― Николя рано поутру отправился осмотреть поместье, и вряд ли он вернется скоро, — сказала вдруг Селеста, словно Mapa просила ее объяснить, почему он отсутствует в гостиной.
— Понятно, — кивнула Mapa, почувствовав невероятное облегчение. Ей было бы трудно встретиться с ним вскоре после разговора с горничной. — Полагаю, ему очень интересно увидеть снова те места, к которым он привык с детства.
— Еще бы! Хорошо, что погода стоит сухая, а то когда пойдут дожди, дороги развезет, и верховая прогулка уже не будет доставлять столько удовольствия. Случается, что река выходит из берегов, и мы здесь, в Бомарэ, просто страдаем от наводнений.
— И часто здесь бывают наводнения? — спросила Mapa озабоченно.
— Каждый год, — с тяжелым вздохом кивнула Селеста. — Раз на раз не приходится, но иногда нас заливает основательно. Не так давно река разлилась столь сильно, что весь нижний этаж ушел под воду. Я решила тогда, что дому пришел конец, да и поместью тоже, поскольку мы понесли огромные убытки. Но самое ужасное то, что, когда вода спала, в доме оказалось невероятное количество змей — их принесло течением вместе с грязью, сухими корягами и прочим мусором. Терпеть не могу этих тварей! — Она с отвращением поморщилась. — Бог мой, я до сих пор помню, как чуть было не лишилась Жана-Луи, когда увидела змей на полу своей собственной гостиной! Мы опасались, что придется полностью перестраивать дом или даже переносить его повыше, но все обошлось, река вернулась в свои берега. Так что возможно еще, что Бомарэ переживет старую сикомору, которой бог знает сколько лет!
— Вы больше не боитесь наводнения? — поинтересовалась Mapa.
— Нет, почему же, боюсь. Но знаете, моя милая, ко всему со временем привыкаешь. Когда я переехала сюда из Честертона, здешние топкие болота и близость реки произвели на меня удручающее впечатление. Иногда по ночам мне, снились кошмары: казалось, я бегу, но не могу сдвинуться с места, болото наступает мне на пятки и, в конце концов, засасывает. Я думаю, что только родившийся здесь может считать Бомарэ своим домом, остальные же всегда будут чужаками, — с тяжелым вздохом ответила Селеста.
Mapa вздрогнула, поскольку хозяйка словесно выразила те чувства и мысли, которые одолевали ее саму.
— Белла сказала мне, что Пэдди, мой племянник, куда-то вышел. Вы не знаете, где он может быть? — Mapa решительно переменила тему разговора.
— Наверное, он вместе с Дамарис. Хотя, думаю, долго он отсутствовать не будет. Как только она обнаружит, что… — Селеста прислушалась к отчетливо доносившимся с заднего двора крикам ярости. — Так и есть, Дамарис очень недовольна, — пояснила она за секунду до того, как в гостиную ворвалась ее запыхавшаяся от бега дочь.
— Мама, он уехал на Сорсьере! Он взял мою лошадь! Как он посмел?! — кричала Дамарис, не владея собой, и лицо ее побелело от гнева. Пэдди тихонько вошел за ней следом и, остановившись у двери, молча слушал гневную тираду своей новой подружки, обращенную против Николя.
— Успокойся, это я разрешила Николя взять Сорсьера. И тебе прекрасно известно, Дамарис, что лошадь эта не твоя. Отец купил его для себя, а достался он тебе лишь потому, что никто другой не смог с ним справиться. Кстати, если бы отец был жив, он и близко не подпустил бы тебя к такому норовистому коню — это очень опасно.
— Но ведь только я могу ездить на нем, — не унималась Дамарис. — Он никого не любит, кроме меня.
— Вот именно. А между тем это дьявольски опасное животное, злобное и неуправляемое. Я недаром собиралась продать его еще несколько месяцев назад. Если же Николя он придется по нраву, я подарю ему его. Только сомневаюсь, что кому-нибудь может понравиться Сорсьер.
— Нет, вы этого не сделаете! Я не позволю! — воскликнула Дамарис, и из ее глаз неудержимо хлынули слезы. — Хорошо бы он сбросил Николя! Он не имел права брать мою лошадь. Зачем он только вернулся! — С этими словами она выбежала из гостиной, и через миг громко хлопнула входная дверь.
— Извините, мадемуазель. Поведение моей дочери непростительно. — Селеста поджала губы — это означало, что она не в духе. — Иногда она бывает просто неуправляема, чем доставляет мне много хлопот. Дамарис с детства отличалась вздорным характером. Как жаль, что она совсем не похожа на Николу которая уж скорее полдня проведет в раздумьях о том, ленту какого цвета выбрать к платью, чем будет носиться сломя голову верхом неизвестно где!
Mapa задумчиво усмехнулась. Из двух сестер ей гораздо более приятной и милой казалась неугомонная Дамарис.
— Пэдди! — Mapa остановила мальчика, который собирался последовать за Дамарис. — Думаю, ее сейчас лучше оставить одну. Почему бы тебе не заняться пока солдатиками? — предложила она. Пэдди разочарованно, но послушно кивнул и отправился к себе в комнату, на ходу разрабатывая стратегию предстоящего боя.
— Николя говорил мне, что у малыша никого не осталось, кроме вас, после того как его отец умер. Как это замечательно, что вы взяли на себя заботу о нем, мадемуазель! Еще Николя рассказывал, что вы собирались возвращаться из Сан-Франциско в Лондон и он предложил проводить вас до Нового Орлеана. Жаль, что вы не приехали весной. Тогда было жарко, и ваш племянник мог бы скорее поправиться. И все же вы поступили мудро, решив передохнуть здесь перед дальним путешествием. — Селеста помолчала, глядя в глаза Маре, и потом продолжила: — Может быть, вы захотите остаться в… Впрочем, не буду вмешиваться. Простите, мадемуазель, это меня совсем не касается.
Вероятно, Николя скрыл от мачехи то, что она была актрисой. Вряд ли Селеста была бы так мила и обходительна с ней, если бы знала, кто она по профессии. Mapa испытывала большую признательность к Николя за то, что он позаботился о ее репутации. С другой стороны, представив ее как актрису, он рисковал бы и своим положением в Бомарэ, поскольку тогда никто не сомневался бы в том, что они любовники. Естественно, что молодая женщина, воспитывающая племянника, который так рано остался сиротой, будет принята в доме с почетом и уважением. Mapa иронически усмехнулась, подумав о том, что мир людей устроен странно и нелогично: когда-то она действительно заслуживала уважения, но не имела его, а теперь, когда они с Николя стали любовниками…
— Мадемуазель, простите, я не ослышалась? — вдруг спросила Селеста, прислушиваясь. — Мне показалось, что подъехал экипаж.
— Сейчас я посмотрю, — ответила Mapa и подошла к окну, которое выходило к подъезду.
И действительно, к дому подкатил экипаж — элегантное ландо с откидывающимся кожаным верхом и ливрейным кучером-негром в белых перчатках, который старался сдержать рвущихся вперед коней. Молодой лакей сбежал с крыльца и, откинув ступеньку и распахнув дверцу, поклонился даме, сидящей в экипаже. На гостье был великолепный жакет с воротником из чернобурки, но лица Маре разглядеть не удалось из-за темной вуали, свисающей с края маленькой шляпки в тон жакета. Женщина вышла из экипажа и, перекинув через плечо ремень сумочки, быстрым шагом направилась к двери. Вскоре Mapa потеряла ее из виду.