Читать интересную книгу Сага о Форсайдах 2 - Джон Голсуори

Баронет промокнул давно уже сухое письмо в "Тайме" и вышел на темнеющую и тихую в этот час Пэл-Мэл. По дороге остановился на СентДжеймс-стрит, заглянул в витрину своего виноторговца и стал соображать, как покрыть добавочные десять процентов налога, когда услышал возглас:

- Добрый вечер, сэр Лоренс.

Это был молодой человек по фамилии Крум.

Они вместе перешли через улицу.

- Хочу поблагодарить вас, сэр, за то, что вы поговорили насчет меня с мистером Масхемом. Сегодня я встретился с ним.

- Он вам понравился?

- Да. Он очень любезен. Разумеется, влить арабскую кровь в наших скаковых лошадей - это у него просто навязчивая идея.

- Он заметил, что вы так считаете?

Крум улыбнулся:

- Вряд ли. Но ведь наша лошадь много крупней арабской.

- А все-таки затея Джека не лишена смысла. Его ошибка в другом - он надеется на быстрые результаты. В коннозаводстве все равно как в политике: люди не желают думать о будущем. Если начинание не приносит плодов к исходу пяти лет, от него отказываются. Джек сказал, что берет вас?

- Пока на испытательный срок. Я отправлюсь к нему на неделю, и он посмотрит, как я управляюсь с лошадьми. Сами матки прибудут не в Ройстон. Он нашел для них местечко в окрестностях Оксфорда, около Беблок-хайт. Там я и поселюсь около них, если окажется, что я ему подхожу. Но это уже весной.

- Джек - педант, - предупредил сэр Лоренс, когда они входили в "Кофейню". - Вам нужно это учесть.

Крум улыбнулся:

- Я уже догадался. У него на заводе образцовый порядок. На мое счастье, я действительно разбираюсь в лошадях и нашел, что сказать мистеру Масхему. Было бы замечательно снова оказаться при деле, а уж лучше такого я и желать не могу.

Сэр Лоренс улыбнулся: энтузиазм всегда был ему приятен.

- Вам следует познакомиться с моим сыном, - сказал он. - Тот тоже энтузиаст, несмотря на свои тридцать семь. Вы, наверно, будете жить в его избирательном округе. Хотя нет, не в нем, а где-то поблизости. Вероятно, в округе Дорнфорда. Между прочим, известно вам, что моя племянница - его секретарь?

Крум кивнул.

- Может быть, теперь, в связи с приездом Корвена, она бросит работу, - заметил сэр Лоренс и пристально посмотрел молодому человеку в лицо.

Оно явственно помрачнело.

- Нет, не бросит. На Цейлон она не вернется.

Фраза была произнесена так отрывисто и мрачно, что сэр Лоренс объявил:

- Здесь я обычно взвешиваюсь.

Крум проследовал за ним к весам, как будто у него не хватало духу расстаться с собеседником. Он был пунцово-красен.

- Откуда у вас такая уверенность? - спросил сэр Лоренс, воссев на исторический стул.

Молодой человек стал еще краснее.

- Люди уезжают не для того, чтобы сейчас же возвратиться.

- Бывает, что и возвращаются. Жизнь - не скаковая лошадь, которая никуда не сворачивает от старта до финиша.

- Я случайно узнал, что леди Корвен решила не возвращаться, сэр.

Сэру Лоренсу стало ясно, что разговор дошел до такой точки, за которой чувство может возобладать над сдержанностью. Этот молодой человек влюблен-таки в Клер! Воспользоваться случаем и предостеречь его? Или человечнее не обратить внимания?

- Ровно одиннадцать стонов, - объявил баронет. - А вы прибавляете или убавляете, мистер Крум?

- Я держусь примерно на десяти стонах двенадцати фунтах.

Сэр Лоренс окинул глазами его худощавую фигуру:

- Да, сложены вы удачно. Просто удивительно, как брюшко омрачает жизнь! Вам, впрочем, можно до пятидесяти не беспокоиться.

- По-моему, сэр, у вас тоже для этого нет оснований.

- Серьезных - нет. Но я знавал многих, у кого они были. А теперь мне пора идти. Спокойной ночи.

- Спокойной ночи, сэр. Честное слово, я вам страшно благодарен.

- Не за что. Мой кузен Джек не прогадает, вы, если прислушаетесь к моему совету, - тоже.

- Я-то уж, конечно, нет! - искренне согласился Крум.

Они обменялись рукопожатием, и сэр Лоренс вышел на Сент-Джеймсстрит.

"Не понимаю, - рассуждал он про себя, - почему этот молодой человек производит на меня благоприятное впечатление? Он еще доставит нам немало хлопот. Я должен был бы ему сказать: "Не желай жены ближнего твоего". Но бог так устроил мир, что мы никогда не говорим того, что должны сказать". Интересно наблюдать за молодежью! Считается, что она непочтительна к старикам и вообще, но, право, он, сэр Лоренс, этого не замечал. Современные молодые люди воспитаны ничуть не хуже, чем он сам был в их годы, а разговаривать с ними даже легче. Разумеется, никогда не угадаешь, что у них на уме, но так оно, наверно, и должно быть. Рано или поздно смиряешься с мыслью, - и сэр Лоренс поморщился, споткнувшись о камни, окаймлявшие тротуар на Пикадилли, - что старики годятся лишь на то, чтобы с них снимали мерку для гроба. Tempora mutantur et nos mutamur in illis. [6] Впрочем, так ли уж это верно? Его поколение отличается от нынешнего не больше, чем манера произносить латинские слова в дни его юности от того, как их произносят теперь. Молодежь - всегда молодежь, а старики - это старики; между ними всегда останутся расхождения и недоверие; старики всегда будут испытывать горячее, но нелепое желание думать и чувствовать, как молодежь, сетовать на то, что не могут так думать и чувствовать, а в глубине души сознавать, что, будь у них возможность начать жить сначала, они бы не воспользовались ею. И это милосердно по отношению к человеку! Когда он износился, жизнь исподволь и мягко приучает его к летаргии. На каждом этапе существования ему отпущено ровно столько воли к жизни, сколько требуется, чтобы дотянуть до конца. Чудак Гете обрел бессмертие под мелодии Гуно благодаря тому, что раздул потухающую искру в яркое пламя. "Чушь! - подумал сэр Лоренс. - Типично немецкая чушь! Да неужели бы я, если бы даже мог, поменялся судьбой с этим мальчиком, чтобы вздыхать, рыдать, украдкой предаваться восторгам и чахнуть от тоски? Ни за что! А поэтому хватит со стариков их старости. Когда же наконец полисмен остановит эти проклятые машины? Нет, практически ничто не изменилось. Шоферы ведут машины, повинуясь тому же ритму, в каком кучера омнибусов и кэбов погоняли своих спотыкающихся, скользящих по мостовой, гремевших копытами кляч. Молодые люди и девушки испытывают то же законное или незаконное влечение друг к другу.

Конечно, мостовые стали иными, и жаргон, которым выражаются эти юношеские желания, тоже иной, но, видит бог, правила движения по жизни остались неизменными: люди скользят друг мимо друга, сталкиваются, чудом не ломают себе шею, торжествуют и терпят поражение независимо от того, хорошие они или плохие. Нет, - думал сэр Лоренс, - пусть полиция издает циркуляры, священники пишут в газеты, судьи произносят речи, - человеческая природа идет своим путем, как шла в дни, когда у меня прорезался зуб мудрости".

Полисмен поменял местами свои белые рукава, сэр Лоренс перешел через улицу и направился к Беркли-сквер. А вот здесь изрядные перемены! Аристократические особняки быстро исчезают. Лондон перестраивается - по частям, исподволь, как-то стыдливо, - словом, чисто по-английски. Эпоха монархов со всеми ее атрибутами, с феодализмом, с церковью ушла в прошлое. Теперь даже войны ведутся только из-за рынков и только самими народами. Это уже кое-что. "А ведь мы все больше уподобляемся насекомым, - думал сэр Лоренс. - Забавно все-таки: религия почти мертва, потому что практически больше никто не верит в загробную жизнь, но для нее уже нашелся заменитель - идеал служения, социального служения, символ веры муравьев и пчел! До сих пор социальное служение было уделом старинных семей, которые каким-то образом ухитрились понять, что они должны приносить какую-то пользу и тем самым оправдывать свое привилегированное положение. Выживет ли идеал социального служения теперь, когда они вымирают? Сумеет ли народ подхватить его? Что ж, кондуктор автобуса; приказчик в магазине, который лезет из кожи, подбирая вам носки нужной расцветки; женщина, которая присматривает за ребенком соседки или собирает на беспризорных; автомобилист, который останавливает свою машину и терпеливо ждет, пока вы не наладите вашу; почтальон, который благодарит вас за чаевые, и тот, безымянный, кто вытаскивает вас из воды, если видит, что вы в самом деле тонете, - все они в конце концов существуют, как и прежде. Требуется только одно - расклеить в автобусах лозунг: "Дышите свежим воздухом и упражняйте ваши лучшие наклонности!" - заменив им призывы вроде "Пушки позорное преступление!" или "Тотализатор - тщетная трата тысяч!" Последний, кстати, напоминает мне, что нужно расспросить Динни об отношениях Клер с ее молодым человеком".

С этой мыслью он подошел к дверям своего дома и вставил ключ в замок.

XII

Хотя сэр Джералд Корвен держался по-прежнему уверенно, положение его, как и всякого мужа, вознамерившегося вновь сойтись с женой, было отнюдь не из легких, тем более что для осуществления этого замысла у него оставалась всего неделя. После его второго визита Клер держалась настороже. Назавтра же, в субботу, она с половины дня ушла из Темпла и поехала в Кондафорд, где постаралась не подать виду, что ищет там убежища. В воскресенье утром она долго лежала в постели и через распахнутые окна смотрела на небо, раскинувшееся за высокими обнаженными вязами. Солнце светило ей в лицо, в мягком воздухе звучали голоса пробуждающегося утра щебетали птицы, мычала корова, изредка раздавался хриплый крик грача, непрестанно ворковали голуби. Клер была лишена поэтической жилки, но покой и возможность беззаботно вытянуться в постели на миг приобщили к мировой симфонии даже ее. Сплетение нагих ветвей и одиноких листьев на подвижном фоне неяркого светло-золотого неба; грач, покачивающийся на суку; зеленя и пары на склонах холмов, и линия рощ вдалеке, и звуки, и чистый, светлый, ласкающий лицо воздух; щебечущая тишина, полная отъединенность каждого существа от остальных и беспредельная безмятежность пейзажа - все это отрешило ее от самой себя и растворило в мгновенном, как вспышка, слиянии со вселенной.