— Только коньяк, — огорчившись, сообщил официант.
— Найдешь, — сказал за его спиной возникший неожиданно Валерий и, подождав, когда удалится официант, доложил: — Все выполнено, Александр Иванович.
— Спасибо, Валерий, — не глядя на него, поблагодарил Смирнов.
— Если что понадобится, я здесь, неподалеку, — сделав полупоклон, Валерий удалился.
Взамен прибыл официант с закусью и графинчиком.
— Вы водички заказать забыли. Я на всякий случай захватил. Открыть?
— Боржом и две "Пепси", — конкретизировал, что открывать, Смирнов.
Открыто, накрыто, расставлено, разложено. Виктор неверной рукой налил себе первую и выпил под водичку. Смирнов с коровьей методичностью жевал зелень.
— Вы вышли на них, Александр Иванович? — пережив первую дозу, спросил Виктор.
— Нет еще.
— Но предполагаете, кто они?
— Предполагаю. Но вряд ли следует тебе об этом говорить.
— Почему?
— Мешать будешь. Потому что захочешь помогать. А ни хрена не зная, мог бы помочь мне по-настоящему.
— Но я уже кое-что знаю!
— В том-то и беда, Витя.
— Осетрину нести? — спросил подошедший официант.
— Неси, — разрешил Смирнов и приступил к закуске. Виктор не ел — не хотелось. Ему хотелось спрашивать. Он по-собачьи смотрел на Смирнова, которому это сильно мешало есть. — Кончай меня гипнотизировать!
— Я должен все знать. Я это начал.
— Ты не начал. Ты заварил.
— Тем более! Иваныч, если бы ты знал, как мне хочется раздавить их!
— Чего уж тут не знать. Гонор твой суперменский весь, как на ладони.
— Ну так как?
— Подумаю, Витя, — утихомирил его Смирнов и принял от официанта тарелку с восхитительной жареной осетриной. Виктор недоуменно заглянул в свою, которую официант поставил перед ним. Смирнов посоветовал: — Ешь, дурачок.
Дурачок ковырнул вилкой рыбку, попробовал, понравилось. Зажевал. Энергично трескали, когда подошел Александр Петрович. Он без слов устроился за их столиком. Официант почтительно водрузил перед ним высокий стакан, в котором было нечто желтое со льдом.
— Богатые люди — особые люди, — даванув косяка на стакан, заметил Смирнов. — Ничего отечественного душа не принимает. Только виски, и только со льдом!
Александр Петрович рассмеялся и миролюбиво объяснил:
— Просто меньше пахнет. Я ведь за рулем.
— Ну и как? — спросил Смирнов. Осетрину прикончил, мог спрашивать.
— Выход на вас у них был только через Алексея. А Алексея они вели уже довольно долго, считая его информированность чрезвычайно опасной.
— Но почему они так переполошились из-за меня? Ну, приехал старый отставной хрен, ну, встретился с давним приятелем... Какая я для них угроза? А они убирают Алексея, чтобы наша вторая встреча не состоялась.
— Алексея они из-за меня убили, — подал голос Виктор.
Смирнов и Александр Петрович разом глянули на Виктора и тотчас отвернулись: не до него было. Александр Петрович пригубил стакан и сказал Смирнову:
— Он сказал, что не знает, почему. И скорее всего, это правда.
— Ну, а как насчет масштабов? — поинтересовался Смирнов.
— Общемосковские, Александр Иванович, общемосковские. Прихвачены все группировки.
— Предполагает просто или аргументы имеются?
— Ему предлагали внедрение на выбор. Выбрал нашу. Из-за Николая.
— Чем помочь мне можешь, Саша?
— Регулярной подробной информацией и техническим обеспечением.
— Что ж, спасибо. А если мне люди понадобятся?
— Нет, — твердо отказал Александр Петрович.
Смирнов глянул сквозь решетчатую стену на зал, где веселились все, как один, накачанные мужественные молодые люди. Отвел взгляд, согласился:
— Наверное, ты прав. — И, подумав: — Не кажется тебе, что надо с этим кончать? Негоже солидному бизнесмену, занимающемуся серьезным и полезным делом, тащить за собой криминальный хвост? Отруби его, Саша.
— А как? — вдруг разволновался Александр Петрович. — Ликвидировать группировку и выпустить на волю диких зверей? Мало по Москве преступлений, что ли?
— У тебя они вязанием кружев занимаются?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Во всяком случае, я не позволяю им терроризировать обывателя.
— Ладно, твои проблемы и тебе их разрешать. Наша связь?
— Целесообразнее всего, Валерий — Виктор.
— Виктор у них под колпаком. Да и захочет ли? Захочешь, Витя? Смирнов подмигнул Виктору, который игривую вольность общения не пожелал поддерживать. Серьезен был и серьезным делом хотел заниматься, поэтому обратился к Александру Петровичу:
— Я к вашим услугам, Александр Петрович.
— И к его тоже, — дополнил Александр Петрович. — Ну, а насчет колпака... С завтрашнего дня все их внимание переключится на вас, Александр Иванович. Джон доложит о вашем сегодняшнем визите сюда.
— Считаешь возможным с их стороны страховочный контроль? — сообразил Смирнов.
— Не только возможным, но и наиболее вероятным. А поэтому Джоном рисковать не хочу.
— Резонно. Но одно но. Виктор чаще всего будет со мной. Он мне нужен.
— Не мне вас учить, как безболезненно разделяться. Первый ваш контакт, Виктор Ильич, по телефонному звонку ночному. А далее определитесь сами. У меня все, Александр Иванович. — Александр Петрович допил виски, с сожалением посмотрел на пустой стакан и встал. — Как говорится, раздельный старт. Я уезжаю первым.
Он ушел. Виктор добил остатки и вопросительно посмотрел на Смирнова.
— Подожди меня здесь. Мне позвонить надо, — сказал Смирнов и направился в служебные закоулки. Отсутствовал пару минут, вернулся и предложил: — Пошли.
В складском помещении — одна под неоновым светом — ждала их сиротливая "семерка". Открыли дверцы, стали усаживаться.
— Что это? — спросил Виктор, увидев на заднем сидении запечатанный картонный ящик. Смирнов тоже посмотрел, ответил равнодушно:
— Подарок, наверное. Дома посмотрим. Поехали.
Когда въехали в Мещанскую, Виктор глянул на часы.
— Десять! — удивился он. — Всего-то десять вечера. Ну и денек сегодня был.
— Он не был. Он есть. — Смирнов загнал "семерку" в ночное стойло — на тротуар — и поставил на ручной тормоз. — В половине одиннадцатого у нас гости. А пока давай к бабушке зайдем за фотографиями.
Анна Сергеевна, видимо, уже укладывалась, в связи с чем и встретила их суровым вопросом:
— Позднее не могли?
— Уж вы извините нас, мамаша! — бодро оправдался Смирнов.
— Какая я тебе мамаша? В крайнем случае, сестра. И то неизвестно, старшая или младшая, — отбрила развязного старичка Анна Сергеевна и, оставив их у двери, ушла в комнату и вернулась с конвертом. Сказала вполне вежливо — отошла: — Держи, Витя.
Картинки смотрели сообща, как семейный альбом. Смирнов задумчиво и всесторонне разглядывал каждый снимок, а Виктор комментировал. От этого дела их отвлек дверной звонок.
Как только Роман и Алик уселись на тахту, Смирнов встал со стула:
— Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к вам приехал ревизор.
— Ревизор — это ты? — догадался Казарян, а Алик схватился за голову:
— Господи, он опять лезет на рожон!
Смирнов, первой фразой выпустив весь свой иронический пар, заговорил серьезно:
— Вот что, ребята. Совсем недавно, на излете жизни, я вдруг понял, кто я. Я считал себя раньше рядовым членом общества, составной некоего человеческого объединения, представителем определенной прослойки, одним из шеренги борцов за всеобщее счастье. Всю свою жизнь я был частью чего-то, то есть меня, как отдельной личности, не существовало. Я — из овечьего стада, которое вели неведомые мне, но априорно безгрешные и прозорливые бараны, по очереди много лет возглавлявшие стадо. С ужасом на склоне лет осознав это, я пытаюсь теперь вырваться из всеобщего. Я пытаюсь стать частным лицом, для которого единственной мерой жизни являются собственные представления о чести, о совести, о добре и зле, о справедливости. Мерой и способом существования.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})