с яростью, вскипало и любопытство. Выхватил из-за пояса кинжал, он метнул его в османца, но тот с легкостью парировал и этот бросок.
Рангави было сложно удивить, но теперь это произошло – перед ним явно был не обычный воин. С таким ему не приходилось иметь дело раньше.
Несколько секунд грек и турок неподвижно глядели друг на друга, словно оценивая возможности противника. В это время на площадке показалось около дюжины стрелков с короткими составными луками. Несколько стрел просвистели возле головы Рангави, но бежать было некуда – позади на стену уже выбегали копейщики, стараясь взять греческого командира в кольцо.
Урбан давно уже скрылся и продолжать преследование не было никакого смысла. Уворачиваясь от сыпавшихся стрел и нацеленных на него острых наконечников копий, Рангави бросился бежать и, не останавливаясь ни на мгновение, сумел добраться до знакомой ему ветхой крыши заброшенного склада. Здесь он замедлил бег, давая шанс своим противникам приблизиться практически вплотную. Его задумка сработала – прогнившие деревянные перекрытия не выдержали веса закованных в доспехи воинов и с треском рухнули вниз, увлекая за собой перепуганных людей. Сам же Рангави, аккуратно ступая по скрипучим доскам, добрался до старого дуба и спустился на землю. Ни Антемия, ни Карагеза уже не было видно, зато площадь перед усадьбой быстро заполнялась всадниками, янычарами и другим вооруженным людом.
Рангави понял, что это конец. Антемий и Мануил, скорее всего, погибли и теперь турки наверняка попытаются взять его живым. Ведь только так султан сможет обвинить императора в нечестной игре и развязать кровопролитную войну против Константинополя. Но турки слишком плохо знали Рангави, если полагали, что сумеют добраться до него раньше, чем остановится его горячее сердце. Он с радостью разделит участь друзей, но прежде заберет с собой как можно больше врагов.
Кровь древних спартанцев уже клокотала в его жилах, когда позади раздался страшный шум, который быстро дополнился треском, криками людей и ржанием лошадей. Рангави обернулся – прямо ему навстречу, верхом на взмыленном жеребце, мчался Андрей, одной рукой сжимая поводья его черного как ночь скакуна. А за ним, не разбирая дороги, несся целый табун обезумевших султанских лошадей, круша и ломая все на своем пути и приводя людей в праведный ужас.
Андрей на скаку бросил поводья Рангави и тот, в мгновение ока очутился в седле. Жуткий переполох дал им время, чтобы скрыться. Хотя несколько сипахов все же сумели нагнать их у самой границы лагеря, когда перед ромеями выросла гора из наваленных кое-как бревен. Турки уже ликовали, размахивая над головой арканамами, когда, к их великому изумлению, Рангави и Андрей, не сбавляя скорость, играючи преодолели это последнее препятствие на пути к свободе. Ни один из агарян не решился повторить этот трюк – османские кони взвились на дыбы, едва не скидывая всадников, и потому туркам оставалось лишь бессильно наблюдать за тем, как двое ромеев растворяются в предрассветной дымке.
– Как ты нашел меня? – спросил Рангави, удостоверившись, что за ними нет погони.
– Благодаря Антемию, – ответил юноша. – Он подал знак, что вы в беде.
– Пылающая стрела, – понял Рангави. – Что же с ним стало?
– Не знаю, – покачал головой Андрей. – Если бы у меня было больше времени…
– Это не твоя вина, – прервал его Рангави. – Я привел их в западню, и они погибли из-за меня. Но почему ты вернулся, я же велел тебе уходить в случае опасности.
– И оставить вас в беде? – удивленно переспросил Андрей. – Что бы я сказал остальным?
– Они бы поняли твой поступок.
– А что насчет меня?! – вспылил юноша. – Разве смог бы я жить с этим, осознавая, что имел возможность спасти своих друзей и не сделал этого?
Рангави не ответил. Он хорошо понимал Андрея и был уверен, что на его месте поступил бы точно так же.
Солнце уже поднялось над верхушками деревьев, озаряя своими золотистыми лучами холмы, поля и голубые воды Босфора, когда ромеи достигли священных стен Константинополя. При виде древней столицы Рангави почувствовал себя совсем скверно. Он не сумел добиться поставленной цели, не оправдал доверия императора и только напрасно пожертвовал жизнями товарищей.
Однако Рангави еще не догадывался об истинных последствиях своих действий.
* * *
Император ромеев Константин Палеолог с тревогой прохаживался по залам Влахернского дворца, ожидая возвращения отправленного к султану посольства. С самого утра из лагеря османов не поступало никаких вестей о судьбе Николая Склира и бывших вместе с ним архонтов. Быть может, они давно мертвы? Но ведь лазутчики докладывали, что Мехмед принял греческую делегацию вполне радушно и даже выделил охрану из числа янычар. Впрочем, Константин слишком хорошо знал изменчивый нрав и коварство османского владыки и не исключал, что это лишь игра, которую султан ведет для посторонних глаз.
Ближе к полудню во дворец пожаловал венецианский капитан и дворянин Антонио Риццо, давно ставший другом василевса и многих ромеев. Торговые интересы требовали его скорейшего возвращения на родину, поэтому итальянец решил лично повидать Константина и заверить его в своей поддержке.
– Я приложу все усилия, чтобы венецианский сенат как можно скорее выделил городу необходимую помощь, – пообещал Риццо. – К сожалению, сейчас политиков в моей стране мало интересуют проблемы большого мира. Однако есть среди них и те, кому небезразличны ваши беды. Именно к ним я и обращу свой голос!
– Надеюсь, он будет услышан, – сказал Константин, обнимая капитана. – Пусть же попутный ветер наполнит твои паруса и как можно скорее вернет обратно с добрыми вестями.
Откланявшись, Антонио Риццо вышел в приемную, где обнаружил одиноко стоявшего Рангави.
– Я знаю тебя много лет и потому спрошу прямо, – обернулся он к итальянцу. – Может ли Константинополь рассчитывать на помощь Венеции в предстоящей войне?
Риццо некоторое время молчал, взвешивая каждое слово, а затем дипломатично произнес:
– К сожалению, республика Святого Марка не испытывает недостатка во врагах. Посуди сам: генуэзцы нападают на наши корабли по всему Средиземному морем, Милан, под руководством Франческо Сфорца с каждым днем укрепляет свое могущество и, вместе с Флоренцией, вынашивает планы новой войны, а в Большом Совете[100] идет непримиримая борьба между сторонниками престарелого Франческо Фоскари и семейством Лоредано.
Риццо развел руками:
– Как видишь, Венеция не может открыто выступать против турок, по крайней мере до тех пор, пока султан соблюдает перемирие.
Рангави горько усмехнулся.
– Точно такие же слова мне говорил Джеронимо из Галаты. Ваши правительства ждут открытого вызова от турок? Что ж, Мехмед бросил этот вызов!
Он схватил капитана за руку и вывел на балкон, откуда открывался живописный вид на Золотой Рог.