знаменитостью познакомите? Хотелось бы взглянуть хоть издали.
– С какой именно? – обернулся Кронштейн. – У нас тут состав звездный. Просто команда мечты. В какое мурло ни харкни – герой.
– Не знаю, как вы своих ранжируете, но для нашего штаба самый кошмарный жупел – мичман Харитонов. Уж как его поносят…
– Так он и есть чистый жупел! – хохотнул Воровский.
– Да уж, – кивнул психиатр. – Представьте, святой отец, стоим мы как–то, общаемся на отвлеченные темы. Спорим, можно сказать. Я неопровержимыми фактами давлю – и что б вы думали? Хлопает, стервец, меня по плечу и говорит так саркастически: «Ну конечно – чему мы, геи, можем вас, евреев, научить?!»[15]
– Ничего не понял, – признался капеллан.
– Ну, так я и думаю – на фига вам? Все равно ничего не поймете.
– Я не понял даже, с кем вы говорили. С каким–то геем…
– Полундра!!! – неожиданно взвыл Кронштейн.
– В тень! – глухо скомандовал Воровский, прыгая к краю освещенной зоны. Кронштейн и Причер метнулись за ним и утонули в кромешной ночи. Точнее, упали в нее – четко по границе света и тьмы проходил высокий бордюр, отсекающий проезжую часть от тротуара.
В темноте загремело и посыпалось.
– Blia! – высказался Кронштейн.
– Ouch! – отозвался Причер.
– Лежать! – приказал Воровский непререкаемым тоном. – Падре, где вы?
– По уши в помоях, вот где… Ну и увалень вы, господин Кронштейн, мать вашу за ногу и за щеку – прости, Господи!
– Тихо! Едет!
Послышался рокот мотора. Причер, не зная, что и думать, на всякий случай затаил дыхание.
Мимо на большой скорости прошла длинная восьмиколесная бронемашина.
– Отбой тревоги! – разрешил Воровский. – Личному составу заправиться и сказать мне спасибо.
– Почему это тебе? Кто первый увидел?! – возмутился Кронштейн, выбираясь из кучи мусора на свет. Вид он имел крайне импозантный – на его густо усыпанном значками, пуговицами и другой парадной бижутерией кителе не повисло разве что использованной туалетной бумаги. Зато бывших в употреблении презервативов имелось целых два.
– Хорош! – восхитился Причер, встряхиваясь, будто искупавшийся пес. На бетон дороги посыпалась всякая дрянь. – Красота. Знаете, Эйб, я даже передумал вас бить.
– Это ваши долбаные американские мешки для мусора, – пожаловался Кронштейн. – И ваши бездарные американские мусорные баки, в которые вы складываете долбаные американские мешки. Оно же все соплей навылет прошибается!
– Ну да, естественно! – Причер щелчками сбивал с куртки налипшие обертки от конфет. – За русским мусорным баком, как я понимаю, можно от пули укрыться.
– Зависит от боеприпаса, – сказал Воровский. Он нашел в помойке старую замызганную обувную щетку и теперь ею отряхивал Кронштейна, благо китель у того был черный.
– Чего–о? – переспросил капеллан.
– Я однажды неплохо укрылся именно за русским мусорным баком, – сообщил Воровский. – Именно от пули, девятимиллиметровой пистолетной. Слава Богу, этот патрон не был рассчитан на пальбу по мусору.
Кронштейн начал хохотать.
– Издеваетесь? – спросил Причер с надеждой в голосе.
– Да нет… – Кронштейн помотал головой. – Просто очень хорошо Майкл насчет пальбы по мусору… Вы не поймете. Русский фольклор. В общем, наш Майкл когда–то по молодости лет служил в полиции.
– Час от часу не легче. Слушайте, вы… Русские фольклористы. Что это было–то?
– Адмирал наш проехал, вот что. А у него – забыли? – фуражка смертью храбрых утонула.
– Чего–то мне уже не хочется к вам в гости… – пробормотал капеллан.
– Да ну вас, падре! – всерьез расстроился Воровский. – Какая ерунда! Все, пролетела мимо тень покровителя, угроза миновала. Адмирал теперь до утра с вашим полканом в карты резаться будет.
– Еще меня искать начнут для компании… – задумался Кронштейн.
– Ты ж на вахте!
– А начальству какая разница?
– Тогда на гауптвахте!
– Спасибо! Чует мое сердце, именно на киче и будем ночевать…
– Ребята, да сколько угодно! У меня там водка, спирт, бренди, девчонок с узла связи позовем! – обрадовался Воровский.
– У вас на гауптвахте? Именно у вас, господин прапорщик? – осторожно поинтересовался Причер. Капеллан чувствовал, что еще одна подобная русская штучка – и у него начнется тихое умопомешательство. Он к такому не привык.
Всплыло из глубин подсознания и стремительно разбухло до нескромных размеров мучительное желание выпить.
– Хотите водки, Причер? – спросил Кронштейн, углядев, видимо, наметанным глазом, что состояние психики капеллана близится к пограничному.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});