В центре, где находилась вся гвардия,[2597] правее должна была стоять австрийская кавалерия и резерв гвардии, но по непредвиденным обстоятельствам австрийская кавалерия не стояла на своем месте и гвардия очутилась в первой линии.
Гвардия выступила в назначенное ей время с распущенными знаменами, музыкой и необыкновенной исправностью одежды и идеальном, мечтательном порядке. Громадные тамбур-мажоры, махая и подбрасывая свои палки, шли перед музыкой, кавалерийские офицеры гарцовали на тысячных лошадях, пехотные скромно, так же, как и все солдаты, шли на своих местах и отбивали шаг, на всем протяжении полка, в ногу и по одному темпу. Великий князь Константин Павлович, в белом кавалергардском колете и блестящей золотой каске, ехал впереди конной гвардии.[2598]
Гвардия переправилась через ручей у Вальк-Мюлле и остановилась, пройдя с версту, по направлению к Блазовицу, где уже должен был находиться князь Лихтенштейн. Впереди гвардии виднелись войска, принятые у нас сначала за колонну князя Лихтенштейна. Цесаревич построил гвардейскую пехоту в две линии развернутым фронтом: в первой стали полки Преображенский и Семеновский, имея перед срединою артиллерийскую роту имени великого князя Михаила Павловича, во второй — Измайловский полк и гвардейский егерский баталион. На правом фланге баталионов было по два орудия. Позади пехоты расположились лейб гусары и конная гвардия. Впереди гвардии, по диспозиции,[2599] должна была находиться австрийская кавалерия. Как вдруг из войск, видневшихся впереди и принимаемых за австрийцев, пролетело ядро.[2600] Войска, видневшиеся впереди, были не наши, а неприятель, который не только стрелял, но и наступал прямо на нравственно не приготовленную к делу гвардию. Здесь, в центре, точно те же неизбежные, но не предвиденные обстоятельства сделали то, что австрийская кавалерия, долженствовавшая стоять перед гвардией, должна была отойти, так как место, на котором она была поставлена, перерытое ямами и оврагами, было невозможно для кавалерийских действий; вследствие этого то гвардия неожиданно и непредвиденно попала в дело и, несмотря на блестящие атаки преображенцев и кавалергардов, как говорят военные историки, должна была весьма скоро отступить по тому же направлению, по которому из Працена отступали другие колонны.[2601]
Багратион по диспозиции должен был последний, со своим правым флангом, ударить на неприятеля и довершать его поражение.[2602] Но весьма скоро было замечено, что не только неприятель не был разбит во всех других пунктах, но наступал, и потому князь Долгорукий ограничился защитою и отступлением. Как при Шенграбене, князь Багратион медленно ездил на своей белой кавказской лошади перед рядами войск, точно так же, как и там, очень мало командовал и распоряжался и, так же как и там, действия его правого крыла спасли всю армию и он отступил в совершенном порядке.
————
В начале сражения, не желая согласиться на требование Долгорукова — начинать дело — князь Багратион[2603] предложил послать с вопросом этим своего дежурного ординарца — Ростова к главнокомандующему.
* № 78 (рук. № 85. T. I, ч. 3, гл. XVIII).
<Войска левого фланга слышали стрельбу позади себя, не получали никакого приказания от главных начальников и продолжали, лениво подвигаясь вперед, ожидать, чем всё это кончится. Некоторые войска, как бригада графа Каменского, подвигавшаяся всё еще к низам левого фланга, самовольно переменили направление и обратились на французов, но граф Ланжерон и другие, твердо помня столь не понравившуюся им накануне диспозицию, не смели отступить от предназначенного и обратиться на французов, подставлявших им свой фланг. Когда они сделали это, было уже поздно, — как говорят военные историки — французы уже поставили батареи на Праценских высотах и легко отбивали отдельные и непоследовательные попытки русских. Вышедшие из низов колонны Ланжерона имели по крайней мере ту выгоду, что, хотя разбитые и расстроенные, они могли беспрепятственно отступать зa речку Литаву с другими расстроенными частями армии.[2604] Другие же войска, в особенности Пржибышевского вследствие того, что он до малейшей подробности продолжал быть верен диспозиции, погибли все и принуждены были позорно положить оружие, за исключением некоторых непокорных солдат и офицеров, которые, несмотря на приказание командующего колонны Пржибышевского положить оружие, продолжая стрелять по французам, отдельными партиями, где отстреливаясь, где убегая, спаслись от плена и пришли к армии; в числе этих последних был Долохов. В колонне Пржибышевского большая часть офицеров и генералов была убита и ранена, генерал Вимпфен, Штрик, Миллер, Селехов, кто были убиты, кто ранены, взяты французами. Генерал полка, в котором служил Долохов, был убит в самом начале дела штурма замка Сокольница, против которого был послан их полк. Долохов, уже произведенный в офицеры, командуя ротой, шел рядом с полковым командиром в то время, как ядро оторвало с плечом руку добросовестному, двадцать лет безупречно служившему офицеру.
— Ребята, вперед, не посрамим полка! — кричал он, падая с лошади.
«Глупое животное, а молодчина был», подумал Долохов, поспешно отворачиваясь от убитого.
Сокольниц был взят блестящим штурмом. В то время, как они укреплялись в Сокольнице, в тылу слышались выстрелы и пронеслась молва, что в центре наши разбиты. Ежели бы генерал Пржибышевский из Сокольница отступил назад или налево, соединяясь с Дохтуровым, он спас бы часть своих полков, но в диспозиции, он хорошо помнил, хотя бы ему давно пора было забыть ее и понять, что все условия сражения изменились, в диспозиции было сказано, чтобы ему итти направо к Кобельницу, где долженствовала быть 4-я колонна. Несмотря на[2605] здравый смысл, простой глаз и звуки выстрелов, слышавшихся сзади, он пошел не назад, не налево, где бы он мог встретить русские войска, но направо к Кобельницу, полагая убегать от французской армии и, входя в самую средину ее, окруженный со всех сторон, ругаемый в лицо солдатами и офицерами, он тут только в первый раз отступил от диспозиции: он положил оружие и сдался в плен со всем корпусом, хотя этого распоряжения никак не было предвидено и предписано даже и в австрийской диспозиции.>
* № 79 (рук. № 86. T. I, ч. 3, гл. VII).
<Nicolas, на днях уже по приходе к Ольмюцу, ездил с Денисовым к вновь прибывшей из Вены знаменитой фрау Луизе. И несмотря на весь ужас, обхватывавший его при мысли о том, для чего он ехал к фрау Луизе, он показывал вид, что такие посещения для него не редкость (хотя это был первый его шаг на этом пути веселого разврата). Он пробыл вечер и ночь у фрау Луизы и, узнав все трогательные подробности выдуманной истории красивой брюнетки — венгерки Каролины, вышел оттуда с сознанием упадка в своих глазах и совершенного преступления. Но это сознание не делало его меланхолическим, а напротив — еще более развязно гусарски веселым, таким веселым, которому он сам удивлялся. И оттого он теперь так бойко сидел на лошади, так весело, беспечно распевал и так небрежно, плутовски поглядывал на попадавшихся ему по дороге женщин.>
* № 80 (рук. № 86. T. I, ч. 3, гл. XIV).
<Сущность диспозиции была следующая: первой колонне — Дохтурова итти от Гостиерадека, через Аугест, на Тельниц, овладеть сим селением и обратиться вправо, равняясь с головою второй колонны графа Ланжерона, имевшей назначение пробиться между Тельницем и Сокольницем; третьей колонне Пржибышевского спуститься с Праценских высот, итти к Сокольницу и, овладев им, выравняться с первыми двумя колоннами. Все войска сии поручены графу Буксгевдену. Четвертой колонне — Колловрата пробиваться у Кобельница, потом примкнуть левым флангом к третьей колонне и с нею вместе опрокидывать правое крыло неприятеля к Латейну. Князю Багратиону, в начале сражения, оставаться впереди Позоржица и, во что бы ни стало, удерживать свою позицию, а когда увидит он успех четырех колонн, действовать наступательно, во всяком случае, не допуская обойти себя слева. Для усиления левого крыла его, послали ему ввечеру из колонны князя Лихтенштейна порученные генерал-адъютанту Уварову полки: Елисаветградский гусарский, Черниговский и Харьковский драгунские. Пятой колонне князя Лихтенштейна, состоявшей из уланского цесаревича полка и 32-х австрийских эскадронов, содержать сообщение между князем Багратионом и четырьмя первыми колоннами, пользуясь каждым удобным случаем для атаки. Гвардия должна была служить подкреплением ему и левому крылу князя Багратиона. В неудачном случае назначено отступать к селению Гидьежиду, находившемуся на дороге в Венгрию.>