— Или же они сострадательный народ, несмотря на грубую внешность.
— Не глупи, Должник. Эта работа должна была занять месяцы.
Он сказал, поколебавшись: — Пернатая, там стоит один клан. На равнине их почти четыре тысячи.
Она резко остановилась, схватила его за руку. — Объясни мне!
Он вырвал руку и продолжил путь. — Эти духи хранят много воспоминаний. О своих жизнях, о своей плоти. Поэтому они могут представать в видимой, почти телесной форме. Их называют Т'лан Имассы…
Ее дыхание прервалось. — Оплот Зверя.
Он метнул на нее взгляд: — Что?
— Костяной Престол. Старейший, Карга, Провидец, Шаман, Охотник и Ловец. Похитители Огня, украденного у Эрес» ал.
— Эрес» ал. Это богиня нереков. Ложная богиня, как говорили наши ученые и маги, чтобы оправдать завоевание. Я потрясен, узрев их собственную лживость. Но разве на плитках Оплота Зверя изображены не звери?
— Лишь на самых дешевых. Кожи зверей на темных, низких дикарях, именно это можно увидеть на самых старых, правильных плитках. Не изображай невежество. Удинаас, ты же сам принес нас сюда.
Они подошли к ближайшему кургану и увидели множество воткнутых в землю мелких предметов. Черепки, камни, железные орудия, золото, серебро, деревянные идолы, обрывки одежд. Остатки была похороненных здесь людей.
Пернатая Ведьма издала что-то вроде смеха: — Они оставляют сокровища на земле, вместо того чтобы зарыть с мертвецами. Что за странный обычай.
— Может быть, так грабители не станут разрывать могил и тревожить тела.
— О да, тут полно грабителей.
— Я недостаточно знаю это королевство, чтобы согласиться или не согласиться с тобой. — Удинаас пожал плечами.
Брошенный ей взгляд казался неуверенным.
Разоренный город навис над их головами. Массивные балки были покрыты коростой раковин и соли, черными сухими водорослями. Перекрещивающиеся конструкции поддерживали мостовые и дома. А в глыбах серого, пористого льда виднелись кучи гниющих трупов. Не человеческих. Длинные конечности в тусклой чешуе. Удлиненные головы рептилий свисают с разрубленных шей. Из распоротых животов торчат внутренности. Когти на трехпалых лапах. Зазубренные хвосты. Искореженные доспехи, кожаные перевязи, куски тканей, ярких как шелка.
— Что же это за твари?
Удинаас покачал головой: — Город был разрушен льдом и вырван из мира. Ясно, что лед таил свои, старинные секреты.
— Зачем ты принес нас сюда?
Он с трудом удержался от проявления гнева. Испустил вымученный вздох. — Пернатая Ведьма, что ты держала в руке?
— Одну из Точек Опоры. Огонь. — Она запнулась. — Когда я видела тебя в первый раз… я солгала, что ничего больше не видела.
— Ты видела ее? Так?
— Сестру Зари… в пламени…
— И что она сотворила со мной.
— Да. — Это был шепот.
Удинаас отвернулся. — Тогда все это не воображение, — буркнул он. — Не плоды…безумия.
— Это нечестно. Ты… ты ничто. Должник. Раб. Вайвел был нужен мне. Мне, Удинаас!
Он покраснел от силы ее гнева. И все понял. Смех был горьким: — Ты призвала его. Вайвела. Ты хотела его крови, чтобы он заразил тебя. Но он не стал. Вместо тебя он избрал меня. Пернатая Ведьма, я рад бы передать его дар тебе. С радостью… нет, не так. Нечему тут радоваться. Благодари, что его кровь не бежит в твоих венах. Это действительно проклятие, как ты тогда и сказала.
— Лучше проклятие, чем… — Она отвернулась.
Он смотрел на бледное лицо в обрамлении спутавшихся светлых волос, дрожавших под касаниями слабого, какого-то безжизненного ветра. — Чем что, Пернатая? Рабыня, рожденная среди рабов. Обреченная на вечные грезы о свободе — но этого слова ты не понимаешь и, наверное, никогда не поймешь. Плитки были твоим путем вовне? Они служили не твоим друзьям летерийцам. Служили тебе самой. Там, глубоко в плитках, ты ловила шепот свободы? Или того, что ты мнишь свободой? Но знай, Пернатая Ведьма, что проклятие не дает освобождения. Любая тропа — капкан, ловушка, загоняющая тебя в игры сил, которых тебе не понять. Возможно, эти силы предпочитают рабов в качестве смертных орудий — ведь рабы в точности понимают суть предлагаемой связи.
Девушка взирала на него. — Тогда почему ты?
— А не ты? — Он отвернулся. — Потому что я не грезил о свободе. Может быть. Прежде чем стать рабом, я был Должником. Ты же сама напоминаешь об этом при каждой возможности. Долги создали собственную систему рабства, и она должна удерживать тебя внутри с того момента, как ты впервые коснешься ее цепей.
Она подняла руки и уставилась на них. — Мы на самом деле здесь? Все так реально…
— Сомневаюсь, — ответил Удинаас.
— Мы сможем остаться…
— В мире Плиток? Это ты должна сказать, Пернатая Ведьма.
— Это не мир ТВОИХ снов, не так ли?
Он мрачно усмехнулся, различив в ее вопросе плохо скрытый подтекст. — Нет. Я предупреждал.
— Я ожидала этих слов. Но не такого печального тона.
— Скорее гневного? — Она кивнула.
— Я гневался, — признался Удинаас, — но все уже ушло.
— Как? Как тебе удается прогнать гнев?
Он посмотрел ей в глаза — и просто покачал головой. И снова отвернулся к руинам. — Такое разрушение, такое смертоубийство. Страшно свершить подобное.
— Может, они заслужили. Может, они сделали…
— Пернатая Ведьма, вопрос о том, кто что заслужил, следует задавать как можно реже. Задаешь его — и приходишь к суровым суждениям, за которым следуют и жестокие дела. Жестокость во имя справедливости порождает все новую жестокость. Мы, летерийцы, достаточно прокляты сознанием всегдашней правоты. Не накликивай большего.
— Ты живешь тихо в очень суровом мире.
— Я же говорил, что не избавлен от гнева.
— Но ты умеешь удалять его из крови прежде, чем причинишь вред другим. Как?
— Я привычен к кровопусканиям, не так ли?
— Боюсь, что так.
Он вздохнул: — Давай пойдем обратно.
Рука об руку они шли к дикарям, ожидавшим их в каменном селении.
— Хорошо бы нам понимать их язык, — сказала Пернатая Ведьма.
— Их шаман умер.
— Проклятие, Удинаас!
В долине кое-что изменилось. Прибыли четыре женщины, с ними молодой паренек. Человек.
Говоривший с рабами воин теперь обратился к мальчишке, и он отвечал ему на том же языке. Потом оглянулся на Удинааса и Пернатую, ткнул в них пальцем и хмуро произнес: — Летерийцы.
— Ты меня понимаешь? — спросил Удинаас.
— Вроде.
— Ты мекрос?
— Вроде. Летерийцы — Должники. Должники. И мать и отец. Бежали жить к мекросам. Жить свободно, на воле. Свобода.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});