них старался перещеголять собрата силою и выразительностью своих голосовых средств.
Несмотря на свое испытанное уже во многих опасностях мужество, буры чуть было не упали духом при мысли о своих близких, хотя и сидевших в крепких повозках, но слишком, конечно, мало защищенных от страшных врагов, если тем вздумается штурмовать передвижные дома, заграждавшие им путь.
Все верховые, включая и молодых людей, мгновенно спешились и, осмотрев свои ружья, выстроились в одну линию возле повозок.
Весь караван пришел в страшное смятение. Испуганные животные все до одного разбежались бы куда глаза глядят, если бы не были крепко привязаны. С взъерошенной шерстью, с дрожащими ноздрями, с тревожно бегающими глазами и навостренными ушами, они тщетно пытались освободиться, между тем как их проводники прятались под повозки. Ни у кафров, ни у готтентотов не было никакого оружия. В обыкновенное время они не имели в нем нужды для охранения вверенных им стад, а в пути Ян ван Дорн тоже не нашел нужным снабдить их оружием. Он опасался, как бы эти полулюди не вздумали взбунтоваться дорогою, если представятся слишком уж сильные испытания.
Грозные враги не замедлили приблизиться и начали понемногу выступать из-за деревьев. Они шли к каравану не прямо, но большими зигзагами. Судя по страшному реву, от которого буквально мороз продирал по коже и все живое пряталось куда можно, страшные звери были очень голодны, а потому и находились, конечно, в самом свирепом настроении. Если бы им вздумалось сразу начать дружную атаку, то, без сомнения, погибли бы все буры и, во всяком случае, лишились бы половины своего скота.
Но, к счастью для переселенцев, лев, следуя своему кошачьему инстинкту, никогда не бросается зря, не изучив предварительно своего противника.
Вид повозок, представлявших для этих диких царей пустыни совершенную новинку, очевидно, смутил их. Они все легли на землю с целью хорошенько рассмотреть эти диковинные штуки и сообразить, что бы это могло быть.
Ободренные тем, что ни повозки, ни окружавшие их люди не двигались, львы стали приближаться ползком.
Буры только этого и ждали. Подпустив к себе зверей на выстрел, они сделали по ним дружный залп. Грохот выстрелов заставил умолкнуть рев этих величественных кошек. Несколько львов было убито на месте.
Не давая времени зверям опомниться, буры сделали новый залп. Когда рассеялся дым от выстрелов, видно было, как около десятка раненых львов тащились назад, под защиту деревьев, оставляя за собою широкие кровавые следы; остальные валялись на песке в предсмертных судорогах.
Буры и их слуги вздохнули с облегчением и огласили воздух радостными криками.
Победа была полная. Буры не понесли ни малейшего урона. Баас не ожидал, чтобы стычка с таким опасным неприятелем обошлась благополучно, и едва верил глазам.
— Ну, дешево отделались, слава Богу! — воскликнул он. — Теперь опасность миновала. Остается лишь снять шкуры с наших мертвых противников. Они останутся у нас на память в виде трофеев… Принимайтесь-ка за дело, юнцы, — добавил он, обращаясь к своим сыновьям и их товарищам. — Кстати, я должен сказать, что вы держали себя отлично — настоящими молодцами. Таким хладнокровием и такой выдержкой отличаются только вполне опытные охотники. Даже и ты, Пит, превзошел самого себя на этот раз.
Пит смутился и покраснел от похвалы отца еще более, нежели раньше от его выговора. Удостоверившись одним взглядом на повозку Ринвальда, что там слышали лестный для него отзыв бааса, он последовал за своими товарищами, которые уже бросились со всех ног сдирать шкуры с убитых зверей.
Поделившись с домашними радостью по поводу блестящей победы и поговорив с ними о всех подробностях неожиданной встречи, буры принялись обсуждать это событие между собою.
— Я сосчитал число убитых зверей. Оказывается, мы убили одиннадцать штук, — сказал Ганс Блоом.
— Я никак не пойму, что значило это скопище львов, — заметил Ринвальд. — Обыкновенно эти гордые животные живут в одиночку. Они никогда не сходятся целыми стадами. У них и характер самый не подходящий для общежития.
— Засуха, вероятно, согнала их вместе, — проговорил ба-ас. — Должно быть, этот влей служил раньше водопоем для всех окрестных обитателей.
— Очень может быть, — заметил Карл де Моор, несколько минут бродивший под деревьями. — Я вижу здесь много остовов буйволов и антилоп, обчищенных до последней возможности. Очевидно, жвачные все погибли уже от засухи. Остались лишь плотоядные. Если б мы не покончили несколькими меткими выстрелами мучения этих проголодавшихся «царей пустыни», то им пришлось бы в конце концов съесть друг друга.
Судя по худобе трупов, львы действительно должны были быть очень голодны. Продолжительность их голодовки доказывалась тем, что они решились сойтись вместе целым стадом.
Одна минута колебания буров, малейшая их оплошность и немного более смелости со стороны львов — и от каравана не осталось бы почти ничего: одни из животных были бы съедены голодными зверями, другие разбежались бы в разные стороны и погибли бы в пустыне.
Молодые люди сняли шкуры только с пяти львов, наиболее красивые и лучше других сохранившиеся. Эти трофеи победы они разнесли своим семейным с таким торжеством, как будто они покорили полмира.
— Разве вы боитесь посмотреть на эти прекрасные шкуры, Катринка? — спросил Пит старшую дочь Ринвальда, которая, несмотря на просьбы братьев, ни за что не соглашалась выйти из повозки, пока ее не вытащила оттуда сестра Мейстья.
— Вовсе нет, — ответила девушка, — чего мне бояться шкур!.. Я просто молилась сейчас, благодарила Бога за избавление нас от такой страшной опасности Спасибо и вам всем за то, что вы так мужественно нас защищали.
Полюбовавшись на действительно великолепную шкуру, разостланную Питом у нее ног, девушка с грустной улыбкой добавила:
— Бедные львы! Встретившись с нами на собственную погибель, они заставили нас забыть о нашей жажде и облегчили этим отчасти наши страдания.
— Да, это верно! Это справедливо! Катринка всегда права! — послышалось из других повозок.
Да, таково уж свойство человека. Он забывает о своем страдании, если противовесом является другое, более сильное чувство. Катринка, очевидно, это поняла.