Некоторое время спустя в комнату пришла Тея и села рядом.
— Мы отпустили Джейн ночевать к родителям, — тихо сказала она. — Кажется, сегодня звонил ее отец и узнавал, что происходит. Я подумала, что ей лучше повидаться с ними, поэтому Дон повез ее домой.
— Спасибо. Мне это следовало бы сделать самому.
— Ты собираешься поговорить с Руби? — спросила Тея.
— Да. Я съезжу к ней завтра утром, прежде чем встречусь с Пиппой.
— Пиппа здесь, дорогой. Она приехала минут десять назад.
Только сейчас, когда Лоренс взглянул на нее, Тея заметила слезы на его щеках и взяла его за руку.
— Я скажу ей, чтобы она его взяла, — сказал Лоренс, и голос его сорвался.
— Я так и думала.
— Нельзя допустить, чтобы он проходил через все это. Я понял, что все равно его потеряю. Ты согласна?
— Да, дорогой. Твой отец тоже так считает.
— Правда, я не уверен, поймет ли это Том, — сказал Лоренс, охваченный мучительным чувством утраты.
ГЛАВА 35
Она сидела одна и смотрела в окно на рассвет. Лицо ее было бледно, на сердце лежала свинцовая тяжесть. Рядом в колыбели был ее младенец. Он больше не плакал. Он молчал уже давно. Его лицо, когда-то такое теплое и нежное, стало теперь холодным и потрескалось. Пушистые реснички свалялись.
Она не знала, что теперь делать. Она не могла больше думать, мысли ее застыли, как те фотографии, что лежали у нее на коленях. Она больше не разглядывала их. Ей было трудно повернуть голову.
Где-то, совсем неподалеку отсюда, рушились судьбы и разбивались сердца. Она чувствовала себя совершенно опустошенной, словно от ее души и тела осталась одна оболочка. Скоро она перестанет существовать. Исчезнет даже оболочка.
Она склонила голову и горько зарыдала. Мучительно сознавать, как разрушается ее психика и надвигается безумие.
Она протянула руку к окну, словно хотела прикоснуться к восходящему солнцу. Пальцы ее провели по стеклу, отделяющему ее от жизни. Широко раскрытыми глазами она смотрела на видневшиеся вдали деревья. Голые ветви на фоне кроваво-красного неба походили на кровеносные сосуды, снабжающие кровью ее мозг — корявые, сухие и жалкие. Они нуждались в любящей руке природы, и для них настанет весна. Но для нее уже ничего не будет, совсем ничего.
На следующее утро в половине десятого Кирстен вывели через черный ход Скотленд-Ярда, посадили в машину и повезли в суд. Там ее ждали Джеймс Хеллерман и Эрни Шор, адвокат по уголовным делам. Через час после того, как объявили сумму залога, Хеллерман отвез ее домой.
Когда они приехали, он вошел в дом вместе с ней. Кирстен была бледна и устала до изнеможения, но все же выглядела лучше, чем вчера вечером. События после девяти утра круто изменились, чем и объяснялись ее временный душевный подъем и радостное ощущение свободы. Голос на кассете опознали — он принадлежал тому самому человеку, который дал показания против нее. Поэтому Эрни Шор довольно легко убедил мирового судью, что Кирстен, как она и утверждала, — жертва преступного сговора. Когда они покидали здание суда, Шор шумно ликовал, уверенный в том, что скоро с Кирстен снимут все обвинения.
Трудно сказать, понимала ли Кирстен все, о чем говорилось, но щеки ее чуть порозовели, и, если Хеллерман не ошибался, в глазах засветился слабый огонек надежды. Однако пока никто из них не знал, что за человек давал показания, хотя Ковски сам препроводил его назад в Скотленд-Ярд, как только опознали голос, записанный на пленку.
Теперь, когда Кирстен разжигала камин, Хеллерман предложил ей приготовить что-нибудь поесть. Улыбнувшись, она отказалась и продолжала возиться с камином, пока в нем не разгорелось веселое пламя.
Наконец, Кирстен села в кресло. Хеллерман ждал, что она заговорит, но Кирстен молчала. Тогда он сказал:
— Кто бы ни был этот человек, ясно, что именно он снабжал Диллис Фишер информацией. Но он ли совершил эти убийства — это другой вопрос. Возможно, уже сегодня к концу дня мы узнаем кое-что еще. То, что он споткнулся на таком пустяке, как магнитофонная запись, никак не вяжется с блестящим осуществлением убийств. Однако за эту небрежность ему придется дорого заплатить.
— Как вы думаете, — тихо спросила Кирстен, — есть ли надежда, что меня оправдают до завтрашнего слушания в суде дела об опекунстве?
Загорелое лицо Хеллермана выразило сострадание и восхищение. Поистине удивительно, что она, несмотря ни на что, беспокоится прежде всего о Лоренсе.
— Сомневаюсь, — сказал он. — Даже если каким-то чудом вас сразу же оправдают, может возникнуть еще одно осложнение. Лоренс думает, — нет, он убежден, — что Руби как-то связана со всем этим. После того как Лоренса вызовут в полицию, Руби тоже допросят, как его мать… Впрочем, мне незачем объяснять вам это…
Он заметил, как побледнела Кирстен. Она вдруг прикрыла рот рукой и помчалась в ванную.
Ее довольно долго не было, и Хеллерман подумал, не надо ли пойти и посмотреть, все ли с ней в порядке. Впрочем, он знал, что никто не может помочь женщине на ранней стадии беременности. Хеллерман очень сочувствовал Кирстен: сейчас на нее обрушилось слишком много. Неудивительно, что она чуть не потеряла сознание, когда ей предъявили обвинение. Страшно подумать, как испугалась она в тот момент за себя и своего ребенка. Хеллерман был уверен, что Лоренс не знает о беременности, он и сам узнал об этом от полицейских после того, как Кирстен осмотрел врач. Пока он никому об этом не скажет — не в его правилах вмешиваться в такие интимные дела.
Когда Кирстен вернулась, осунувшаяся и измученная, Хеллерман ласково улыбнулся ей.
— Как Лоренс? — спросила она.
— Сегодня я с ним еще не разговаривал, — ответил Хеллерман, — но вчера он очень волновался. Его, конечно, тревожит завтрашнее судебное слушание, но прежде всего сейчас он беспокоится о вас.
— Передайте ему, что со мной все в порядке, хорошо? Скажите, чтобы Лоренс не волновался за меня.
Хеллерман вскоре ушел, и Кирстен закуталась в одеяло, пытаясь унять дрожь. Если бы она поговорила с Лоренсом или услышала его голос, ей стало бы легче, но адвокат просил Кирстен не делать этого. Кирстен немного успокаивало то, что полиция уже склоняется к тому, что она не имеет никакого отношения к убийствам. Полицейские напали на след того, кто это сделал. Неужели Лоренс прав, и это Руби, подумала она. Но Кирстен не хотелось думать об этом… За последние сутки произошло так много всего, что она была не в состоянии этого осмыслить. Но какое же счастье было услышать вчера от Хеллермана, что Лоренс любит ее! Кирстен очень боялась, что он будет винить ее во всем, ведь из-за этого он вряд ли получит опекунство над Томом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});