Читать интересную книгу Ракеты и люди. Лунная гонка - Борис Черток

Спустя два года после выхода фильма, когда Глушко был назначен генеральным конструктором НПО «Энергия», мне задавали вопрос:

— Как же так? Главным после смерти Королева по вашему же настоянию был назначен Мишин, а по фильму, который снимался четыре года назад, место Королева занимает главный двигателист, то бишь Глушко. Как вы могли тогда это предвидеть? Вы что же, фильмом хотели исправить свою ошибку?

Я отшучивался:

— Фильм впервые был показан Устинову, а затем и Брежневу. После этого они два года размышляли и, как видите, приняли решение. В этом и состоит великая сила искусства.

Участие в работе над художественным фильмом для Исаева и меня было своего рода отдушиной, отдыхом от нашего повседневного перенапряжения. Мы могли исправлять историю и людей по своему усмотрению. Вместе с Исаевым мы уговорили Храбровицкого продолжить космическую эпопею и сделать увлекательный научно-приключенческий художественный фильм о лунной гонке. Смерть Исаева оборвала наши мечты. После «Укрощения огня» Храбровицкий успел сделать еще два фильма: «Повесть о человеческом сердце», посвященный кардиохирургам, и «Поэма о крыльях», в котором главными героями были Туполев и Сикорский. На просмотре последнего фильма в Доме кино я успел напомнить Храбровицкому о нашей мечте. Он обещал еще раз подумать. Может быть, он успел подумать, но кардиохирурги спасти ему жизнь не успели.

После отступления о фильме «Укрощение огня» вернемся в кабинет Глушко августа 1974 года.

— Позиция Бармина меня сильно тревожит, — сказал Глушко. — Бармин за последние годы перерождается, что ли? Он вместо своей прямой деятельности увлекся проблемами влияния магнитного поля на психику человека. С серьезным видом доказывает, что выход за пределы магнитного поля грозит расстройством психики. Бармин, мне кажется, не хочет работать в нашей кооперации. Чтобы дело не пострадало, необходимо задублировать его организацию в разработке наземных стартовых систем. На конкурсных началах. Предлагаю подумать о конкурсах не только по наземке. Почему бы по Луне не работать в параллель? Убежден, что найдутся еще разработчики, которые могут предложить на конкурсных началах интересные решения. Уверен, что КБ Соловьева может решить проблемы старта не хуже Бармина.

Или Виктор Кузнецов. Он ваш друг, Борис Евсеевич. Он хочет спокойно жить на своем старом заделе по гироприборам. От него при таком настроении трудно ждать отдачи. Подумайте, кому мы можем заказать гироскопию вместо Кузнецова. Тоже на конкурсных началах. По всей линии многоразовых транспортных систем для Луны тоже хорошо бы организовать конкурс. Но начать надо с Бармина. Пусть он почувствует, что он не пуп земли, что найдутся коллективы, которые предложат лучшие технические решения.

И дальше. Надо задублировать Рязанского Гуськовым по всему радиокомплексу. Вместо «Иглы» Мнацаканяна давно пора начать разработку дублирующей системы. Почему вы до сих пор не испытали богомоловский «Контакт»? По вычислительным машинам тем более такой конкурс необходим.

Электрохимические генераторы Лидоренко явно уступали предложению МСМ для Л3. Вы не испугались и взяли ЭХГ МСМ. Почему там можно, а в других местах нельзя? Можете мне объяснить?

— Конкурсная система хороша для архитектуры, — пытался возражать я. — Там на этапе чертежей можно спорить и выбирать красивые решения. В нашей технике, пока дело не доведено до первых опытных образцов, трудно вынести безошибочное решение. Чтобы дублировать разработку до этапа испытания реальных образцов, потребуется в полтора, а то и два раза увеличить расходы и сроки. Необходимы испытания не одного, а минимум двух вариантов. Вряд ли такая идея будет иметь успех без гарантии по финансированию. Подумать мы подумаем, но без решения ВПК конкурсы не получатся. Наши основные смежники финансируются не нами, а бюджетом.

— А это уж вы оставьте мне.

Непосредственным куратором работ Бармина с нашей стороны был Анатолий Абрамов. Работавший одно время на дипломатическом поприще, он и у нас считался дипломатом и мастером улаживания конфронтационных ситуаций, в том числе возникавших между Королевым и Барминым.

— Выступление Владимира Павловича было непонятно, — сказал он. Сама форма такого заявления была из ряда вон выходящей. Все были шокированы. Мы за этим столом за последние двадцать лет видели и слышали самые различные выступления. Но никогда они не носили такого озлобленного характера. Однако мы обязаны считаться с тем, что доверять кому-либо, кроме Бармина, переделки старта H1 под любую другую ракету нереально. Бармин это отлично понимает и знает, что министр его поддержит. Если не возражаете, Валентин Петрович, я еще попытаюсь с ним поговорить.

Мы все понимали, что вне зависимости от дозволения Абрамов все равно будет разговаривать с Барминым, так же как и мне не требовалось разрешение для встреч и откровенного разговора с Пилюгиным, Кузнецовым и Рязанским.

Труднее всего было двигателистам. Мельников, Соколов, Райков должны были внятно объяснять Николаю Кузнецову, его заместителям, с которыми за эти годы не только до хрипоты спорили, но уже и сработались, почему прекращаются работы по двигателям для Н1. В самых тяжких ситуациях никому из них и не снилось, что теперь дело дойдет до прекращения работ и полного разрыва. А почему? Они могли только ответить, что таков приказ Глушко, назначенного генеральным конструктором. Никаких приказов министра, тем более постановлений правительства о прекращении работ по двигателям Кузнецова для H1, пока не существовало.

Через несколько дней выслушивать еще раз Бармина пришлось мне, Бушуеву и Пилюгину, когда мы встретились на собрании нашего академического отделения в Институте машиноведения на улице Грибоедова.

Бармин был возмущен высказываниями Глушко в свой адрес в присутствии Устинова о намерении отнять лунную базу.

— Глушко, вы это лучше меня знаете, с самого начала был противником H1. Он предлагал Королеву свои двигатели на высококипящих, а вы с Мишиным и Королевым требовали только кислород. Разругавшись с Глушко, заставили Кузнецова начать разработку ЖРД с нуля. Вынесли сор из избы по этому поводу на Совет Обороны, который Хрущев собрал в Пицунде. Мы на своих узких советах такого себе не позволяли. Я считаю, что Глушко развалил наш старый Совет главных конструкторов. У Сергея характер был, не мне вам объяснять. Хрущев лично пытался их помирить. Ничего не вышло. (Попытка Хрущева помирить Королева с Глушко описана во втором томе книги С.Н. Хрущева «Никита Хрущев. Кризисы и ракеты».) Влиять на разработку H1 Глушко уже не мог.

Мишин эту грандиозную работу с нашей общей помощью провалил. Народу нашему никто так и не объяснил, почему советские космонавты не были на Луне. За рубежом отлично знают, что мы готовили огромную ракету. Там открыто писали о наших авариях. Это только нашим людям истину знать не положено. Брежневу на дипломатических и прочих встречах с зарубежными деятелями и вождями братских партии тоже вопросы задают: «Что у вас творится с Луной?» Устинов, видимо, долго думал, искал удобный предлог, а тут Келдыш подсказал: «Сейчас самой актуальной космической программой должна быть не Луна, а многоразовая космическая транспортная система». Эта система стратегическая, и мы должны дать американцам адекватный ответ. А чтобы не ставить крест на лунной программе, Политбюро будет доложено, а может быть уже доложили, что на лунной программе крест не поставлен, более того, создается мощная концентрация сил в виде НПО «Энергия». Во главе объединения старейший соратник Королева — крупный ученый-двигателист Глушко. Теперь Глушко мечтает войти в историю не только как великий двигателист, но еще и как великий ракетчик. О разногласиях Глушко с Королевым в теперешнем Политбюро давно забыли. Первейшая задача, когда дело провалено, — это успеть доложить вышестоящему, что необходимые меры по укреплению руководства приняты. Ну, а если Устинову кто-то намекнет: куда же смотрело головное министерство, был же назначенный правительством «Лунный совет», то можно будет доложить, что и министр Афанасьев оказался не на уровне задач. Но это не сразу. Чтобы снять министра, надо год, два подождать — до начала полетов «Спейс шаттла». Когда выяснится, что лунную программу сорвали, а многоразовую систему еще не создали, тут уже можно и с министра спросить, тем более, что он не просто министр, а был председателем «Лунного совета». А если меня заставят переделывать старт под другой носитель, то он в конце концов будет переделан. Только пусть Глушко не надеется, что это будет мелкий ремонт. На переделку старта потребуется года три-четыре.

На самом деле прошло не три и не четыре года. Решение ЦК КПСС и Совета Министров о прекращении работ и списании затрат по проекту Н1-Л3 появилось только в феврале 1976 года. Затраты были списаны в размере 6 миллиардов рублей в ценах семидесятых годов.