от меня информации, но что взамен?
— Ты не в том положении, чтобы торговаться. Я могу убить тебя, и сделать это крайне мучительно.
— Тогда я могу унести свои тайны в могилу, — осклабился Каменев. — Или же мы договоримся о честном обмене: вы оставите мне жизнь, а я расскажу то, что знаю. И мы разойдемся.
Жизнь? Глыбе?
Только если сдать ему лично в руки Самойлову или кому-то проверенному из «Десятки». Жаль, я не знал, насколько этот бастард был дорог князю Горчакову. Если сиятельный батя прикипел к ублюдку сердцем, то мог поднять самые высокие связи, чтобы его освободить. А я этого не хотел.
С другой стороны, где гарантия, что Глыбу к этому моменту не прикончат свои же? Я мог отпустить его, но как долго бы он прожил после этого?
— Допустим, договорились.
Глыба усмехнулся.
— Э, нет, ваше сиятельство, — он покачал головой. — Я чую в ваших словах ложь…
— Потому что я не хочу тебя отпускать.
— Но вы уж разберитесь с собой, а то часики тикают…
Вместо ответа я схватил его правую руку, зажал в районе локтя коленом, а свободной надавил, создав рычаг. Кость треснула. Глыба взвыл.
— Не стоит сбрасывать со счетов старые добрые пытки, — улыбнулся я. — В человеческом организме более двух сотен костей, и, поверь, достаточно переломать хотя бы десятую часть от этого количества, чтобы ты запел соловьем. Мне хватит изобретательности и сил сделать это.
Глыба широко улыбнулся, и я увидел, что его рот был наполнен кровью.
— А хватит ли времени? — кашлянул он, обрызгав меня.
— Давай попробуем.
Пальцев было десять, но я экономил время и сломал ему сразу безымянный и средний на левой руке. Глыба дернулся, попытался сдержать рвавшийся из утробы крик, но не смог. Все-таки заорал, а я слишком поздно задумался о том, чтобы засунуть ему какой-нибудь кляп в рот.
— Итак? — я склонился над ним. — Новая сделка. Я просто смогу убить тебя быстро.
— А я не собирась умирать.
Еще два пальца. Меня это начинало утомлять. Крепкий парень. Вяземский на его месте уже после первого перелома наверняка сдал бы мне даже мать родную.
— Ладно, — наконец Глыба перестал хватать ртом воздух, отдышался и чуть приподнялся, сплюнув кровь в сторону. — Ладно. Подожди…те.
— Ну?
— Беклешев… Я знаю, что он берет деньги у нескольких благотворителей, и они идут не на нужды колонии. Через Беклешева деньги просто проводят. Но на самом деле они идут на другие нужды. Благотворительность не облагается налогами, эти отчисления не проверяют…
— То есть деньги отмывают?
— Отмывают? — улыбнулся Глыба. — Интересная формулировка. Называйте как хотите. Я просто знаю, что некоторые люди, что числятся в списке крупных меценатов, переводят деньги Изваре, но они оседают в другом месте. Беклешев… Он как-то их обналичивает и направляет другим.
— Кому?
— Я не знаю имени. Точнее, у них всех там ненастоящие имена. Библейские.
— Лазарь?
Каменев удивленно моргнул.
— Это имя я слышал. Но нет, здесь другой. Захария. Он одаренный. Но настоящего имени я не знаю. Мне кажется, он не из Петербурга. Говор у него… словно с акцентом. Но не совсем иностранный. Словно он просто из другого региона.
Вот и ниточка нашлась. Значит, Извара использовалась Лазарем для отмывания денег. Логично — счета нужно хранить в чистоте, а благотворительность — действительно удобная ширма для слива финансов.
— Кто из меценатов спонсирует отмывание?
— Я не видел точных списков. Просто подслушал разговор Беклешева, телефонный… Он звонил Григорьеву. Еще Емельянов… Назаров… Данилова…
Я судорожно перебирал эти фамилии в голове. Из одаренных вроде только Григорьевы. Остальные — бывшие купцы, а ныне предприниматели из высшего простолюдинского сословия. Богатые, даже с дворянским титулом, но без дара. И зачем им все это? Впрочем, понять бы, на кой черт все это и Лазарю с его масонской, блин, ложей.
— Что еще?
Глыба потер раненую руку.
— А что нужно?
— Какие поручения тебе давали?
— Я выбирал людей. Сначала только я приглядывал, потом обзавелся свитой. Мы работали внутри колонии. Смотрели на воспитанников, отбирали по спущенным Беклешевым качествам… Потом составляли списки.
— Списки на что?
— На работу на дальних фермах, — улыбнулся бастард. — Но их отправляли не на ферму, это я точно знаю.
— А куда?
— На завод. Там, внизу, есть рабочее помещение. Там отобранных… обучали.
Я нервно проглотил слюну. Значит, даже Митя был прав — не в этих рассказах о призраках, конечно. Но бункер точно был. И вот для чего его использовали. А ведь это здорово смахивало на схему на острове. Тоже подземный блок, в который не было ходу «непосвященным». Только здесь работа велась с неодаренными.
— Чему там обучают?
— Не знаю, — покачал головой бастард. — Это не мое дело. Там всем заправлял Захария, а там, где начинаются его полномочия, заканчиваются полномочия всех прочих. Полагаю, Беклешев выводил деньги для него. Чтобы там все устроить… Больше я ничего не знаю, господин Оболенский. Я уже наговорил вам на три пули в свое голове. Отпустите меня, и я смогу скрыться, пока они заняты вашей поимкой.
Я покачал головой.
— Не могу. Ты нужен. Не мне — а тем, кто прижмет хвост этим Захарии, Лазарю и всему их Ветхому Завету.
— Жаль. В какой-то момент я вам поверил.
Потому что в какой-то момент я сам не верил, что смогу его прикончить. И сейчас не хотелось. Но Глыба был важным свидетелем. Он мог рассказать все это под протокол, помочь в опознании, да и вообще вскрыть много схем. Нет, нельзя его отпускать. Но что с ним делать? И как мне выбраться из леса с такой обузой?
— Поднимайся, — я выпрямился сам и подал ему руку. — Пойдешь со мной.
Глыба приподнял рассеченную бровь.
— Прошу прощения?
— Ты у меня как чемодан без ручки, Глыба. Тащить будет тяжело, но и бросить нельзя. Ноги у тебя целы, так что пойдешь со мной к машине. Я сдам тебя службе, а там пусть решают твою судьбу.
Тьма во мне верещала, выла и умоляла выпить его дар сейчас. Бросить его, высушить до дна и спасаться самому. И я с трудом подавил ее вопли в свое голове. Нет, так будет неправильно. Так нельзя. В первую очередь, для дела. Нужен свидетель, а Глыба за столько лет видел многое. Тьма, заткнись. Потом кого-нибудь сожрем.
Пришлось подхватить и встряхнуть Каменева, чтобы он смог подняться — переломы не позволяли нормально за меня ухватиться.
— Все, идем, — сказал я. — Я помню дорогу.
Глыба смерил меня недоверчивым взглядом.
— Странно. Вы ведь не хотели оставлять мне жизнь. Я чувствовал