удержал равновесия и выкатился из сна с початой бутылкой в руке. Так солнечный зайчик выкатывается из зеркала, когда распахивают промытые на Пасху окна.
Карлсон понёс эту бутылку алхимику Сведенборгу, но не утерпел и выпил содержимое по дороге. Алхимик, впрочем, не обратил на это ровно никакого внимания ― он смотрел бутылку на свет, искал следы рук гостя, нюхал горлышко и, наконец, сказал, что дело швах. Карлсон встретился во сне с самим собой.
― А может, это мой не рождённый ещё внук? ― спросил Карлсон.
― Может быть, но ты ведь знаешь, что наши дети ― это мы сами. Они ― наше отражение в зеркале, и оттого нам запрещено жениться на них, ибо нельзя жениться на самом себе. А мы всегда хотим, чтобы наши дети жили лучше нас, но они всегда живут хуже нас, пока у них не появятся свои дети, о которых можно сказать то же самое. Однако тут всё ещё хуже ― жизнь твоего малыша будет горька, как скисшее вино, и будет она недолга.
Карлсон опечалился.
― Да тебе-то что, Плюти-плют? ― сказал алхимик Сведенборг. ― Всё равно вы живёте в разное время ― как бабочки и гусеницы. Когда есть гусеница, то нет ещё бабочки, а когда появляется из кокона бабочка, то гусеницы, её породившей, и след простыл. Ведь ты помнишь, что нынешнее твоё имя переводится как «сын мужчины», а это значит просто «человек». Дело твоего ангела пророчествовать, а не творить; возвещать, а не участвовать.
Карлсон пришёл домой и, выпив смородинной водки больше обычного, снова провалился в сон.
На этот раз он быстро добрался до знакомого окна и перелез в комнату через подоконник.
Гимназист спал, а перед ним лежало прощальное письмо.
Карлсон прочитал его до конца и зацепился за подпись, как цепляется за сухую ветку куста колючий шар перекати-поля. Фамилия была проста, потому что она была мужского рода ― а сербы украли у евреев умение превращать существительные в фамилии. Теперь Карлсон вспомнил и свою фамилию, давным-давно утерянную в дороге. Фамилия эта была твёрдая, как сталь и короткая, как выстрел.
Он осторожно, чтобы не разбудить, погладил своего нерождённого внука по жёстким волосам и вынул из ящика письменного стола пистолет.
Пистолет не был похож на те, с которыми имел дело Карлсон. Он был некрасив и чёрен как ночь, на нём не было ни резьбы, ни инкрустации, а ствол вышел короток и безобразен. Впрочем, пули, как обнаружил Карлсон, странным образом были уже внутри. Карлсон, впрочем, не сомневался, что справится с этим чудным оружием и сделает всё согласно письму гимназиста.
В доме было тихо и сумрачно.
Только ангел Джабриил, родной брат его святого патрона, смотрел на него с неба печально, потому что в этих местах все ангелы перепутались. Когда христианские святые напивались терпким виноградным вином, за людьми присматривали еврейские боги, но и они уходили, когда начиналась суббота, а вот мусульманские ангелы всегда были внимательны и трезвы.
Карлсон сперва оставил перед спящим мальчиком бутылку своей водки, но потом всё же забрал с собой.
«У внука только начинается жизнь, и ни к чему ему столько пить», ― подумал Карлсон, ощущая круглое тело бутылки под мышкой.
Он неслышно притворил дверь и вышел в город, который уже бурлил, встречая приехавшего эрцгерцога.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
20 июля 2021
Криптуха (2021-07-21)
Она вызвала такси, но никакого такси не было. Волки их съели, чтоб пусто им было, искривились их дороги, и время их подачи смыло в Лету вместе с их шашечками. Наталья Александровна стояла у казённого автомобиля, а водитель только разводил руками.
Глупости с ней случались редко, но сегодня она выбрала норму на год вперёд. Наталья Александровна пролила кофе на ковёр рядом со своим столом, и теперь черная клякса напоминала ей о психоаналитике, с которым у неё третий месяц длился бесперспективный роман.
На совещании сосед поведал, что в Колумбии ослица родила от черного жеребца неведомое существо, и это ― предвестник беды. Мир на краю, и теперь нас ждут сокращения, а с налоговой не сумели договориться.
Ей дела не было до ослицы, а в сокращениях она не сомневалась, как и в восходе солнца.
Кстати, когда солнце встало, у Натальи Александровны уже случилось одно открытие. Её машину увез в ночи эвакуатор, будто цыган, подмигивая жёлтым глазом. Соседи рассказали ей об этом два раза ― позвонив в дверь, и в лифте. В третий раз рассказала про эвакуатор консьержка, с восторгом очевидца взмахивая руками, будто сообщая радостные новости.
Наконец выяснилось, что именно ей нужно встречать шведского мебельщика в аэропорту.
Самолёт со шведом, по всей видимости, уже катился по бетону полосы, а Наталья Александровна всё стояла на обочине.
Швед отстёгивал ремни и, наверное, сейчас хлопал экипажу. Дурацкая привычка, да, ― она так всегда думала. Но непонятно, замечены ли в ней шведы.
И вспомнив все это, Наталья Александровна протянула руку.
Сразу же, прямо из городского тумана, возникла помятая машина.
Она знала, что вот скажи сейчас про аэропорт, так счёт пойдет на такие величины, по сравнению с которыми внешний долг страны ― пустяк. Тут все ехали в аэропорт, и выбирать не приходилось.
Наталья Александровна сразу назвала сумму и подумала: «Сейчас он спросит: “А дорогу покажешь?”»
Но человек с мятым лицом ничего не спросил. Он был необъяснимо ускользающей, но, очевидно, юго-восточной нации.
Всю дорогу, она пыталась припомнить, как их зовут в народе. Психоаналитический друг, даже лежа с ней в постели, непрерывно что-то рассказывал. Он служил в армии на востоке, а, вернее, на юго-востоке, и всё время рассказывал анекдоты про местный народ. Как же он их называл? Как называл он этих высушенных солнцем людей? Абрек? Темрюк? Тенгиз? Темляк? Тебриз? Точно ― урюк. Урюками их зовут.
Водитель слушал радио, которое хрипело и улюлюкало. Какой-то радиожитель говорил о гибели мира из-за того, что в Латинской Америке волчица родила котят… Или ослица… Нет, кто-то родился от мула, и это знак беды. Без разницы, эти мулы с ослицами давно мешались в голове Натальи Александровны.
Водитель морщился, но кивал невидимому диктору.
― Ах, как так можно? Страна запродана Антихристу. Отдана Русь Сатане, ― молвил вдруг он обреченно. А потом ударил ладонью