— Но как это возможно? — голос сержанта был тверд.
— Странно, странно… только он один… из тысяч людей… нисколько не изменился под влиянием Приграничья. Из всех жителей Приграничья — только он. Все спятили, он один сохранил ясность рассудка!
— Потому он и великий человек, — сержант сделал шаг назад, положил руку на дверную ручку. — Если вам больше ничего не нужно, господин Уэн, я вернусь к…
— Но если жизнь в Приграничье не прошла для Амоса даром, и он лишь скрывал этот факт, то многие, узнав теперь об этом, начнут по-другому к нему относиться, верно?
Сержант бросил на Калли удивленный взгляд.
— Вы имеете в виду… — он замолчал.
— Что? Что вы хотели спросить? — О’Рурк с невинным видом посмотрел в глаза охраннику.
— Нет, ничего. — Сержант повернулся и вышел.
Калли проводил его взглядом. Щелкнул замок. О’Рурк печально покачал головой — он знал, что скрытые видеообъективы передадут это движение тем, кто наблюдает сейчас за комнатой. Потом принялся с рассеянным видом осматривать свои приобретения.
Одну за одной он вставлял кассеты фильмокниг в просматриватель. Затем небрежно взял колоду карт.
Пластиковая оболочка была гладкой и прозрачной. С этикетки смотрели на Калли слова: «Первая Граница — 60 карт». О’Рурк одобрительно кивнул: это была настоящая колода — из тех, которыми пользовались в свое время космические угонщики — взрывчатка, которую Калли описывал Майку и другим товарищам по оружию еще на борту «Нанш Ракх».
Каллихэн предположил, что нынешние владельцы магазина могли сохранить несколько старых колод, не подозревая об их истинной сущности. Только приграничник мог попросить такую колоду — если, конечно, она не лежала на витрине. А наличие колоды в шестьдесят карт было зарегистрировано в памяти магазинного компьютера — и больше нигде. Теперь у О’Рурка имелось оружие. Он перевернул колоду, чтобы осмотреть красную печатку-наклейку, одновременно служившую запалом и реле времени.
Но ее там не оказалось!
Секунду Калли тупо смотрел на колоду — на то место, где должна быть печатка. Потом понял, что произошло: колоду уже вскрывали. Выполняя предписания устава, охрана распечатала колоду, чтобы проверить, не спрятано ли между картами что-нибудь полезное для арестованного. Ничего подозрительного не обнаружив, они вновь запечатали колоду, использовав кусочек скотча.
Потенциально колода вполне могла взорваться, но без запала была не опаснее самой заурядной стопки бумаги. Задумавшись, Калли отодвинул карты, кассеты фильмокниг и все остальное в сторону, прилег на койку и закрыл глаза. Немного подремав, он вскочил и вызвал охранника.
— Слушаю, господин Уэн?
— Знаете… — Калли дружелюбно улыбнулся. — Нельзя ли поставить сюда какое-нибудь растение? Чтобы не так мрачно было. Цветок в горшке, что-нибудь еще в этом роде…
— Я узнаю.
Дверь захлопнулась. Но меньше чем через час была распахнута вновь — охранник внес цветущую герань в тяжелом керамическом горшке.
— Вот это уже лучше! — поблагодарил его Калли. — Поставьте вот туда, на столик, пожалуйста.
Сам он тем временем продолжал раскладывать на койке карты, явно готовясь к партии в приграничный бридж. Дверь со звоном захлопнулась. Калли втянул носом воздух, одобрительно кивнул — пряный запах герани уже наполнил комнату.
Остаток дня он провел за игрой в карты и чтением. Когда осветительная панель померкла, О’Рурк небрежно смахнул на пол разбросанные по койке карты — так, что они упали в узкий промежуток между койкой и столиком. Потом разделся, залез под простыню, натянув ее до самого подбородка, и повернулся лицом к стене. Примерно полчаса он никак не мог успокоиться, ерзая и ворочаясь. Наконец дыхание его выровнялось, и он перестал шевелиться.
Весь остаток ночи — с точки зрения тайного наблюдателя, следившего за Калли, — арестант спал. Лишь несколько раз он поднимался, набирал в стакан воды, выпивал, снова набирал и относил к кровати, где ставил на пол, в промежуток между койкой и столиком. Время от времени О’Рурк беспокойно шевелился, что явно указывало на новый приступ жажды, которую он и утолял водой из приготовленного стакана.
Так все это могло представляться тайному наблюдателю. На самом же деле Калли работал под прикрытием столика, не теряя времени. Начал он часа через три после того, как якобы заснул. Затем, стараясь не выдать себя лишним движением, он принялся отвинчивать металлические ножки столика — те две, что были ближе к кровати. Первая ножка упорно сопротивлялась попыткам Калли открутить ее. Но постепенно, делая вид, будто тревожно шевелится во сне, Калли удалось сдвинуть дело с мертвой точки. Потом все пошло легко — нужно было лишь терпеливо, дюйм за дюймом поворачивать ножку.
Освободив ее, он осторожно, чтобы не нарушить равновесия столика, балансировавшего на трех оставшихся, упер конец отвинченной ножки в изгиб локтя, прижав к полу противоположный. Правой рукой и зубами он терпеливо трудился над колодой карт.
Медленно и аккуратно он разорвал карты на мелкие кусочки и пропитал каждый обрывок водой из стакана. Когда картон размок до состояния папье-маше, О’Рурк принялся засовывать кусочки в отвинченную трубку, перемежая с порциями земли, позаимствованной из цветочного горшка, и наполовину пережеванными остатками ужина.
Чтобы заполнить трубку, ушла почти вся ночь. Это была нелегкая работа. Когда в трубке не оставалось больше места, почти вся колода оказалась использованной. Потом Калли начал осторожно привинчивать ножку на место, спрессовывая начинку, пока кашица не выдавилась темным ободком вокруг гнезда. Потом он аккуратно подобрал прозрачную пластиковую обертку колоды, сунул в нее оставшиеся пять карт и положил в нагрудный карман рубашки — со стороны колода казалась полной. И только теперь О’Рурк заснул с чувством исполненного долга.
Часа три спустя принесли завтрак, и Калли был разбужен. Он заставил себя встать, поковырял яичницу с ветчиной, выпил кофе. Потом потер покрасневшие глаза и отправился к умывальнику. Умывшись, почистив зубы, побрившись и придя таким образом в более человеческое состояние, О’Рурк присел на стул. Он протянул руку к столику, ладонь его легла на просматриватель для фильмокниг. Калли без особого интереса вставил в него кассету, но мысли его были сосредоточены на металлической ножке стола, превращенной за ночь в бомбу.
Это и в самом деле была бомба. Нитроцеллюлоза, смешанная с землей из цветочного горшка, богатой органическими элементами, самовозгорится через несколько часов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});