В любом случае я догадываюсь, куда сейчас упадет мяч. Бросаю взгляд на точку, в которой он должен приземлиться. Блейк поворачивается, изгибается и бьет изо всех сил. Мяч приземляется в трех метрах от того места, где я его ожидал. Навылет.
Я здорово ошибся.
Отхожу назад и готовлюсь к следующему розыгрышу.
При счете 6-6 мы начинаем убийственный обмен ударами. На мой удар слева он отвечает своим слева. Я словно огромный развязавшийся мешок, наполненный пульсирующими нервами. После обмена десятком ударов постоянно ждешь решающего шага, причем от соперника. Я жду. Жду. Но Блейк, кажется, не собирается поднимать ставки. Придется это сделать мне. Делаю вид, будто собираюсь бить прямой удар, а вместо этого делаю укороченный слева. Сердце замирает.
Во время игры бывают моменты, когда ты хочешь просто ударить по мячу - твердо и сильно. Но в крови так бушует адреналин, что бьешь слишком далеко. Это часто случается с Блейком - он не в состоянии рассчитать скорость, его мячи летят быстрее, чем нужно. Он так торопится, что набегает на мяч скорее, чем предполагал. Так происходит и сейчас. Он рвется на мой укороченный слева, схватив ракетку для удара от самой земли, однако подбегает слишком быстро и поэтому ударить снизу не может. Мяч перед ним - но он неправильно держит ракетку. Вместо того чтобы ударить со всей силой, он шлепает по мячу и по инерции касается земли у сетки, а я отбиваю с левой руки в линию. Мяч пролетает на значительном расстоянии от Блейка.
Итак, 6-7, он подает. Вновь у меня матч-пойнт. Блейк ошибается в первой подаче. У меня есть доля секунды, чтобы понять, какой будет вторая подача. Агрессивной? Мягкой? Думаю, что он предпочтет играть аккуратно и будет бить мне под удар слева. Где встать? Стоит ли рискнуть и пробежать до предполагаемого места падения мяча? Но тогда у меня не будет времени изменить позицию, если я ошибусь. Может, пойти обычным путем и встать в центре? Так я смогу отбить среднестатистическую подачу, как бы он ни ударил. Но, коли удар окажется лучше среднего, я ничего не смогу- поделать…
Если уж кому и принимать окончательное решение в этом матче, окончательное среди ста тысяч принятых сегодня решений, то пусть это буду я. Полагаюсь на интуицию и жду мяча в вычисленном месте. Действительно, он бьет мне под левую руку. Мяч, как мыльный пузырь, летит как раз туда, где я его жду. На моем теле каждый волосок встает дыбом. Чувствую, что стадион встал. Я говорю себе: «Давай хороший удар, давай, давай, бей, черт тебя побери!» Когда мяч отлетает от ракетки, слежу за каждым дюймом его полета, вижу, как он медленно спивается с собственной тенью. Они становятся единым целым, и я шепчу:
- Мячик, пройди, ну пожалуйста!
Он проходит.
Когда Блейк обнимает меня у сетки, мы оба знаем, что совершили подвиг. Но я осознаю это яснее, поскольку сыграл на восемьсот игр больше, чем он. Этот матч отличается от всех остальных - я еще никогда не играл столь интеллектуально, используя аналитические способности. Теперь я испытываю истинную гордость достигнутым результатом. Хотел бы оставить на нем автограф.
После того как с моих ног сняли бинты и закончилась пресс-конференция, мы с Джилом, Перри, Дарреном и Фили отправляемся выпить и закусить в P.J.Clarke’s. Когда около четырех утра я возвращаюсь в отель, Штефани уже спит. Но, стоит мне войти в комнату, она просыпается и садится на постели, улыбаясь:
- Ты сумасшедший, - произносит она.
Я смеюсь.
- Это было невероятно, - продолжает Штефани. - Ты теперь герой!
Да, дорогая, я герой.
Я лежу на полу возле кровати, пытаясь заснуть, но невольно снова и снова прокручиваю в голове сегодняшний матч.
Неожиданно у меня над головой, в темноте, как будто бы ангельский голос шепчет:
- Как ты себя чувствуешь?
- Это был не худший способ провести вечер.
В ПОЛУФИНАЛЕ я встречаюсь с Робби Джинепри, расхваливаемым на все лады парнишкой из Джорджии. Телеканал CBS хочет, чтобы наш матч поставили на вечер. Я падаю на колени перед директором турнира: если мне повезет и я выиграю этот матч, мне необходимо завтра же вернуться домой. Будет неправильно, объясняю я ему, если тридцатипятилетнему старику не удастся отдохнуть, в отличие от его двадцатидвухлетнего противника по финалу.
Он идет мне навстречу: наш матч передвигают на более раннее время.
После двух игр из пяти сетов мои шансы победить Джинепри оцениваются как нулевые. Он быстро двигается, прекрасно бьет с обеих рук, играет лучше - и он молод. Я же осознаю, что еще до матча с Джинепри придется пробивать сомкнувшуюся вокруг меня стену усталости. В последних трех сетах матча с Блейком я демонстрировал свой лучший теннис, но они оказались и самыми изматывающими в моей жизни. Я решаю, что с Джинепри буду стимулировать выработку адреналина, представляя, что уступаю сопернику два сета и тем самым пытаясь вызвать в себе такое же бездумное состояние, как во время матча с Блейком.
Это срабатывает. В состоянии искусственного напряжения я выигрываю первый сет. Теперь моя задача - сохранить силы до финала. Я бью размеренно, думаю о своем следующем сопернике, и, разумеется, это дает Джинепри шанс играть лучше. Он побеждает во втором сете.
Я гоню из головы мысли о финале, полностью сосредоточившись на Джинепри. Он вымотан, затратил много энергии в попытках спасти матч. Третий сет за мной.
Но он выигрывает в четвертом.
Я просто обязан начать пятый сет в ярости. Я не в состоянии выиграть каждое очко. Не могу бросаться на каждый мяч, на любой укороченный удар. Я не способен состязаться в скорости с мальчишкой, у которого наверняка еще не до конца сменились молочные зубы. Он хочет, чтобы игра продолжалась ночь напролет, а у меня энергии и физических возможностей осталось ровно на сорок пять минут. Может быть, даже на тридцать пять.
Я выигрываю сет. Это кажется невероятным, но в тридцать пять лет я - в финале Открытого чемпионата США. Даррен, Джил и Штефани вытаскивают меня, обессилевшего, из раздевалки и оказывают помощь. Даррен хватает ракетки и бегом несется с ними к Роману, отвечающему за перетяжку струн. Джил вливает в меня свой волшебный напиток. Штефани ведет меня в машину. Мы едем в Four Seasons смотреть матч, в котором Федерер и Хьюитт будут оспаривать друг у друга право сразиться со старым калекой из Вегаса.
Перед финалом нет ничего более расслабляющего, чем просмотр второго полуфинала. Ты говоришь себе: «Неважно, что я сейчас чувствую, мне все равно легче, чем вот этим двум парням». Разумеется, Федерер выигрывает. Я откидываюсь на кровать и думаю о нем, в уверенности, что где-то там он сейчас тоже размышляет исключительно обо мне. С этого момента и до завтрашнего полудня я должен делать все чуть лучше, чем он, - в том числе спать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});