дал по газам и скрылся за ближайшим поворотом. Я глубоко вздохнула и пошагала по аллее к главному входу.
За несколько секунд голова наполнилась навязчивыми мыслями: с чего начать разговор? Наверное, надо извиниться. А вдруг Арина не захочет меня видеть? Может она вообще не станет меня слушать? А что, если она не поверит…
Входная дверь передо мной распахнулась так резко, что чуть не попала в лоб. Хорошо, что я вовремя успела отскочить в сторону, иначе пришлось бы занимать койку рядом с сестрой. Из здания выбежала кучка санитаров в голубой униформе, некоторые выкрикивали неловкие извинения на ходу. Лишь усмехнувшись, я покачала головой и шагнула внутрь.
Ноги сами повели меня по знакомому маршруту, и я уже добралась до первого поворота, как меня осенило: сестры нет на прежнем месте! Если я всё правильно поняла — её уже закончили оперировать, а значит наверняка Арину перевели в новую палату, более пригодную для выздоровления. По крайней мере, в операционном крыле её точно быть не должно.
Продолжая стоять как столб, я скосила глаза на стойку информации и заметила за ней уже знакомую мне женщину. Сейчас она беседовала с кем-то по телефону. От долгой работы её рыжие волосы немного растрепались, а под глазами появились тёмные круги. Я представляла, как сильно она устала за сегодняшнюю ночь, и всё же мне была нужна её помощь. Подскочив к справочной и дождавшись, пока медработница положит трубку, я затараторила:
— Здравствуйте, простите, не подскажите, в какой палате находится Арина Арден? Её оперировали сегодня ночью.
Женщина окинула меня равнодушным взглядом, затем, посмотрев в бумаги, выдала:
— Её перевели в палату двести пять, это на втором этаже, лестница слева.
Для верности она ткнула пальцем в нужную сторону.
— Спасибо, — кивнула я и поспешила в указанном направлении.
Палату я нашла быстро. Та находилась совсем рядом с маленьким холлом, расположенным возле лестницы. Здесь было намного тише, чем внизу. Видимо, эта часть здания была отдана уже выздоравливающим пациентам. Добежав до двери с нужным номером, я, не теряя ни секунды, навалилась на неё всем телом и скользнула внутрь.
Сестринская палата выглядела лучше, чем я себе представляла. Розовые стены, бежевая мебель, большое окно, из которого лился дневной свет. Родители расположились на уютном диванчике, рядом с которым пустовало массивное кресло и пуфик на колёсиках. Когда я вошла, мама и папа о чём-то переговаривались с Ариной, когда та… Я перевела взгляд на сестру и потеряла дар речи.
От увиденного у меня даже дыхание замерло. Арина полулежала в широкой кровати, обильно заваленной подушками и одеялами. Её розовые щеки непривычно побледнели, а в глазах появился нездоровый блеск. На скуле разместился большой фиолетовый синяк, губа разбита. Волосы, которые сестрица могла часами укладывать перед зеркалом, были скручены в небрежный пучок. Её руки лежали вдоль тела, из одной торчала игла с трубкой, идущей к соседствующей с кроватью капельнице. Но больше всего внимание к себе привлекала странная железная конструкция, нависающая над постелью и фиксирующая сломанную ногу.
Когда я влетела в палату, взгляды всех присутствующих резко переместились ко мне. Арина легонько вздрогнула. А затем, даже не взглянув на родителей, сказала:
— Мам, пап, вы не могли бы оставить нас? Нам с Милой нужно поговорить наедине.
Оба родственника непонимающе уставились сначала на неё, потом на меня, словно силясь понять — что же они успели упустить. Но мы с сестрой смотрели лишь друг на друга.
Думаю, решительность, которой сейчас пылали наши взгляды, говорила больше, чем любые слова. Мама это поняла, поэтому встала первой и, быстро кивнув, потянула отца за руку.
— Но зачем? — тихо спросил он.
— Потом, — многозначительно шепнула мать, скрываясь за дверью и увлекая папу за собой. Может она вспомнила холодность, с которой мы общались друг с другом пару недель назад? Значит, что-то да она всё же замечала. Это хорошо. Однако об этом я смогу подумать позже, а пока…
— Как ты себя чувствуешь? — выпалила я, нерешительно подходя к кровати. — Может, тебе нужно что-то принести?
— Спасибо, ничего не надо, — улыбнулась она, кивая на диван.
Но вместо этого я ухватилась за пуфик и, подкатив его к самой койке, плюхнулась возле постели.
— Точно ничего не болит?
— Болит, — хмыкнула Арина — Но я буду в порядке.
Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. А потом сестра не выдержала.
— Слушай, я знаю…
— Прости меня, — перебила я. — За всё. По-другому и не скажешь, потому что слишком многое между нами произошло. Поэтому я прошу у тебя прощение за всё! Мне очень жаль. Я не должна была тебя отталкивать. Не должна была грубить и подшучивать. Всё это время я думала лишь о себе, разговаривала и вела себя как эгоистка. Ты этого всего не заслужила, — сестра хотела что-то сказать, но я не позволила. — А еще я врала. Я боялась, что ты узнаешь правду и разочаруешься во мне.
— Врала о чём? — нахмурилась Арина.
— Я не хотела показаться слабой. Не хотела, чтобы ты думала, будто у твоей сестры нет характера.
— Ближе к делу.
Я серьёзно взглянула на неё. Неужели я и вправду собираюсь обо всём рассказать? Внутри нарастала паника, страх, мне вновь захотелось убежать и спрятаться. Но потом я вспомнила, почему вообще начала этот разговор. Если я не признаюсь сейчас, я не смогу сделать этого никогда, и наши отношения так и не наладятся.
Но эта ночь… Она преподала мне довольно серьёзный урок. Именно поэтому я сжала кулаки до боли и заговорила, смотря прямо в глаза своей пострадавшей сестре.
— Ты же знаешь, что после того, как мы с Дмитрием расстались, по школе ходили разные слухи. Одни ребята обвиняли в разрыве меня, другие — его, — собеседница кивнула. — Первых оказалось намного больше. И они не хотели оставлять меня безнаказанной. Считали, что я обязана расплатиться за то, что бросила самого Дмитрия Милкейна. Довольно быстро эти ребята пришли к выводу, что издевательства будут отличным выходом. Но, правда в том, что за всем этим стояли всего три девчонки — Кристина, Карина и Фаина. Именно они раздавали своим сторонникам задания. Сегодня — каша в волосы, завтра поджег учебника и так далее. Я не рассказывала тебе, потому что не хотела, чтобы ты посчитала меня слабачкой. Или, вернее будет сказать, увидела меня таковой. Но когда ты начала с ними общаться, я запереживала. И всё же мне понадобилось несколько недель, чтобы собраться с силами, и рассказать тебе обо всём. Просто знай, эти девочки — ужасны. Я