я пущу пулю тебе в лоб. — Сказала я. Мой голос был мягким и осторожным, потому что я буквально уткнула пушку ей в лицо. То, что изначально задумывалось, как спектакль, внезапно перестало им быть.
Змеи показались в ее волосах, как смертоносные заколки среди белых и пестрых прядок.
— Тупая сука, нам больше не нужен ордер. — Сказал Олаф. — Ты только что пыталась убить маршала США.
— Вы меня напугали. — Запротестовала она.
— Мы еще даже не начали тебя пугать. — Произнес Олаф. Лезвие в его руке мелькнуло смазанным серебристым пятном, отсекая змеиную голову, когда та вновь попыталась укусить его. Кровь брызнула во все стороны, заливая лицо Клео, Олафа, меня и всю блядскую комнату. Клео заорала благим матом, но одной из змей удалось скрыться в ее волосах невредимой.
Когда она немного успокоилась, то рассказала нам про своего дядю Терри и о том, как он узнал о свадебной вечеринке, после чего заинтересовался двумя девушками из числа приглашенных.
— У него этот голос… голос, который заставляет людей делать все, чего он только захочет. Я видела, как он подошел к ним на парковке. Он просто поговорил с ними и все. Они улыбнулись и уехали вместе с ним.
— Куда он увез их? — Спросил Эдуард.
— Я не знаю.
Олаф провел ножом плашмя по ее футболке между грудей, стирая с лезвия следы крови.
— Я клянусь, я не знаю.
Все еще окровавленный нож крутанулся в руке Олафа, после чего он сказал:
— У тебя осталась еще одна змея в волосах.
— Это было больно, но они отрастут обратно. От них не так-то легко избавиться.
— А твои пальцы отрастут обратно? — Спросил он и уставился в ее окровавленное лицо своими темными, глубокими глазами.
Я не была уверена в том, насколько он серьезен, так что на всякий случай вмешалась:
— Только не пальцы. Я же говорила тебе — не начинай с пальцев.
Он подарил мне улыбку, нависая над залитой кровью девушкой, прижатой к столу его телом.
— С чего ты хочешь, чтобы я начал, дорогая? — Он провел лезвием плашмя по ее телу — медленно, чувственно.
Ладно, я подыграю.
— Мы уже обсуждали это, Холмс. Оставь ей те части тела, которыми она зарабатывает на жизнь.
— Как пожелаешь, Адлер. Она официантка, так что ей действительно необходимы пальцы. Но униформа скроет шрамы на туловище.
Кончик лезвия скользнул под футболку Клео — теперь нож касался ее кожи.
— Будь паинькой, Клео. — Сказала я. — Если ты дернешься, то сама себя порежешь, а ему это очень, очень понравится. Правда, сладкий?
— Чрезвычайно понравится, дорогая, чрезвычайно. — Прошептал Олаф глубоким, рокочущим голосом.
Я видела, как дернулась его рука, и на футболке Клео распустился кровавый цветок. Он снова ее порезал. Я задрала на ней футболку, чтобы оценить ущерб, но, к моему удивлению, порезы оказались неглубокими. Она попыталась вырваться, и на этот раз порезала себя сама.
— Прекрати дергаться, Клео, и он больше не будет тебя резать.
Она не просто прекратила — думаю, она даже затаила дыхание, пока огромный нож скользил под ее одеждой. Я наклонилась к ней — так, чтобы меня не достала змея, но достаточно близко, чтобы она могла четко видеть мое лицо.
— Он уберет нож и ты расскажешь нам все, что знаешь. Если ты этого не сделаешь, он снова пустит тебе кровь. Ты ведь не хочешь этого, Клео?
Она еле слышно хныкнула:
— Угу.
— Лапушка, убери нож, чтобы она могла с нами поговорить.
— Только потому что ты просишь, дорогая. — Произнес Олаф. Он медленно убрал лезвие из-под футболки Клео. Когда она поняла, что нож больше не прикасается к ее телу, ее начало трясти, а потом она начала плакать. Но в итоге она рассказала нам все, что знала. Она даже призналась, что планировалось убийство еще двух девушек, потому что эта жертва должна была снять проклятье с их семьи. Клео также знала, где держат и готовят к ритуалу похищенных девушек, и что времени у нас в обрез. Их убьют завтра на закате — в этом был какой-то астрологический смысл, который должен был заставить ритуал сработать, и на чем они прокололись двадцать лет назад. О жертвоприношениях Клео знала еще с тех времен, когда Тиберн был новичком в полиции.
— Я рассказала вам все, что знаю. Пожалуйста, пожалуйста, не мучайте меня больше.
— Ты просишь нас не мучить тебя, хотя сама послала на смерть двух других женщин. Он выпотрошит их, как охотник потрошит оленя. — Сказала я.
— Пожалуйста. — Прошептала она.
— А Беттина Гонзалес говорила «пожалуйста»? — Спросил Бернардо. — Беттина просила пощады? Просила? Она просила об этом, Клео? Просила за свою жизнь? — Бернардо отпустил ноги Клео и обошел стол. Полагаю, он сам себе не доверял, боясь того, что может с ней сделать, если не отойдет подальше.
Снаружи ждала скорая и медики. Мы объяснили им, что случилось, и откуда кровь, так что энтузиазм, с которым они загружали каталку в машину, немного поубавился. Думаю, их напрягал тот факт, что змеи могли наброситься на них. Если бы от них можно было так легко избавиться, Беттина Гонзалес была бы жива.
Тиберн вернулся к нам.
— Ее дядя Терри — это Терри Ранкин.
— Мы догадались. — Заметила я.
— Я знаю, где находится дом ее деда. Я ездил на рыбалку с ее дядями. Блядь, да я встречался с ее матерью — до того, как она вышла замуж.
— Вы знали, кто они такие? — Спросил Эдуард.
— Что они — убийцы? Нет.
— Вы знали про проклятье? — Уточнила я.
Он глубоко вздохнул и сказал:
— Частично. Но я думал, что это вроде ликантропии. Что-то, с чем ты ничего не можешь поделать.
— Вы можете подробно описать нам участок, на котором держат девушек? — Спросил Эдуард.
— Я могу нарисовать вам даже гребаную карту, если вы не ждете от нее особой красоты.
— Нам не нужна красота. Мы ждем точности.
— Тогда без проблем.
— Найдите кого-нибудь, кто последит за Клео и убедится в том, что она не позвонит домой и никого не предупредит. — Добавил Эдуард.
Тиберн кивнул и ушел, чтобы найти того, кто будет нянчится с нашей Медузой-убийцей, а также бумагу и ручку, чтобы нарисовать нам карту, и мы могли спланировать нападение на дом, полный ядовитых змей-ликантропов. Звучит как сценарий для фильма категории «Б».
— Интересно, другие части тела у них тоже отрастают? — Озвучил свои мысли Олаф.
— Если появится шанс это выяснить, расскажешь мне. — Ответил Бернардо. У него было такое лицо, какое я никогда не видела прежде. Я впервые задумалась о том, что Бернардо