Читать интересную книгу Русская литература XVIII векa - Григорий Гуковский

* Замотин И.И. Предание о Вадиме Новгородском в русской литературе, Воронеж, 1901 (Оттиск из «Филологич. записок». С. 44.)

На статью М.А. Габель ответил проф. Н.К. Гудзий в № 19–21 того же журнала (1935 г.) в статье «Об идеологии Княжнина». Н.К. Гудзий отвергает толкование Вадима, данное Габель, и отчасти Замотиным. Он убедительно доказывает неправильность тезиса М.А. Габель об аристократизме Княжнина, о его якобы близости к Щербатову. Н.К. Гудзий приводит ясные доказательств и относительно демократической позиции Княжнина в его комедиях и операх, и того, что его Вадим – не вельможный фрондер, а «защитник идеи народоправства», «радетель о благе народа вообще, а не только вельмож». Но затем Н.К. Гудзий совершенно непоследовательно заявляет, что основной смысл «Вадима» – «апология просвещенной монархической власти, воплощавшейся на практике для Княжнина в деятельности Екатерины II, и нет никаких поводов подозревать в трагедии наличие какого-либо скрытого критического отношения к этой власти». К сожалению, Н.К. Гудзий не подкрепляет этого тезиса ничем, кроме указаний на то, что Рурик говорит о себе как о благодетеле народа, сохранившего вольность. Между тем, трагедия, как это было ясно и Екатерине II, и другим современникам, не с к р ы т о, а совершенно открыто выражала критическое отношение к деспотии. Что же касается неоднократно приводившегося в буржуазной литературе аргумента, что, мол, жизнь Княжнина, чиновника и дворянина, не допускает мысли о том, чтобы он впал в ересь против деспотизма, – то приведенные выше данные о «Росславе», о рукописи «Горе моему отечеству», как и вообще анализ произведений Княжнина, показывают, что «Вадим» именно как антимонархическая трагедия явился естественным выводом из всего его творческого пути.

Комедии Княжнина. Среди драматических жанров классицизма в русской литературе наименьшим распространением пользовался тот, который у французов считался вторым после трагедии по степени «важности», – большая комедия в стихах. Николев и в особенности Княжнин взялись за разработку этого жанра. Николев еще юношей написал «Самолюбивого стихотворца», комедию характера, по терминологии классиков. Княжнину принадлежат две большие комедии в стихах – «Хвастун» и «Чудаки». Обе они неоригинальны: первая – переделка из комедии Брюйеса «Значительный человек» («L'important»), вторая – из комедии Детуша «Странный человек» («L'homme singulien»). Но обе комедии Княжнина в то же время – вполне русские комедии, потому что переимчивому драматургу удалось насытить их русским содержанием. И «Хвастун», и «Чудаки» – не комедии одного характера; скорее это комедии социальные, поскольку не анализ того или иного личного порока интересует Княжнина, а доказательство определенного социального тезиса. Тема «Хвастуна» – увлечение русского дворянства знатью, чинами и должностями, ажиотаж фаворитизма, приводящий к подлости и утере, собственного достоинства. Герой комедии, хвастун Верхолет, выдает себя за важного вельможу «в случае», фаворита, – и окружающие его верят, что он может мгновенно сделать дурака сенатором, возвысить любого человека или погубить его и т.д. Как всегда в комических жанрах у Княжнина, пьеса ведется в тонах гротеска, карикатуры, построена на условных преувеличениях. Но тема ее злободневна, остра и вполне реальна. Практика екатерининского двора была такова, что ничего невероятного не было в головокружительных возможностях молодого ловкого выскочки-придворного. Никому и в голову не приходило интересоваться тем, за что человек вознесен так высоко, поскольку ежедневно любой проходимец, приглянувшийся царице или угодивший Потемкину, мог стать властителем тысяч людей, хозяином сената, вельможей. Отсюда повальное развращение дворян, особенно столичных, более или менее втянутых в круговорот фантастических карьер и столь же необоснованных опал. Таким образом, Княжнин поставил тему, подводившую к вопросу о фаворитизме, об утере дворянством благородной независимости, о продажности дворянства, купленного чинами и подачками двора. Он вывел на сцену не только провинциалку Чванкину, готовую отдать дочь насильно за Верхолета только потому, что он «случайный» человек, но и дядю самого Верхолета, дурака и невежду Простодума, провинциального помещика, который тоже хочет лезть в знать, раз у него племянник в такой чести. И вот Простодум готов отдать свои деньги Верхолету, готов всячески унижаться даже перед лакеем племянника, готов сам сделаться слугой Верхолета, готов хотя на брюхе ползать в надежде стать сенатором, – потому что именно ползанием на брюхе можно было легче всего добиться сенаторства. При этом Простодум – вообще собирательный тип помещика; он не только дикарь, но он еще жаден, жесток, низок, он изверг-крепостник. Он хочет стать сенатором только для того, чтобы все его соседи по имению захирели от зависти, и более того, он замышляет против них агрессивные действия:

Я также их пожму во время сенаторства,

И покажу мои им разные проворства;

Покрепче буду их держать в моих руках,

И, как на собственных, на их косить лугах.

Честон

Так ты лишь для себя быть хочешь барин сильный?

Простодум

А для кого ж? И вот каков вопрос умильный!

Неужто для других?

Мы узнаем об умении Простодума «проворить»; он говорит:

Три тысячи скопил я дома лет в десяток,

Не хлебом, не скотом, не выводом теляток,

Но кстати в рекруты торгуючи людьми.

Конечно, по правилу жанра, комедия кончается благополучно: Верхолет разоблачен, как Хлестаков. Простодум лишился своих денег и посрамлен и т.д. Но ведь это только закон жанра, обязательный для Княжнина-классика, а закон жизни был другой, и все зрители хорошо знали это. В жизни Простодум становился сенатором, Верхолет правил делами в государстве, его слуга Полист, жулик, делался также важной персоной, несмотря на «низкое» происхождение, а добродетельные дворяне, противопоставленные Княжниным всей этой компании. Честен и его сын Замир, могли за сопротивление знатным людям попасть в очень неприятную переделку.

Честон и Замир – это как бы Стародум и Милон комедии Княжнина, это идеальные дворяне, каких на самом деле нет, и которые в сущности уже не дворяне, а граждане. Честон еще сохраняет сумароковскую концепцию дворянства, как и Стародум, но в общем контексте комедии его проповедь не имеет узкоклассового характера. Замир, сын Честона, – это как бы ранний и, конечно, отдаленный еще предшественник Чацкого; он не просто обычный «первый любовник»; его несдержанная пламенность, его бурные порывы, его ненависть к негодяям, хотя бы и в «случае», – все это предсказывыет образ юноши-героя, проповедника свободных идей, хотя сам Замир интересуется не политикой, а своей любовью. Нет необходимости останавливаться столь же подробно на содержании «Чудаков» Княжнина. Это комедия с довольно сложной и забавной интригой, также гротескная; в ней Княжнин вывел на сцену целую галерею типов: тут и госпожа Лентягина, дочь знатных родителей, вышедшая замуж за богача, сына кузнеца, и гордящаяся выше меры своим происхождением; тут и Ветромах, аристократ, галломан, презирающий свое отечество, также гордый своей знатностью, но ради денег готовый унижаться как угодно; тут и всеобщий подхалим Трусим, и тупой вояка-майор, и подьячий-сутяга, и судья, и стихотворцы – Свирелкин, пасторальный поэт и одописец Тромпетин, и «смиренная ветреница» Улинька, и сентиментальный вздыхатель Прият, помешанный на романах и идиллиях сусально-трогательного стиля. Последние два персонажа примечательны: в сюжете комедии они играют роль влюбленных, которые в конце пьесы и сочетаются браком, несмотря на всяческие препятствия; но Княжнин отказался от устаревшей традиции делать их идеальными героями. Его сатирический пафос заставил его всех поголовно героев своей пьесы снабдить отрицательными чертами; в результате получилась злая сатира на дворянское «общество» в целом. Не лишен отрицательных черт даже центральный герой комедии – богач Лентягин, вызывающий, однако, явную симпатию у Княжнина.

Дело в том, что тема всей комедии – борьба Княжнина с предрассудком дворянства, считающего себя высшей кастой. Против гордости, чванства происхождением выступает Княжнин. Его Лентягин – сын кузнеца, и он гордится этим; он лишен изысканного воспитания и он презирает внешний лоск аристократизма. Он сторонник равенства всех людей, он велит своему слуге сидеть в его присутствии, называть его, барина, на «ты»; он объявляет этого слугу своим другом и собирается отдать за него свою дочь. Он нисколько не упоен тем, что стал дворянином, и ищет в человеке человека, а не звания. Вся эта философия равенства несомненно нравится Княжнину. Но он сделал Лентягина не только мудрецом, но и чудаком, и притом соней-лентяем. Последняя черта лишь очень слабо намечена в его роли и введена, может быть, ради большей жизненности образа, либо для сохранения общего колорита комедии-сатиры и буффонады, а может быть, и вероятнее всего, из опасения слишком явно высказывать столь «разрушительные» идеи. Характерно, что Княжнин не напечатал «Чудаков», и комедия была опубликована только после его смерти.